Во всей франкской Греции выработалось однообразное право, которое с течением времени вступило в силу под наименованием LiberconsuetudinumimperiiRomaniae. По всем существенным статьям оно совпадало с положениями иерусалимских ассиз крестоносных рыцарей. Так как эти законы во второй половине XIII в. находили себе широкое применение в Пелопоннесе, то, вероятно, они же привились и во франкских Афинах.
При первоначальном устройстве феодального своего государства Оттон де ла Рош, вероятно, создал из наиболее влиятельных рыцарственных своих вассалов верховный ленный суд - HauteCour, - который представлял собой исто державную государственную власть. Происхождение афинского государства, конечно, является последствием простого захвата областей, которые маркграф Бонифаций предоставил де ла Рошу в виде лена. Хотя далеко и не в той мере, как в Пелопоннесе, - стране, завоеванной путем настоящей войны, но и в Аттике, и в Беотии дружинники проливали за государя кровь и через это поставили его в обязанность вознаградить дружинников баронствами и предоставить им наряду с особой государя положение пэров, без соизволения которых не подлежали разрешению ни феодальные, ни политические дела. Очевидно, властитель Афин по отношению к бургундским рыцарям, составлявшим его дружину, находился в более благоприятном положении, чем мог стоять Шамплитт к своим соратникам. Несмотря, однако же, на преимущества положения, и де ла Рош вынужден был построить свое государство на тех же феодальных устоях и препоручил государственную власть совещательному установлению, HauteCour; при этом HauteCour являлась не только верховным советом государя в области политики, но и высшей судебной инстанцией по всем спорам, касавшимся рыцарских ленов.
Наряду с этим трибуналом во франкских государствах существовал еще и гражданский суд - CourdesBourgeois, где заседали представители от городских общин под председательством Vicom-te'a, заместителя государя. Но так как последний избирал виконта по собственному усмотрению, то едва ли может тут быть и речь о свободном муниципальном самоуправлении. Нижний суд ведал все гражданские споры и уголовные правонарушения жителей не рыцарского происхождения и имел пребывание в определенных для этого городах. В каких пределах была определена сфера действия нижних судов над греческим населением, и существовали ли они вообще в афинском государстве, мы не знаем, но следует допустить, что греческое население долгое время руководствовалось в отношении суда и расправы Византийским судебником. Только относительно позднейшей эпохи сохранился, да и то совершенно случайно, след, по которому можно заключить, что и в афинском государстве существовал нижний суд.
Во всяком случае, этот суд предполагает признание муниципальных корпораций, с их советами, архонтами, демогеронтами или вехиадами, - в том виде, как они сохранились в византийскую еще эпоху. Равным образом в Сирии Готфрид Бульонский сохранил общинам прежние их суды, пока они постепенно не сменились трибуналами, составленными из франков и туземцев под председательством особого.
Относительно таких городов, как Фивы и Афины, безусловно следует допустить, что поначалу они под началом франкских архонтов продолжали управлять делами общины, до раскладки податей включительно, с помощью советов, которые могли составляться исключительно из туземных граждан, пользовавшихся доверием завоевателей. Разумеется, это изменилось с течением времени, когда франки, в свою очередь, ознакомились с греческим языком, а французские переселенцы в большом числе водворились в местечках и постепенно оттеснили туземцев на задний план. Таким образом и в Элладе создалось гражданство из переселившихся туда латинцев, а рыцари и бароны в это же время превратились в феодальных владельцев городов, с которых и собирали в свою пользу доходы, поскольку на таковые не распространялись права фиска.
Феодализм в силу ленного начала, заложенного в его основу, стоял в резком противоречии с муниципальными вольностями: ведь в ленном или феодальном государстве все политические права обосновываются поземельным владением - это последнее созидает собственнику определенное положение в государстве, а ленные обязанности составляют ту цепь, на которой держится вся тимократическая система.
Именно в Греции, где города, за немногими исключениями, обеднели и дошли до упадка, западные бароны в качестве завоевателей и должны были найти истинное для себя Эльдорадо. Здесь против церковного и светского ленного строя гражданство не выступало с протестами, ибо горожане не обладали зажиточностью и самосознанием, как во Фландрии и Франции или Италии и Германии.
