Охранительно-консервативный, контрреформаторский режим продолжал функционировать и в первые годы правления Николая II. Первый период царствования вплоть до первой русской революции 1905-1907 года был относительно спокойным. Сохранялась строгая административно-иерархическая вертикаль власти во главе с царем и лично подчиненными ему министрами. Кабинет министров не обладал властными полномочиями, а Сенат был органом административной юстиции.
Нарастание недовольства крестьянства в связи с сохранением помещичьего землевладения в первозданном виде, обострение рабочего вопроса, еврейские погромы, поражение в русско-японской войне, все это, вкупе с нежеланием самого Николая II к решительным переменам, его инертностью, привело Россию к революции.
Первая русская (российская) революция началась 9 января 1905 года ("Кровавое воскресение") и закончилась 3 июня 1907 года ("третьеиюньский государственный переворот"). Почти два с половиной года в стране бушевали невиданные общественные страсти. Забастовки, стачки, разрушения затронули как отдельные промышленные предприятия, так и многие районы империи. Во многих местах доходило до вооруженных столкновений. Под влиянием революционных выступлений царь подписал манифест 17 октября 1905 года "Об усовершенствовании государственного порядка" (Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов).
Это было не конституция, а декларация намерений во имя умиротворения страны. Когда Николай II подписывал Манифест, он не сомневался, что у власти достаточно сил для подавления "крамолы". Чтобы там ни говорили и ни писали политически пристрастные современники, возможности силового решения осенью 1905 года существовали. Царь не прибег к этому средству по причинам, о которых поведал в одном из писем матери. Говоря о возможности применения жестких мер, он заметил, что "это стоило бы потоков крови и, в конце концов, привело бы неминуемо к теперешнему положению, то есть авторитет власти был бы показан, но результат оставался бы тот же самый, и реформы не могли бы осуществляться". Здесь особенно примечательны последние слова. Николай II уже не сомневался, что реформы нужны, что их непременно надлежит проводить. Речь шла лишь о том, как это сделать и кто это должен сделать.
Россия постепенно становилась уже не абсолютной, а, по меньшей мере, частично ограниченной в отдельных элементах думской монархией. В законе было записано, что никакой новый закон не может последовать без одобрения Государственного Совета и Государственной Думы и воспринять силу без утверждения Государя Императора.
Власть оставалась самодержавной, и император имел право распускать Думу и объявлять новые выборы или перерыв в ее работе и издавать в это время нужные законы без согласования с Думой. Однако появление Думы было заметным шагом вперед в деле становления, в перспективе, конституционной монархии, но этого не произошло: царь разогнал первую и вторую Думы как слишком левые, посягнувшие на помещичьи землевладения. В первой Думе (апрель-июль1906 года), было 40% либеральных и 40% левых фракций, а во второй Думе (февраль-июнь 1907 года) либералов было около 30%, а левых больше половины. Воспользовавшись вынужденным свертыванием революционных выступлений, царь совершает так называемый Третьеиюньский государственный переворот и не только разгоняет вторую Думу, но и подписывает принципиально иной избирательный закон, гарантирующий правым партиям преимущество в новой Думе. В стране устанавливается Третьеиюньский политический режим, который функционирует уже вплоть до крушения самодержавия.
Начавшаяся мировая война имела ярко выраженный империалистический характер. Каждый воюющий блок (Антанта и Тройственный союз) имел планы молниеносных разгромов соперников на основе достижений науки и техники, отсталая в технико-экономическом отношении Россия быстро выдохлась, и вступила в период коллапса экономики и массового революционизирования масс трудящихся. Все традиционные авторитарно-самодержавные, аграрные, национальные, религиозные и рабочие проблемы резко обострились. Бездарность главнокомандующего великого князя Николая Николаевича и прямое предательство ряда офицеров привели к поражению русской армии.
Хлебные волнения в Петрограде в феврале 1917 года неожиданно для властей переросли в революцию. Исполнительный комитет Государственной Думы во главе с Родзянко и вновь созванный Совет рабочих и солдатских депутатов - "Петросовет" во главе с Н.С.Чхеидзе были едины в требовании отставки Николая II. 2 марта Николай II отрекся от престола в пользу сначала сына Алексея, затем брата Михаила Александровича, который в свою очередь предоставил решение вопроса о власти Учредительному Собранию. Символично, что таким образом царская династия Романовых началась и закончилась Михаилом.
