К тому же, если рассматривать мир на карте, не кажутся ли его пространства легко преодолимыми? Ведь юноша уже давно мечтал о роли великого завоевателя и завидовал успехам отца. Разве не могло у него при рассматривании карт возникнуть желание завоевать весь мир? Учитывая психологию Александра, вполне вероятно, что уже в Миезе у него зародилась идея завоевания мира. Может быть, это была лишь игра воображения, но она характерна именно для Александра; может, это была только мечта, но мечта такого человека, который впоследствии посвятил ее осуществлению всю свою жизнь.
Александру было тринадцать лет, когда он прибыл в Миезу (343/342 г. до н. э.). Идиллические годы учения продолжались до 340 г. до н. э., пока Филипп не стал привлекать его к управлению страной. Но и тогда при первой возможности он продолжал обучение у Аристотеля то в Пелле, то в Миезе, то в Стагире. Аристотель принадлежал теперь к знати и получил во владение святилище муз в Миезе, а на родине для него восстановили отцовский дом. Став гражданином Македонии, Аристотель еще некоторое время оставался в этой стране. Особенно сблизился он с Антипатром. Возникшая между ними дружба продолжалась до самой смерти философа. Аристотель сделал Антипатра своим душеприказчиком. Только в 334 г. до н. э., когда Александр начал свой поход, Аристотель переехал в Афины. Но и здесь философ продолжал сохранять дружеские чувства к Македонии, хотя не упоминал в своих лекциях и книгах об этой своей склонности.
Отношения Аристотеля и Александра оставались дружескими. Когда Александр вступил на престол, философ посвятил ему свою работу о царской власти. Александр приказал всем пастухам, пасечникам, рыбакам, охотникам и птицеловам, лесничим и смотрителям царских озер помогать исследователю при сборе им научного материала. После захвата персидских сокровищ он предоставил Аристотелю для тех же целей большую сумму денег. Исследовательской работе школы Аристотеля царь помогал и своими собственными открытиями, а также естественнонаучными исследованиями сопровождавших его ученых. Только во время походов взошли по-настоящему семена, посеянные некогда Аристотелем. В научном плане у учителя и ученика никогда не бывало расхождений. Аристотель сочувствовал быстро растущим властолюбивым устремлениям своего воспитанника — во всяком случае, до тех пор, пока видел в нем гегемона эллинов. Правда, он никогда не говорил об этом в своих лекциях, но, как показывают некоторые замечания в его работе о государстве, тайно мечтал о включении феномена Александра в свое политическое мышление. Он старался даже оправдать требование царя воздавать ему божеские почести.
Какое же значение для будущей деятельности Александра имели годы его учения в Миезе? Александр, конечно, сам устанавливал для себя законы. У Аристотеля он брал только то, что совпадало с его собственными желаниями. И без наставлений мудреца Александр стал бы великим завоевателем; исходя из собственной природы, он открывал бы новые страны, покровительствовал искусствам. Однако обучение в Миезе облегчило ему понимание самого себя, укрепило волю и привело к обогащению его натуры и последовательности действий на избранном пути. Без обучения в Миезе он никогда не стал бы покровителем наук. Несомненно, без уроков Аристотеля связь царя с греческой духовной культурой никогда не могла бы стать сильной и глубокой. Но самое важное: без Аристотеля концепция мирового государства не была бы выработана столь рано и в такой четкой форме. Именно благодаря своему учителю Александр воспринимал мир как единое целое.
То, чем Александр был обязан лишь самому себе, легче всего понять, рассматривая те его идеи, которые отличают царя от Аристотеля. Когда-то учитель и ученик сошлись как люди, стремящиеся к познанию мира. В остальном они должны были разойтись, ибо ученик превзошел учителя в более последовательном понимании единства мира. В метафизическом, естественнонаучном и религиозном плане Аристотель перешагнул национальные рамки и был объективен до конца. Однако он избегал выходить за рамки общепринятого, если дело касалось отношения к другим народам, и не хотел идею эллинства подчинить более широкой общечеловеческой идее. Таким образом, у него сосуществовали две шкалы ценностей. Одной измерялся весь мир, а другой — эллинство. Он посвятил себя естественнонаучному и метафизическому миру, но не антропологическому, социологическому, политическому и этическому. Из его концепции выпадал фактор, который относится ко вселенной, а именно понятие о человечестве. Вместо этого Аристотель проводил резкое различие между эллинами и варварами, считая их совершенно различными типами людей, и постулировал преимущество эллинов столь безоговорочно, что серьезная проверка этого постулата становилась невозможной. Он считал, что достичь неба можно, только поднявшись на вершину эллинской культуры. Аристотель различал и характеризовал целые народы, тогда как на самом деле надо было различать и характеризовать отдельных индивидуумов.
