Все члены ИК были равноправны, но каждый отдельный член подчинялся воле большинства. Наиболее влиятельными фигурами в ИК первоначально являлись А.Д. Михайлов, А.И. Желябов, Л.А. Тихомиров и А.И. Зунделевич. Впоследствии на первый план выдвинулись также С.Л. Перовская, М.Н. Ошанина и В.Н Фигнер[22].
Важнейшими программными документами «Народной воли», дающими нам представление о месте и роли терроризма в деятельности этой организации, являются: Программа Исполнительного комитета (сентябрь–декабрь 1879 г.) и инструкция «Подготовительной работы партии» (весна 1880 г.). Наряду с провозглашением заговора и захвата власти средством для освобождения народа, для осуществления его воли, «Программа Исполнительного комитета» включала и деятельность разрушительную, «террористическую». Террор, уже широко применявшейся «Землей и волей» в качестве возмездия, в программе «Народной воли» определялся как средство, способствующее осуществлению революции. Смысл террора партия видела в «непрерывном доказательстве возможности борьбы против правительства», возможности посредством его «поднимать таким образом революционный дух народа и веру в успех дела и, наконец формировать годные и привычные к бою силы»[23].
Накануне восстания планировалось осуществить целую серию террористических актов в отношении наиболее влиятельных чиновников, что должно было вызвать панику в правительстве и привести к дезорганизации власти[24].
Та же мысль высказывалась и в «Подготовительной работе партии», но уже в более практической плоскости. «Искусно выполненная система террористических предприятий, – разъяснялось в документе, – одновременно уничтожающих 10–15 человек – столпов современного правительства, приведет правительство в панику, лишит его единства действий и в то же время возбудит народные массы, т.е. создаст удобный момент для нападения»[25].
Таким образом, как видно из программных документов «Народной воли», террор рассматривался как непосредственный рычаг захвата власти, «как один из эффективных методов подрыва власти, как наступательное оружие». Это принципиально отличает программу народовольцев от «Земли и воли», где террор рассматривался, прежде всего, как орудие самозащиты и мести. Теперь террористы собирались не защищаться против царизма, а сами перейти в наступление.
После победы восстания предполагалось создание Временного правительства, чья основная задача состояла бы в организации свободных выборов в Учредительное собрание, которому Временное правительство и передало бы власть после выборов. Однако план народовольцев по свержению самодержавия свидетельствует о невероятной переоценке возможностей революционеров и недооценке сил правительства. К тому же народные массы в целом не поддержали бы народовольцев и помогали бы, прямо или косвенно, подавить правительству начатое революционерами восстание. Привлечение же на сторону «Народной воли» большинства офицерского корпуса армии являлось в условиях тогдашней России совершенно несбыточной мечтой.
Единственное, чего при удачном стечении обстоятельств могла бы добиться «Народная воля» – так это некоторых либеральных уступок от запуганного террором правительства. О так называемой «конституции Лорис-Меликова», т.е. проекте создания при Государственном совете законосовещательного органа, куда бы входили выборные от земств и органов городского самоуправления, Исполнительный комитет ничего не знал, да и если бы знал, вряд ли бы в своей самонадеянности придал этой мере большое значение[26].
Многие ученые сходятся в том, что на формирование народовольческой идеологии большое влияние оказал П.Н. Ткачев. Он в своей статье «Новый фазис революционного движения», приветствуя переход «Земли и воли» к террору, оценивал его как стремление революционеров «встать на чисто революционный путь и своим примером, своею смелостью увлечь за собой по этому пути и народ»[27].
В то же время он предостерегал от утраты главной цели – уничтожения современной государственной власти.
Очень выразителен в плане сравнения идейных платформ П.Н. Ткачева и «Народной воли» раздел «Программы Исполнительного комитета», где излагались «руководящие принципы действий партии». Народовольцы допускали по отношению к правительству как к врагу применение принципа – «цель оправдывает средства, т.е. всякое средство, – разъясняла программа, – ведущее к цели мы считаем дозволительным». Этот принцип распространялся также на лица и общественные группы, действовавшие заодно с правительством в его борьбе с революционерами[28].