Николай и до этого не был полноценным политическим лидером страны, а теперь он превратился в обузу нового правительства. Первоначально правительство Керенского пыталось отправить семью Николая за границу, в Англию, затем правительство Ленина в период Бресткого Мира - в Германию, но самодержцы этих стран отказались принять Романовых. В разгар гражданской войны большевики решились на расстрел Романовых из опасения превращения их в объединяющий символ и знамя контрреволюции. Однако при этом казнили не только бывшего царя, но и его ни в чем не повинную семью и даже слуг. Трагедия в Екатеринбурге не являлась чем-то из ряда вон выходящих в мировом контексте, так как она повторяла определенным образом аналогичные казни королей в ходе английской и французской революций.
Отречение Николая II стало своеобразным временным водоразделом; Россия при царях и Россия без царей. До и после. И хотя очевидно, что последующие правители страны продолжили авторитарно-самодержавную традицию, они наполнили ее совершенно иным социальным содержанием.
ГЛАВА 3. ДЕСПОТИЗМ РУССКОГО САМОДЕРЖАВИЯ
Миф об изначальном деспотизме самодержавия, извечном репрессивно-террористическом характере внутренней политики России (в отличие якобы от Западной Европы) довольно распространен в отечественной и зарубежной историографии истории государства и политологии либерального и крайне левого толка.
Постоянное ужесточение уголовного права Московской Руси на протяжении XV-XVII веков (как и в других странах) очевидно. Но эту общую тенденцию нельзя абсолютизировать и преувеличивать. Для понимания степени репрессивности и деспотизма русского самодержавия необходимо рассматривать их в сравнении с карательной политикой государств Западной Европы и Востока XV-XVII вв. При этом важно учитывать связь религии, идеологии, нравственно-этических представлений эпохи в целом и отдельных народов с уголовным правом, карательной деятельностью государства.
«Формирование великороссов и их государственности - единого Русского (Московского) государства проходило в условиях перманентной военной угрозы на стыке стремящихся к мировому господству западноевропейской и исламской цивилизаций, на фоне глубокого военно-политического кризиса православного мира. В результате геополитические факторы способствовали складыванию соборного (духовного), единства молодого этноса, вынуждали постоянно укрепляющуюся власть великого московского князя и государственный аппарат соотносить свои акции с нравственно-моральными ценностями, обосновывать свои действия религиозной моралью и осторожно относиться к вопросу о репрессиях и казнях в гораздо большей степени, чем в европейских католических странах.
Основной тенденцией развития права Московской Руси было закрепление равенства в вопросе обязательного привлечения лиц к уголовной ответственности независимо от сословной принадлежности (имея в виду свободные сословия) и имущественного положения. Человеческая личность рассматривалась как творение Бога, развивавшееся по установленным им законам. Поэтому преступление трактовалось, прежде всего как грех, что ограничивало права государства в применении системы наказаний. Мерилом правомочности действий власти были ценности православия. «В отличие от карательной практики государств Запада и Востока, направленных на физическое уничтожение преступников (чья судьба была фатально предопределена) и их устрашение, московская карательная доктрина предусматривала системное воздействие принудительных и болевых мер с целью сохранить для преступников возможность осознать вину перед Богом, добиться вечного спасения, вновь стать активными членами общества.
До середины XVI в. право вынесения смертных приговоров в Московском государстве было прерогативой центральной власти. По сравнению с законодательством любого государства этого времени судебники Московской Руси не знали превентивного террора и предусматривали ограниченное применение смертной казни, членовредительства и других изуверств. Даже негативно настроенные к Москве иностранцы отмечали в своих сочинениях относительно мягкую карательную практику, а иногда рисовали почти идиллическую картину в сравнении с собственными странами. Ставшее общим местом в некоторых исторических работах расширение «данных» о смертных казнях за счет неких не дошедших сведений не опирается ни на прямые, ни на косвенные основания.
Завоевание национальной независимости, возросшие возможности для подъема жизненного уровня, развития товарно-денежных отношений ослабили идеалы соборной сопричастности к борьбе за веру и независимость, выдвинули на первый план светской и частично церковной жизни, общественной мысли вопросы о собственности, богатстве и бедности. В обществе росло противодействие налоговой политике и другим государственным повинностям, а в низах - крепостному праву. Происходит быстрый рост числа «лихих» людей, формирование всесословной по своему происхождению профессиональной преступности.