Афганская граница, по Роулинсону, выполняла функцию передового рубежа обороны Индии. Поэтому для ее укрепления целесообразно использовать любые средства, но предпочтительно – мирные: попытаться действовать при опоре на местных правителей. Вместе с тем, Роулинсон настойчиво повторял мысль о том, чтоввиду очевидной перспективы русской экспедиции в Индиюнеобходимо было держать на афгано-индийской границе готовые к боевым действиям войска, которые можно было бы использовать и для давления на эмира Афганистана и для обороны Индии. Роулинсон предлагал форсировать из стратегических соображений строительство железнодорожной ветки, соединяющей Пешавар с Пенджабом.
Следующим шагом по утверждению на Среднем Востоке Г. Роулинсон считал упрочение британской позиции в Иране: “персидская дипломатия является частью Восточного вопроса и, главным образом, зависит от индийской политики”. “Продвижение России к Индии и ее демонстрации против Кабула и Герата, требуют от нас более активного вмешательства в дела Тегерана”, – утверждал Роулинсон. “Нам необходимо занять прочное положение в стране и утвердиться таким образом, – писал он, – чтобы иметь возможность противостоять давлению русских. Наши офицеры должны быть хорошо осведомлены о положении дел и занять командные посты в персидских войсках… Наличие достойно обеспеченной армии, располагающей в том числе и артиллерией, будет свидетельством возобновления нашей заинтересованности. Персидские вельможи начнут посылать своих сыновей для получения образования в Лондон, а не в Париж. Вложение английского капитала в банки, железные дороги, шахты, в другие коммерческие предприятия польются рекой, если будет обеспечен долговременный союз между двумя странами и если он будет опираться на поддержку британского правительства”.
Большой вклад в формирование идеи о необходимости обороны Индии от русской агрессии внес Ч. Мак-Грегор, тоже слывший знатоком Азии. С Востоком он был знаком не понаслышке. Его перу принадлежали обобщающие итоги многолетних изысканий труды “Центральная Азия”, изданный в 1871 г., и “Оборона Индии”, увидевший свет в 1886 г. В них делался акцент на военно-политические аспекты проблемы. Мак-Грегор рассматривал “агрессию России” по отношению к Индии, которую, впрочем, он не воспринимал, подобно Роулинсону, неизбежной, одним из частных проявлений глобального противостояния Англии и России. Поэтому проведение активной британской наступательной торговой политики на Среднем Востоке он считал уместным сочетать со средствами дипломатического давления – формированием антирусской по направленности коалиции европейских и азиатских государств.
Наконец, среди поборников идеи грядущего наступления России на Индию следует назвать профессионального военного Джорджа Маллесона. Он был широко известен в Британии как автор книг “История Афганистана”, изданной в преддверии второй англо-афганской войны – 1878 году, “Герат: житница и сад Центральной Азии” и “Русско-афганский вопрос и вторжение в Индию”, увидевших свет соответственно в 1880 и 1885 годах. Объединившей все эти работы мыслью являлась идея о необходимости проведения активной политики противодействия продвижению России в Центральной Азии. “Политика, справедливость, гуманность, …сохранение нашей индийской империи требуют действий”, – писал Маллесон. Главным направлением этих усилий он мыслил Герат, судьба которого виделась ему в качестве сепаратного государства, подконтрольного Англии. “Настал решающий момент, – утверждал он, – когда надо решить, будут ли исключительные ресурсы Герата использованы для вторжения в Индию или для обороны Индии против… агрессивной державы. Нескольких лет британского пребывания вполне достаточно для того, чтобы превратить Герат в центр административного образования по типу Бенгальской провинции в Индии”.[27 c. 39]
Наряду с существованием в Англии влиятельного направления сторонников наступательного политического курса в Центральной Азии, отнюдь не все разделяли убеждение в неизбежности вооруженного столкновения с Россией из-за Индии. “Экономист” отмечал в 1875 году, что “Россия приближается все ближе и ближе к Индии, увеличивает число своих опорных пунктов”. Но сопоставив экономические, финансовые и военные возможности России и Великобритании, он пришел к выводу о сомнительности успеха России в случае военных действий, о том, что Россия вряд ли сможет обеспечить требуемое количество войск и что дальность расстояния от опорных пунктов России сведет на нет силу удара. Россия в данный момент более опасна для Турции и Персии, чем для Индии, заключал журнал. Вице-король Индии лорд Нортбрук в 1877 году откровенно и публично признался в том, что он не верит в русскую угрозу Индии. С большим сомнением отозвался о реальности угрожающей Индии опасности лорд Солсбери. В частном письме тому же Нортбруку он писал, что разделяет его “мысль о том, что наступление России на Индию – химера”.