Норма революционной морали, закрепленная в программе партии, находилась в полном соответствии с идеями, которые Ткачев излагал еще в 60-х гг. в русской подцензурной печати, а С.Г. Нечаев положил в основу «Катехизиса революционера». Уже после событий марта 1881 г. П.Н. Ткачев на страницах «Набата» писал, что революционный терроризм «содействует высвобождению верноподданных из-под гнета оболванивающего и оскотинивающего их страха, т.е. содействует их нравственному возрождению, побуждению в них, забитых страхом, человеческих чувств; возвращению им образа и подобия человеческого... Революционный терроризм является... не только наиболее верным и практическим средством дезорганизировать существующее полицейско-бюрократическое государство, он является единственным действительным средством нравственно переродить холопа - верноподданного в человека-гражданина»[29].
По-видимому, в революционной литературе нет другого текста о терроризме, написанного с таким восторгом. Логика последовательного сторонника революционного насилия приводит к парадоксальному умозаключению о благотворности убийства для возрождения нравственности и пользе тактики устрашения для избавления от страха.
Интересно, что и П.Л. Лавров, определяя историческое место Ткачева в развитии русского революционного процесса, говорил о нем как об «идейном вдохновителе «Народной воли»[30].
Взгляды же самого Лаврова претерпели значительную эволюцию под влиянием народовольческих достижений. Лавров первоначально относился к терроризму резко отрицательно. В частности, в письме к русским революционерам от 11 января 1880 г. он дал крайне негативную оценку террористической тактике: «Считаю эту систему столь опасной для дела социализма и успех на этом пути столь маловероятным, что если бы имел малейшее влияние на ваши совещания и решения, когда вы вступали на этот путь, если бы я даже знал достоверно, что вы намерены на него вступить, я постарался бы всеми силами отклонить вас от этого. Но теперь уже поздно. Вы вступили на этот путь и он - именно один из тех, с которых сойти трудно, не признав явно слабость партии, не признав себя в глазах посторонних наблюдателей побежденными и не подорвав своего нравственного значения в совершающейся борьбе»[31].
Однако после 1 марта 1881 г. П.Л. Лавров уже писал иначе. Теперь он отмечал, что «все живые силы страны примкнули к этой партии», а Исполнительный комитет «своей энергичной деятельностью» «в невероятно короткое время довел дело расшатывания русского императорства весьма далеко».
В марте 1882 г. в предисловии к «Подпольной России» С.М. Кравчинского П.Л. Лавров писал: « И никто не решится сказать, что победа на стороне правительства, когда именно его меры привели к гибели данного императора, к добровольному самозаключению другого, к полному расстройству в настоящее время государственного организма России»[32].
Оставаясь противником терроризма в принципе, Лавров, тем не менее, фактически примкнул к «Народной воле», став ее союзником. Он видел и отдавал себе отчет в том, что «Народная воля» представляла собой на тот момент единственную реальную силу революции. Но поскольку реальная сила партии определялась преимущественно ее успехами на поприще терроризма, не означало ли это со стороны Лаврова фактического признания народовольческой тактики.
Эволюция русской революционной мысли в направлении признания террористической тактики как наиболее эффективной в конкретных условиях России рубежа 1870-1880-х гг. заставляет внимательно рассмотреть аргументы сторонников «террористической революции», высказанные еще до главных «народовольческих достижений». Мы имеем в виду Н.А. Морозова и его немногочисленных последователей. Морозов предложил еще в августе 1879 г. свой вариант программы Исполнительного комитета. Большинством членов ИК он был отвергнут в силу чрезвычайной роли, которая отводилась в этом проекте террору[33]. Разногласия достигли такой остроты, что несколько месяцев спустя Морозов был фактически «выслан» своими товарищами по партии за границу. Здесь он издал, с некоторыми изменениями и дополнениями, свой вариант программы под названием «Террористическая борьба».
Брошюра Н.А. Морозова начинается с экскурса в прошлое народных движений в Европе. Первая форма таких движений — крестьянские восстания. Однако они стали невозможны с появлением массовых армий и усовершенствованием путей сообщения. Иное дело - городской рабочий люд, которому сопутствовал успех в ряде выступлений. В России, где крестьянское население разрозненно и рассредоточено на огромных просторах, а городской пролетариат малочислен, революция «приняла совершенно своеобразные формы. Лишенная возможности проявиться в деревенском или городском восстании, она выразилась в «террористическом движении» интеллигентной молодежи»[34].
Во втором разделе брошюры Н.А. Морозов дал очень сжатый очерк истории революционного движения в России в 1870-е гг., показав логику постепенного перехода от пропаганды к террору. Особо он подчеркивал то обстоятельство, что властям, как правило, не удавалось разыскать террористов: «Совершив казнь, они исчезли без следа»[35].