Учитывая это, можно понять, где и почему должны были разойтись пути этих исследователей закономерностей мира. Оба они стремились к универсальности, но Александр, который думал о пространствах как завоеватель и покоритель, применял принцип универсальности и к государствам, и к человеческому обществу, подчиняя все неумолимым соображениям, направленным на пользу империи. У него возникло понятие о человечестве в целом. Таким образом, для Александра перестало существовать различие между эллинами и варварами, в его действиях появилась та логическая последовательность, которой так не хватало Аристотелю. И когда впоследствии Александр, управляя странами, стремился уравнять их, он имел все основания считать себя более последовательным представителем идеи универсальности, чем его учитель. Философ хотел познать весь мир, оставаясь духовным предводителем одних только эллинов. Александр же хотел завоевать весь мир и вместе с тем стать воспитателем всего человечества. Аристотель стремился организовать научное мышление людей. Александр при помощи той же организации хотел поднять человечество на высшую ступень развития.
Понятно, сколь далеко должны были разойтись Аристотель и Александр, когда царь стал последовательно проводить свои космополитические планы. Он открыто отказался от аристотелевской непоследовательности, касающейся эллинов. Не рассматривая более благо греков и иранцев как самоцель, он стал считать эти народы лишь подходящим для себя средством, которое должно было послужить благу империи и всего мира, не думая о том, что они имеют основания претендовать на какие-либо особые привилегии. Позиция Александра в этом вопросе была последовательной и твердой.
К этому следует добавить еще одно расхождение, которое привело к открытому разрыву между учителем и учеником. Покоритель мира отвергал как отживший предрассудок принципиальное отличие эллинов от варваров, победителей от побежденных. Вместо этого он выдвинул новое требование: всегда и во всем следовать его диктаторской воле. Аристотелю и всем, кто гордился своей национальной принадлежностью к грекам, эллинские представления о божественном начале казались мерой всех вещей. Всем этим представлениям Александр противопоставил теперь свой диктат. Он один, будучи победителем, хотел быть мерилом всех вещей. Этому диктату Александра противостояло представление Аристотеля об индивидуальной свободе. Правда, оно распространялось только на греков, но опосредованно относилось и ко всему человечеству. Исходя из этой точки зрения, и восстал впоследствии против Александра Каллисфен. Его протест, направленный против диктаторского высокомерия, свидетельствовал о более высокой нравственной позиции.
ПРОТИВ ОТЦА
После того как наследник столь удачно проявил себя, царь уже стал давать ему другие поручения. В 338 г. до н.э. Александр уже входил в штаб Филиппа. Царь с гордостью смотрел на своего сына. Он отправил его вместе с Антипаром в Афины, куду, возглавив торжественное шествие, они должны были доставить пленных, а также пепел павших в сражении. В первый и единственный раз Александр вступил на священную землю Афин.
Чаще всего юноша жил при дворе в Пелле. Однажды ему поручили возглавить военную экспедицию против иллирийцев. Эту задачу он выполнил так же успешно, как и прежние.
И все-таки Александр не был бы Александром, если бы мог легко ужиться с придворной знатью. Из-за своей эпирской матери, которую он очень любил, а македонская знать ненавидела, Александр неминуемо должен был вступить в конфликт с влиятельной придворной кликой. К этому добавилось его гордое, порой даже дерзкое поведение и тот незримый барьер, который отделяет гения от остальных людей. Наследник не сходился даже с самыми знатными приближенными Филиппа и вел себя не так, как этого можно было ожидать от македонского царевича. В Македонии существовали товарищества молодых людей, сверстников. В современной Греции подобные объединения называются пареа. Кто же входил в этот тесный круг времен Александра? Гефестион из македонской знати, Птоломей, представитель эордейской знати, и Гарпал, происходивший из элимиотской княжеской семьи, которая вплоть до времени Филиппа не зависела от Македонии, да и теперь питала плохо скрываемую неприязнь к македонскому царю.
Наследник, вероятно, почувствовал себя счастливым, когда отец предоставил ему возможность действовать самостоятельно. Однако Александр уже настолько ощущал себя царем, что через некоторое время воспринимал свое право на власть как нечто само собой разумеющееся. Филипп говорил, что Македония слишком мала для его сына, и эти слова вскоре стали весьма актуальными. Александру надоело быть просто помощником, он считал свое положение просто невыносимым. Более того, эпирская кровь, греческие профессора, учение Аристотеля, привело к тому, что юноша стал рассматривать Македонию извне и как бы со стороны, вражда между родителями, зависимость от отца – все это усложнило отношение Александра к Македонии и сделало его чувства противоречивыми. Не только придворные ощущали неудовлетворенность, исходившую от этого человека, который вскоре стал столь могущественным. Больше всего ее ощущал сам Александр. И то, что произошло потом, в 337г до н.э., и то, как Александр на это реагировал, следует объяснить этим чувством, едва не приведшем к трагическому разрыву Александра с Македонией.