Множество работ в 70-е гг. было посвящено национально-государственному строительству. В 1972 г. вышел обобщающий двухтомный труд, в котором впервые была воссоздана картина развития СССР в целом, всех его республик, областей, национальных округов за период 1917 - 1972 гг. Данные проблемы рассматривались в исследованиях А. И. Лепешкина, В.Д. Паркасадзе, Э.В. Тадевосяна, И.П. Цамеряна и др.
Серьезный прорыв был сделан в 70-е гг. в изучении Великой Отечественной войны. Только во второй половине 70-х гг. по данной тематике было опубликовано около 3 900 книг, брошюр, журнальных статей и рецензий.
Произошло расширение источниковой базы изучения войны. Окончательно оформились архивы (в частности, Центральный военный архив Министерства обороны СССР), были опубликованы важнейшие документы. Особо следует отмстить выход в свет воспоминаний выдающихся военачальников: И. С. Конева (1972г.), К. К. Рокоссовского (1972 г.), Г. К. Жукова (1974 г.), И. X. Баграмяна (1975 г.) и т. д. Причем личные впечатления в мемуарах военных сочетались с серьезной исследовательской работой.
Достаточно сложно определить место в историографии тех лет книги «Малая земля», написанной группой авторов и опубликованной под именем Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева в 1978 г. Несомненно одно - ее выход положил начало не только очередному витку восхвалений партийного дилера, но и изучению 225-дневной обороны небольшого плацдарма, отвоеванного у гитлеровцев в предместье Новороссийска.
Великая Отечественная война получила освещение в обобщающих коллективных монографиях: очередные тома «Истории второй мировой войны», «Советский Союз в годы Великой Отечественной войны» (1976 г.) и т. д. Среди авторских работ следует выделить второе издание монографии А. М. Самсонова «Крах фашистской агрессии, 1939 - 1945 гг.» (1980 г.). По сравнению с первым изданием в книгу дополнительно были включены главы о движении Сопротивления в оккупированные странах Европы, внесены некоторые уточнения в цифровой материал и т. д.
В 70-е гг. появились первые серьезные исследования по истории восстановления и развития народного хозяйства на после военном этапе. В монографиях Ю. А. Приходько (1973 г.) М.И. Хлусова (1977 г.) анализировалось восстановление и развитие индустрии, А.А. Амвросов показал изменения в социальной структуре (1975 г.), М.Л. Богденко обобщил опыт совхозного строительства в 50-е гг. (1972 г.).
Следует отметить сильную идеологизированность исторической науки конца 60-х - первой половины 80-х гг. Данная тенденция прослеживается при освещении практически любой проблемы отечественной истории советского периода. Наиболее ярко это просматривается в работах по истории так называемо го периода «развитого социализма» (П.А. Игнатовскнй В.И. Староверов, В.И. Касьяненко, И.Б. Берхин). Их появление служит свидетельством кризиса исторической науки.
Российская историческая наука за рубежом. В российской исторической науке за рубежом в конце 60-х - первой половине 80-х гг. произошли серьезные изменения. Историки «первой волны» эмиграции практически прекратили работать. Профессор Кембриджа Н. Е. Андреев, например, с 1970 г. до своей смерти в 1982 г. не опубликовал пи одной работы по истории России. Отошел от научных изысканий С. Г. Пушкарев. Многие ушли из жизни: в 1971 г. умер А. В. Соловьев, в 1973 т. - Г. В. Вернадский, Б.Г. Унбегаун. в 1979 г. - Г. В. Флоровский.
В работах уходящей исторической школы наметилась явная тенденция подведения итогов. В 1971 - 1973 гг. П. Е. Ковалевский издал в Париже двухтомную работу по истории российской эмиграции. Первый том назывался «История зарубежья», второй - «Зарубежная Россия». В Бостоне вышел биографический справочник, подготовленный П.М. Зерновым. Он проанализировал работы российских авторов, оказавшихся в эмиграции, по истории, культуре, религиозной философии, охватив 1921 – 1972 гг.
Среди исследователей «второй волны» российской эмиграции заметно выделялся А. Авторханов, продолживший разработку политической истории СССР. В 70-е гг. он проанализировал развитие системы политической власти после смерти И. В. Сталина, проследил тенденции единства и противоречий в треугольнике диктатуры: партия, полиция, армия.
В конце 60-х - первой половине 80-х гг. историографическим фактом стали работы историков «третьей волны» российской эмиграции, которые основное внимание уделяли истории советского периода. Несомненным событием российской исторической науки за рубежом явился выход книги М.Я. Геллера и д. М. Некрича «Утопия у власти. История Советского Союза с 1917 года до наших дней», в которой были поставлены многие до настоящего дня спорные вопросы советского периода истории. Предложенная ими концепция отличалась от взглядов как советских, так и зарубежных историков. Многие оценки вошли в арсенал современной советологии. Приведем достаточно типичные. Анализируя февраль 1917 г., М. Я. Геллер пишет: «Свержение царского самодержавия если и изменило положение в стране, то - к худшему. Экономика страны разваливалась: останавливались заводы, подвоз продовольствия не переставал сокращаться, стоимость денег падала. Война продолжалась. Единственным завоеванием революции была полная свобода слова. Опьяняющая эта свобода превращается в могучее оружие большевиков. В то время как они обещают все и немедленно (мир, землю, хлеб), все другие партии призывают ждать (победы, Учредительного собрания, прекращения хаоса)» (Геллер М. Я. Кануны. Осень 1917 г. // Латинская Америка. 1990. № 11. С. 21).
