Введение

О казаках написано и сказано немало. Мифов и откровенных благоглупостей в этих писаниях можно встретить больше, нежели подлинной истории. Это произошло во многом благодаря тому, что сами казаки в героическую пору своей истории в массе своей были неграмотны или очень малограмотны, не исключая и офицерский состав и старшину. Только с середины XIX века на Дону появилась целая плеяда талантливых и великолепно образованных писателей – Андроник Савельев, Михаил Сенюткин, Иван Ульянов, Адам Чеботарев и другие, в том числе и потомки одного из героев Отечественной войны 1812 г. Иван и его сын Николай Красновы.

Бунтарями и воинами назвал казаков историк В.И. Лесин. Данное определение очень точное и емкое, но в то же время оно оставляет без ответа вопросы как стали возможны подобные метаморфозы (путь из бунтарей в воины и обратно), были ли они вызваны к жизни исключительно политической конъюнктурой или имели под собой мощный исторический фундамент? Как казакам на протяжении почти четырех столетий удавалось одновременно сохранять репутацию и стражей империи, и свободолюбцев, готовых в любую минуту к ниспровержению царского трона? По каким причинам вчерашние бунтари, отказывавшиеся под угрозой царской опалы и блокады Дона «целовать крест» российским государям, и о которых, по их же собственному суждению, в Московском государстве было «некому тужить», превратились в опору Российской империи и почему «Дон стих»?

Данный реферат является попыткой дать ответы на вопросы, обозначенные выше.

1. Происхождение донского казачества

Главное противоречие между дореволюционной и послереволюционной историографией – в определении происхождения казачества в целом и донских казаков – в частности.

«Классовая» историография определяет возникновение казачества примерно XVI-м веком и утверждает, что «казаками» называли себя беглые крестьяне, люмпены, разбойники из Центральной России, которые скрывались от царя и прочих «эксплуататоров» на Дону. Глубокого исторического обоснования у этой теории нет; она подкрепляется обычно примерами свободолюбивого фольклора казаков (поговорки типа «С Дону выдачи нет», «Царствуй, царь-государь, в стольной Москве, а мы, казаки, – на Тихом Дону», «Секи меня турецкая сабля, да не тронь меня царская плеть» и пр.), а также некоторыми официальными документами, где казаки определяются как «всяких земель беглые люди».

Однако многие историки резко отвергают подобные социологические объяснения. Казаки – народность, образовавшаяся в начале новой эры, как результат генетических связей между Туранскими племенами скифского народа Кос-Сака (или Ка-Сака) и Приазовских Славян Меото-Кайсаров с некоторой примесью Асов-Аланов или Танаитов (Донцов).

Сообщения древних историков и географов вкупе с данными археологии позволяют исчислить историю казаков более чем двадцатью веками. Имя казаков в разных вариациях – Коссахи, Касакос, Касаги, Касоги, Казяги, – встречается у греков (Страбон, танаидские надписи и проч.), в русских летописях, в тюркских источниках и проч. «Коссахи» в переводе с языка скифов значит «белые Сахи», или «Белые Олени» (название скифского племени). Не случайно, поэтому у казаков в гербе – белый олень, раненый стрелой.

Не вдаваясь в подробности, скажем, что расцвет государства Коссаков приходится на конец Х века (988 г.), когда один из Рюриковичей, Мстислав Владимирович, отложился от Киева и создал свое государство Томаторкань со столицей того же названия (русское – Тьмутаракань), которое простиралось по Дону, Кубани вплоть до Курска и Рязани. В 1060 г. держава распалась, но земля Коссак со столицей Томаторкань еще полтора века оставалась независимым государством.

С приходом монголо-татар в 1223 году казаки (Подонские Бродники) встали на их сторону и бились против Руси на реке Калке. В составе установившейся татарской империи Золотой Орды (1240 г.) казаки пользовались некоторыми автономными правами, сохраняли славянский язык и христианскую веру, имели свою Церковь и епископов.

Когда в Орде начались междоусобицы, казаки, страдавшие от своеволия ордынских шаек, приняли участие в восстании московского князя Дмитрия и бились на его стороне в Куликовском сражении (1380 г.). Однако эта битва не принесла освобождения для Руси и оказалась роковой для казаков. Татары вынудили их очистить берега степной части Дона, оттеснили их в верховья и дальше на север – вплоть до Камы, Северной Двины и Белого моря. Самыми упорными оказались Азовские казаки, державшиеся до ХV века, когда они все-таки рассорились с турками и перекочевали ближе к Северской земле.

В XVI веке казаки Верхнего Дона объединяются с ногайскими и астраханскими и начинают возвращаться на свои исконные земли, т.е. на Нижний Дон. Вступив в активную борьбу с турками и ордынцами, они связывают свою судьбу с двумя династиями: Рюриковичами в Московии и Гедиминовичами в Литве.