Очевидно, таким образом, что проводя активную политику по утверждению в Афганистане, консервативный кабинет руководствовался не эфемерной угрозой Индии со стороны России, а, как писал русский Генеральный консул в Генуе, “исходя из интересов торговой монополии, которую Англия стремится утвердить повсюду”. Необходимость “обороны подступов к Индии” воспринималась нереальной и для бывшего во втором кабинете Гладстона с 1868 по 1874 год статс-секретарем по делам Индии герцога Аргайла. Идея “обороны” в сознании прагматически мыслящей плеяды политиков нового поколения вытеснялись мотивами обеспечения долговременных британских экономических интересов и задачами противодействия масштабной Восточной политики России, причем не только в Иране и Афганистане, но и на Ближнем Востоке. Для них тезис о “русской угрозе Индии” имел, скорее, пропагандистскую окраску, нес изрядный груз традиции восприятия России главным противником Великобритании в ее претензиях на мировое господство. Он, как и несколькими десятилетиями ранее, использовался для мотивации благообразной “оборонительной” концепции британской политики на Востоке. Разногласия в связи с действиями на Среднем Востоке в среде действовавших политиков касались не столько существа дела, сколько механизма обеспечения британского присутствия в этой зоне британских имперских интересов.
В целом, в Лондоне не было разногласий в вопросе о проведении наступательной политики на Среднем Востоке не только среди членов кабинета консерваторов, но и между обеими парламентскими партиями. Принципиальная общность позиции либералов и консерваторов в этом вопросе была отмечена “Таймс”, писавшей 10 октября 1878 года о том, что “все согласны относительно того, что мы должны сделать”. Некоторые колебания наблюдались в правительстве, но они касались не главного, а частностей. “Хотя между властями существовали и до сих пор существуют различия во мнениях относительно того, какой пограничной политики следует придерживаться, – писал статс-секретарь по делам Индии виконт Кренбрук вице-королю Индии 18 ноября 1878 года, – но это различие во мнениях касается, скорее, способов действий, чем самой сути”.[6 c. 242]
Другим узлом англо-русского противостояния в 70-х годах XIX века, в котором вновь, но иначе проявлялся “индийский фактор”, было Средиземноморье, остававшееся на протяжении всего столетия одним из важнейших и сложнейших узлов международных отношений. К 1870-м годам постановка проблемы по сравнению с предшествующим периодом времени существенно менялась и это влияло на определение задач британской дипломатии: судьба “британской дороги в Индию” оказывалась в прямой зависимости от исхода нового витка англо-российского имперского противостояния на Ближнем Востоке.
Исключительная значимость имперских интересов Великобритании в Восточном вопросе отчетливо оценивалась и в деловых кругах страны: “Экономист” расценил проблему обеспечения коммуникаций с Индией важнейшей для Великобритании в Восточном вопросе. “Мы не имеем в виду этим…, что Англия не имеет других интересов в Восточном вопросе, – писал еженедельник, – или что эти интересы не подверглись угрозе в… войне (русско-турецкой 1877-1878 гг. – Н.Д.). Но не существует интересов более жизненно важных, – продолжал он, – чем укрепление военных коммуникаций с Индией, и ни одному из них нет такой прямой угрозы, как этому”.
Определение ориентиров политики Англии в Восточном вопросе было возможно лишь исходя из утвердительного или отрицательного ответа на вопрос о реальности прекращения существования Османской империи. Вероятность ее краха усматривалась британскими политиками гораздо раньше того, как этот развал начал становиться явью. Так лорд Дерби еще в 1854 году отмечал, что “развал Турецкой империи – лишь вопрос времени и, возможно, не столь отдаленного. Турки сыграли свою роль в истории… Их день прошел."
Таким образом, люди, стоявшие в кабинете консерваторов в 70-х годах XIX века во главе Форин Оффиса, выражали сомнение в целесообразности следования в русле традиционной пальмерстоновской политики в отношении Османской империи.Османскую империю – как пока еще политическую данность – в Лондоне продолжали поддерживать, ибо побежденная и ослабленная, как писал в ноябре 1877 года “Экономист”, она станет жертвой России, и тогда окажется под угрозой дорога в Индию.
Заключение
Тем временем, пока Москва и Санкт-Петербург не могли выработать конструктивное решение в отношении торговли с Центральной Азией, Россия продолжала постепенно терять свои позиции на рынках региона и уступать их Англии. Характерно, что даже спустя почти двадцать лет ситуация не менялась. Так, в заметках «Описание Кокандского ханства», составленных купцом Ключаревым, читаем: «Товары российские в нынешнем 1852 г. по всей Средней Азии, как в Кокании (имеется в виду Коканд. — М.Н.), Ташкенте и Бухаре, упали ценой до чрезвычайной степени, так, что противу прежних цен выручали 80 коп. из рубля с самых лучших товаров; продажа более в кредит, за наличные продажи совсем не было, причина оному более полагают — в нынешнем году необыкновенно большой вывоз во все азиатские провинции Средней Азии аглицких бумажных товаров; ихние комиссионеры — персиане, ширванцы и афганцы — продают здесь в кредит на 12 и 18 месяцев и тем более успевают продавать свои товары, хотя набивные ихние бумажные товары и миткали очень слабой доброты, но рисунки ситцев самые азиатские во вкусе». Ключарев особо отмечал, что цены на английские изделия устанавливаются значительно дешевле, чем на аналогичные российские с тем, чтобы вытеснить их из рынка: «Поэтому и торговля наша со здешним краем становится для нас самой безвыгодной, из бумажных товаров нет ни одного товара в особенном требовании, чтобы можно было здесь с выгодой продать, кроме металлических товаров, как-то: медь, железо, сталь, чугун, олово, которые всегда имеют здесь цену и требование на оные постоянное».