После всеобщих выборов 1991 г. в меджлисе оказались представленными уже шесть партий, но главное – на смену однопартийному кабинету ПО пришло коалиционное правительство правоцентристов и социал-демократов в лице соответственно Партии верного пути (ПВП) и Социал-демократической народнической партии (СДНП). Эта коалиция сложилась в условиях, когда две крупные правоцентристские партии – ПО и ПВП, мало чем отличаясь друг от друга в своих программных установках, не могли договориться о сотрудничестве из-за острых разногласий между их руководством в лице лидеров – МесутаИылмаза и Сулеймана Демиреля.
Коалиция же ПВП-СДНП с самого начала отличалась острыми разногласиями. ПВП выступала за либерализацию экономики и при-ватизацию государственных экономических предприятий и возражала против политической демократизации, а социал-демократы, наоборот, требовали расширения демократии и стояли за соблюдение принципа этатизма.
В сентябре 1995 г. коалиция распалась. Новый лидер ПВП Тансу Чиллер, сменившая на этом посту С.Демиреля после его избрания президентом республики, предпринимала лихорадочные усилия, чтобы остаться премьер-министром. Тем временем принятый по инициативе Т.Чиллер в 1994 г. «пакет мер по экономической стабилизации», который турецкая печать назвала «пакетом нищеты», вызвал возмущение широких социальных слоев. В обстановке правительственного кризиса это возмущение вылилось в массовые забастовки рабочих и митинги госслужащих. На начало октября бастовало 330 тыс. рабочих. Газеты писали, что сентябрьская инфляция побила десятилетний рекорд.
Ординарный правительственный кризис перерос в острый социально-политический, турецкая демократия вновь оказалась в опасности. 3 октября ведущие газеты сообщили о подготовке военного переворота. Генштаб турецкой армии опроверг такие сообщения, но в деловых кругах выразили мнение, что «нет дыма без огня».
Вчерашние непримиримые противники – Т.Чиллер и новый лидер социал-демократов Дениз Байкал поняли, что очередная политическая интервенция армии в случае дальнейшего обострения обстановки не заставит себя ждать. Они срочно договорились о создании на короткий период предвыборного коалиционного правительства и провели через меджлис закон о досрочных выборах.
Выборы состоялись в декабре 1995 г. и принесли ошеломляюще неожиданный результат. На первое место по числу полученных голосов (21,3%) и мест в меджлисе (158) вышла происламская Партия Рефах во главе со своим лидером проф. НеджметтиномЭрбаканом. Уже одно это говорило о том, что начавшийся процесс формирования элементов нового системного кризиса не только не замедлился в результате выборов, но, наоборот, получил дальнейшее обострение.
Строго говоря, происламские настроения в Турции стали проявлять себя уже после Второй мировой войны все более заметно и це-леустремленно, и это вытекает из особенностей социально-политического и культурного развития Турецкой Республики.
Крупнейший политический деятель Турции С.Демирель отмечает, что кемалистская революция носила секулярный республиканский характер, она осуществила радикальные реформы в сферах культуры и законодательства, которые затронули все стороны жизни общества. Эта революция, утверждает С.Демирель, убедительно продемонстрировала совместимость ислама, демократии и секуляризма. Республика Турция – это пример того, как ислам находится в согласии с секулярной плюралистической демократией13.
На самом же деле в обществе в ходе революционных кемалистских реформ возникли острые противоречия, которые носили определенное время латентный характер, а затем все более явственно стали выступать наружу. Другой общественно-политический деятель Турции Исмаил Джем указывает, что проходившая в ходе реформ урбанизация носила подчас самый разрушительный беспорядочный характер. Турция сознательно пошла на модернизацию и в результате пережила самое сильное культурное потрясение. Еще одним потрясением для турецкого общества стали демократия и плюрализм, к которым она не была готова ни с точки зрения действовавших прежде политических институтов, ни с точки зрения идеологии14.
Крупнейший турецкий ученый Халиль Иналджик пишет: «Несмотря на усиленные утверждения Ататюрка, что Турция является всего лишь одним из современных национальных государств, родившимся после коллапса средневековой Османской империи, мы должны признать тот факт, что сегодня в плане исторической идентификации и ориентации османизм живет в Турции. Исламское самосознание резко возросло по всей стране как результат глубокого разочарования в итогах социального и экономического развития и секулярной прозападной политики». «Исламская реакция, – говорит далее Х.Иналджик, – начавшаяся в 50-е гг. в период правления Демократической партии, оказалась направленной в то же время против бюрократии, привыкшей насаждать реформы сверху, неудачи последней в социально-экономической сфере дали толчок протесту масс, выразившемуся в результатах выборов»15.