Однако с этим союзом согласились далеко не все казаки. Протестом против такой политики явилось образование двух казачьих «речных республик» – на Дону и на Нижнем Днепре. Они послужили очагами возрождающейся казачьей независимости. Надо сказать, что московские государи в проведении своей политики активно опирались на казаков и поддерживали их переселение на Дон.

2. Вольное воинство(XVI-XVIIвв.)

Географические условия (по словам Соловьева природа была «мачехой для России»), стремление стать самодержавным государством (в первоначальном смысле этого слова, т.е. самостоятельным), борьба с осколками Золотой Орды требовали от московских государей сильной деспотической власти, способной ответить на любой внешний вызов. «Русская государственная организация, – писал П.Н. Милюков, – сложилась раньше, чем мог ее создать процесс…внутреннего развития сам по себе. Она была вызвана к жизни внешними потребностями, насущными и неотложными: потребностями самозащиты и самосохранения». Собирание уделов сопровождалось репрессиями по отношению к местным политическим элитам и гигантским переделом собственности и власти. В результате государственная организация Московской Руси была устроена по принципу военной, в которой существовала жесткая иерархия. «Военное дело не только стояло тогда на первом плане между всеми частями государственного управления, но и покрывало собою последнее».

Концентрация всех сил подданных Российского государства не позволила развиться общественной самодеятельности и свободе личности. Напротив, в Московском государстве реализовался универсальный принцип подданства, четко сформулированный дьяком Иваном Тимофеевым: «были бы безмолвны как рабы». В рамках «нового государственного порядка» утвердилось две формы социального бытия. «В старинной Руси мирские люди по отношению к государству делились на служилых и не служилых. Первые обязаны были государству службою воинскою или гражданскою (приказною), вторые – платежом налогов и отправлением повинностей. Обязанности этого рода назывались тяглом». И если служилые люди были прикреплены к государевой службе, то тяглые – к «государевым слугам».

В течение длительного времени в отечественной историографии культивировалось мнение о том, что первооснову донского казачества составили бежавшие от крепостничества крестьяне и холопы. Данное утверждение базировалось на классовом подходе и признании государства орудием классового господства. Однако в период завершения «собирания земель» первый удар пришелся на местные политические элиты и, а не на крестьянство. Прежде всего, к службе были прикреплены «дети боярские» и «служилые по прибору» и лишь затем крестьяне (окончательно в 1649 г.). «Новый государственный порядок» Московской Руси предполагал обязательность службы, уход с которой однозначно трактовался как измена. То есть недовольными новым государственным строем оказались не только и не столько низшие сословия Российского государства, хотя и их было бы неверно сбрасывать со счетов. Не зря ведь в повести «азовского цикла» казаки декларировали: «Отбегаем мы ис того государства Московского из работы вечныя, ис холопства неволнаго, от бояр и от дворян государевых».

В донском казачестве оппозиционный государству элемент нашел свое спасение. Как верно отметил Н.И. Костомаров «издавна в характере русского народа образовалось такое качество, что если русский человек был недоволен средою, в которой он жил, то не собирал своих сил для противодействия, а бежал, искал себе нового отечества. Таким отечеством стал Дон». В.О.Ключевский писал: «В десятнях степных уездов XVI века встречаем заметки о том или другом захудалом сыне боярском: «Сбрел в степь, сшел в казаки». В десятнях Ряжска и Епифани в конце XVI столетия есть сведения о том, что многие дети боярские «сошли на Дон безвестно» или «сошли в вольные казаки с Василием Биркиным», «боярским сыном».

Среди казаков встречаем людей с дворянскими фамилиями – Извольский, Воейков, Трубецкой. По словам крупного специалиста по истории донского казачества эпохи позднего средневековья Н.А. Мининкова, «судя по источникам, многие донские атаманы второй половины XVI в. были русскими помещиками. Дворянами по происхождению были известные донские атаманы конца XVI в.: Иван Кишкин, у которого поместье было под городом Михайловым вблизи Рязани.… Некоторые атаманы XVII в. также были по происхождению русскими дворянами как, например атаман Смутного времени Иван Смага Чертенский». Радом с казаками дворянского происхождения путивльский служилый казак Михаил Черкашенин и люди совсем с недворянскими фамилиями – Иван Нос, Василий Жегулин. Известный впоследствии род Ефремовых вел свое начало от торговых людей, а род Красновых был в родстве с камышинскими крестьянами. На Дону во второй половине XVII в. обретали новое «отечество» и религиозные диссиденты, спасавшиеся от наступления «никонианства».

Казачество на Дону (стр. 1 из 3)

Введение

1. Происхождение донского казачества