Подавление греческого народа франками тем более облегчено было в Аттике и других эллинских провинциях, что при вторжении франков едва ли там можно было насчитать сколько-нибудь выдающиеся патрицианские роды. А если где и удержались отпрыски знатных фамилий, то они с течением времени поисчезали. Поэтому за всю эпоху иноземного владычества ни в Фивах, ни в Афинах нельзя назвать ни единого греческого вельможи или значительного гражданина. В обоих главных городах Афинского государства, которым придавали особенное военное значение их акрополи, первый же мегаскир поставил фохтов, предоставив им права юрисдикции.
Под 1212 г. упоминается фиванский кастеллан, который по случаю какого-то спора между фиванской и цараторийской диоцезиями проник в сообществе с фиванским настоятелем собора и мирянами в жилище цараторийского епископа и путем насилия увел оттуда какого-то человека.
Впрочем, недостаточность исторических документов делает для нас невозможным ближайшее ознакомление с политическим устройством и управлением афинского феодального государства. Мы ничего не ведаем о тамошней финансовой и податной системе, о казначейской части, о государственной канцелярии и о придворных должностях.
В правление де ла Роша ни разу не упоминается о высших государственных сановниках вроде маршала, сенешаля, коннетабля или каммерария. Эти должности заведены были в иерусалимском королевстве, в Константинопольской империи, на о. Кипре и в княжестве Ахайском; отсюда можно предположить, что в названных государствах заведен был более пышный придворный строй, чем представительство, каким себя окружал мегаскир в Афинах. Вообще же как Англия и Сицилия или как франкская Сирия и Кипр, точно так же Афины свидетельствуют о том, что феодализм был достаточно могуч и мог создать государство живучее и сравнительно не скоро преходящее.
Бургундский строй в Афинах продержался значительно дольше, чем продержались там демократические законодательства древних государственных людей; к тому же феодальный этот строй не обновлялся вовсе реформами, как это имело место в Древности. Сам же факт, что аристократическое феодальное государство де ла Рошей в течение ста лет существования ни разу не пережило ни одного из внутренних переворотов, которые неоднократно потрясали демократию древних Афин, конечно, не может служить доказательством ни политического его значения, ни мудрости варварских его основателей. Неприкосновенность была обеспечена государству продолжением рода де ла Рошей, из которого выходили все даровитые государи, а равно довольством и общей выгодой привилегированной касты рыцарей и баронов, а наконец - и это более всего прочего - бессилием порабощенных эллинов; простиралось же порабощение это столь глубоко, что греки не сделали ни единой попытки - подобно туземцам Крита - схватиться за оружие и стряхнуть с себя железные цепи ленной системы.
Вторгшиеся в Пелопоннес франкские властители обеспечили за собой обладание страной тем, что поспешили понастроить укрепленных замков, подобно тому, как это совершили норманны по завоевании Англии. Тем не менее, однако же, и славянские племена, и греки от времени до времени восставали в Морее против чужеземцев, особенно после того, как византийский император подчинил себе опять Лаконию.
В Аттике и Беотии бургундское дворянство точно так же возводило для себя замки, но далеко не в том количестве, как франки в Пелопоннесе. Впрочем, ведь и греческое население в Элладе вообще было менее воинственно и менее плотно и послабее, чем население нагорного полуострова. Оно хотя и с ропотом, но беспрекословно влачило ярмо латинских завоевателей, несмотря на малочисленность последних. Эта неспособность к сопротивлению может показаться зазорной, но такое же зрелище представляла Италия в эпоху готов и лонгобардов, да и в наши дни разве 300 миллионов индусов не подчиняются послушно 150 ООО правящих ими англичан и европейцев?
3. Единственным убежищем для обширной греческой семьи во всей империи, распавшейся на части, являлась Восточная церковь. Жизненное начало последней оказалось более незыблемым, чем устои Константинова государства. Каким насилиям ни подвергался организм Восточной церкви, она, будучи силой духовной, глубоко внедрившейся во все три части римского света, не могла, подобно греческому царству, пасть под грубым произволом чужестранных завоевателей.
Преднамеренное угнетение великой Восточной церкви пятнает Запад несравненно более, нежели разрушение Ромейского царства, а в истории жизни прославленного папы Иннокентия III предприятие это составляет гораздо более мрачную главу, чем злодейское искоренение альбигойцев в Южной Франции.