Сошлемся, наконец, на американского исследователя, который подчеркивает, что политика секуляризации не оторвала массы турецкого населения от ислама: после трех четвертей века проведения секуляристской политики, являющейся одной из фундаментальных основ республики, огромные массы турок желают усиления политической роли ислама16.
Таким образом, говорить сегодня о сложившейся гармонии между традиционными исламскими ценностями, с одной стороны, и секулярным вестернизированным истеблишментом, с другой, никак не приходится. И ниже мы увидим, что это становится одной из острых проблем дальнейшего развития демократии.
Любой справочник по Турции сообщит, что 99% населения страны – мусульмане. Нельзя отрицать огромного значения кемалистских реформ, превративших страну в современное государство, претендующее на роль супердержавы регионального масштаба. Но приходится признать, что политика культурной вестернизации и секуляризации затронула в основном верхние слои общества. Она разделила последнее на две неравные части: провинциальную глубинку, приверженную традиционным ценностям, и сравнительно узкие городские слои, в основном интеллигенцию, с ее вестернизированной культурой и восприятием лаицизма (секуляризма) почти как атеизма.
Позже однако и в городах сформировалась довольно широкая социальная база происламского движения. В процессе бурной урбанизации, сопровождавшем, как указывалось выше, кемалистскую революцию, многие тысячи обездоленных крестьян потянулись в города и заселили кварталы геджеконду (трущоб). Если в 60–70-е гг. в этих городских районах наивысшей социальной напряженности были довольно сильны позиции левых, то в 80–90-е стало преобладать влияние исламистов.
В условиях однопартийного режима партийно-правительственная кемалистская бюрократия была главной силой, обеспечивавшей проведение реформ сверху. Начиная с 70-х гг. исламисты оформились в политическую партию (неоднократно запрещавшуюся, но возрождавшуюся под другими названиями) и стали принимать участие в правительственных коалициях, пользуясь этим для укрепления своей базы среди бюрократии и даже интеллигенции. В результате исламисты стали одерживать успехи на выборах не только в провинции, но и в городах: в частности, провели своего сторонника на пост мэра Стамбула, города, традиционно считавшегося оплотом компрадорских, враждебных исламу слоев.
Находясь в 70-е гг. у власти в коалиции с НРП, исламская Партия национального спасения (ПНС) добилась приравнения в правах исламских школ (имам-хатипов) к секулярным средним школам, в результате чего выпускники первых получили возможность поступать в университеты, что повлекло за собой рост поддержки исламского движения со стороны студенческой молодежи.
Рассматривая здесь основные причины роста влияния исламского движения в Турции, мы должны сразу же подчеркнуть турецкую специфику этого движения. Оно развивалось (или возрождалось) в условиях активного и длительного осуществления политической вестернизации Турции, когда в стране оформилась и достаточно глубоко укоренилась многопартийная система, осваивались стандарты западной демократии. С другой стороны, эти условия характеризовались тем, что уже в 20-е годы кемалисты нанесли решающие удары по верхушке мусульманских религиозных деятелей во главе с султаном-халифом. Правоверные мусульмане Анатолии не поддержали эту верхушку, поскольку она как бы сомкнулась с оккупировавшими Стамбул англичанами, хотя одно время освободительное движение и развивалось под флагом «освобождения халифа из рук неверных». В то же время рядовые служители культа в Анатолии поддержали кемалистское движение против западных оккупантов. Как бы то ни было, в результате освободительного движения и последующего активного проведения политики секуляризации силы мусульманского духовенства в Турции были очень ослаблены.
По этим причинам в Турции процесс подъема исламского движения проходил не за счет активизации непосредственно мусульманского духовенства, а благодаря возможностям политического плюрализма, вестернизированной политической системы и получил конкретное воплощение в форме создания происламской политической партии в рамках действовавших законов.
Надо напомнить, что один из ударов, нанесенных кемалистами по «чалмоносному фронту», заключался в том, что в 1925 г. были запрещены мусульманские ордена и секты – тарикаты (суфийские брат-ства), закрыты дервишские обители – текке и завие, а также введен составленный по западноевропейскому образцу гражданский кодекс вместо отмененных шариатских гражданско-правовых норм.
Однако реальное положение в сегодняшней Турции таково, что хотя, насколько нам известно, никто этого акта Ататюрка формально не отменял, некоторые мусульманские секты – тарикаты полулегально как бы продолжают действовать. Большое оживление в их деятельности наблюдалось после прихода к власти в 1950 г. Демократической партии. Ее победу на выборах они объявили «победой ислама». Особую активность проявляла тогда секта нурджистов, основанная шейхом СаидиНурси, выступавшим за восстановление норм шариата и заявлявшим, что «конституция – это ислам».