Достаточно подробно М.Я. Геллер и А.М. Некрич разбирают позицию В. И. Ленина накануне октябрьского восстания. Они воспроизводят точку зрения американского журналиста Г. Солсбери, который полагал, что В. И. Ленин находился в состоянии возбуждения, свойственного людям, страдающим маниакально-депрессивным психозом. Рассматривается ими и ленинская аргументация по поводу необходимости немедленного восстания: «Все аргументы Ленина оказались неверными: он ошибся в расчетах на мировую революцию; еще год будут воевать немцы и союзники; Керенский не собирался сдавать Питера; крестьяне начали делить землю, но до восстания было еще далеко; ни о какой «второй корниловщине» никто не помышлял. Прав он был лишь в одном: власть можно было захватить, ибо никто не хотел ее защищать» (Там же. С. 23). Государственный аппарат, по мнению М. Я. Геллера и А. М. Некрича, разлагался, а «большевики, как бы увлекаемые инерцией развивающегося государственного аппарата, шли к власти» (Там же. С. 25).
М.Я. Геллеру и А.М. Некричу удалось показать многие неувязки, существовавшие в советской историографии, при характеристике событий октября 1917 г. Они отрицают организованный характер восстания, пишут о «ползучем» захвате власти. Общая характеристика 1917 г. дается ими при сопоставлении февраля и октября: «Дважды на протяжении 1917 г. власть в России, пораженная бессилием, падала от толчка. Как в феврале, так и в октябре в критический момент правительство обнаруживало, что не имеет никакой поддержки, не имеет защитников. Разница между двумя революциями заключалась в том что в феврале царская власть была сметена стихийным взрывом недовольства, а в октябре Временное правительство было свергнуто партией, возглавляемой человеком, знавшим, чего он хочет, непоколебимо убежденным, что он воплощает законы истории, верившим, что он единственный понимает, что надо делать и куда идти, ибо он единственный полностью овладел учением Маркса - Энгельса» (Там же. С. 29).
М.Я. Геллер и А.М. Некрич поставили вопрос о насилии в советской истории как следствии господства большевиков. Именно оно, по их мнению, привело уже в первые годы советской власти к существенным человеческим потерям. В 1918 - 1920 гг. погибло более 10 миллионов человек (точнее, 10 180 000), жертвами голода 1921 - 1922 гг. стало еще более 5 миллионов (5 053 000) (Геллер М. Я., Некрич А. М. Утопия у власти. 2-е изд. Лондон, 1986. С. 125).
В трактовке НЭПа М. Я. Геллер и А. М. Некрич в значительной мере традиционны. Они связывают его с отменой продразверстки и введением продналога, считая, что «новая экономическая политика была прежде всего политикой аграрной): (Геллер М. Я., Некрич А. М. Утопия у власти // Даугава. 1990 № 12. С. 72). Кроме того, указывается па разрешение свободной торговли и признание непроизводительности принудительного труда. Однако «утопия умирала тяжко» (Там же. С. 73). Анализируя НЭП, М. Я. Геллер и А. М. Некрич подметили черту, ставшую позднее характерной для политической жизни страны. Они пишут: «Ленин ... своим «признанием ошибки» делает важный вклад в науку политического руководства страной: признание вождем ошибки делает эту ошибку как бы небывшей, зачеркивает ее, вождь остается непогрешимым» (Там же. С. 72).
В этой работе авторы рассматривают и проблему голода 1921 - 1922 гг. Они указывают: «Голод был испытанием возможностей нового строя: впервые перед ним была задача, которую нельзя было решать силой» (Там же. С. 74). По их мнению, он позволил продемонстрировать власти «все свои особенности: жестокость, мстительность, устойчивость» (Там же. С. 76). Ими были выделены причины возникновения этих особенностей, определяемые «наличием партии, сплоченной сознанием изолированности в стране, сознанием своей элитарности и чувством абсолютного всемогущества. Если партия была скелетом государственной машины, то ее мускулами были чрезвычайные комиссии. Партия давала Идею: все дозволено, ибо мы работаем на историю; ЧК давала руки, практически осуществляя вседозволенность» (Там же. С. 76).
В первые годы советской власти, по мнению М.Я. Геллера и А.М. Некрича, были заложены основы «двухэтажной» внешней политики: «...советские политические деятели убеждаются, что возможно установить нормальные отношения с капиталистическим миром, не отказываясь от второй внешнеполитической линии - разжигания мировой революции» (Там же. С. 77). Двойственность советской внешней политики характерна, по их мнению, и более поздним этапам истории. Примером могут служить отношения с гитлеровской Германией накануне войны (См.: Геллер М.Я., Некрич А.М. Утопия у власти. 2-е изд. Лондон, 1986. С. 388 - 389.)