Принадлежность Кия, Щека и Хорива к местной полянской знати считается почти доказанной. Некоторые сомнения в бесспорности такой точки зрения вселяют несколько странные для славян имена первых киевских князей. Правда, предлагается славянская этимология для имени старшего из братьев Кия. Ее пытаются связать с праславянским корнем kuj, обозначавшим божественного кузнеца. Так, Б.А. Рыбаков полагает, что имя Кий хорошо осмысливается по-русски: «кий» означает «палка», «палица», «молот».
Но все-таки если имя Кий хоть как-то поддается «славянизации», то имена его братьев — Щек и Хорив — абсолютно не поддаются. Лучшей этимологической параллелью для второго из них, пожалуй, было упоминание литовского названия верховного жреца — krive. И вот поэтому их присутствие в первоначальной версии сказания об основании Киева иногда просто отрицается. В частности, Б.А. Рыбаков полагает, что «мы должны быть осторожны по отношению к братьям Кия. Правда, летописец стремится связать их имена с местной топонимикой XI в., указывая на Щековицу и Хоривицу, но нам очень трудно сказать, действительно ли имена реальных братьев перенесены на эти горы, или же, подчиняясь требованиям эпической тройственности, автор сказания от названий этих гор произвел имена двух мифических братьев?» Налицо самое распространенное мнение антинорманистов. Что же по этому поводу говорят норманисты?
Карамзин, равно как и Соловьёв, вообще сомневался в существовании Кия и его братьев, он писал: «Имя Киева, горы Щековицы - ныне Скавицы - Хоривицы, уже забытой, и речки Лыбеди, впадающей в Днепр недалеко от новой Киевской крепости, могли подать мысль к сочинению басни о трех братьях и сестре их: чему находим многие примеры в Греческих и Северных повествователях, которые, желая питать народное любопытство, во времена невежества и легковерия, из географических названий составляли целые истории и биографии»[15]. Историк не отказывает в существовании Аскольду и Диру и более того, он считает, что они образовали самодержавную область на юге.
Ключевский признаёт то, что Киев был основан варягами, и их было там так много, что Аскольд и Дир смогли набрать из них целое ополчение.
Очевидно норманисты, не имея доводов, чтобы опровергнуть славянское происхождение первых киевских князей, либо просто отказывают им в существовании, либо без всякого основания пишут, что они были варягами. Хотя если основываться на этимологию, то имена первых «русских» князей — как новгородских, так и киевских — оказываются «не своими». Это с неизбежностью ставит вопрос: почему первые князья Древней Руси были иноземцами?
Действительно, любопытно. Но обратимся к истории других народов Европы и Азии. Болгарское царство, Франция, герцогство Нормандия, Бретань, Ломбардия, королевство Англия, Сельджукский султанат — вот далеко не полный перечень государств, названия которых восходят к этнонимам завоевателей, которые и стали во главе их. Конечно, встречаются и обратные примеры, когда территория сохраняла имя населявшего ее когда-то коренного народа, вытесненного или уничтоженного пришельцами. Таковы современные области — Мещера, Пруссия, Саксония, Тюрингия, Бургундия и другие, уже давным-давно не заселенные мещерой, пруссами, саксами, тюрингами, бургундами.
Любопытно, что и в тех, и в других случаях собственное название государства не соответствует его преобладающему этническому составу. Но это к слову. Сейчас нас больше волнует проблема «иноязычных» правителей.
Хорошо отвечает на этот вопрос Х. Ловмяньский: «…правитель чужого происхождения в силу своей нейтральности скорее мог сгладить эти трения и потому был полезен для поддержания единства; судя по летописям, подобная ситуация сложилась на севере, где трения между словенами и соседними племенами были поводом для призвания чужеземцев»[16].
О том, какова была роль варягов в образовании государства у восточных славян, писали многие историки. И в этом вопросе мы с лёгкостью можем увидеть борьбу норманистов и антинорманистов.
С.М. Соловьёв считает варягов ключевым элементом в ранних государственных структурах Руси, и более того, он считает их основателями этих структур. Историк пишет: «…какое значение имеет призвание Рюрика в нашей истории? Призвание первых князей имеет великое значение в нашей истории, есть событие всероссийское, и с него справедливо начинают русскую историю. Главное, начальное явление в основании государства - это соединение разрозненных племен чрез появление среди них сосредоточивающего начала, власти. Северные племена, славянские и финские, соединились и призвали к себе это сосредоточивающее начало, эту власть. Здесь, в сосредоточении нескольких северных племен, положено начало сосредоточению и всех остальных племен, потому что призванное начало пользуется силою первых сосредоточившихся племен, чтоб посредством их сосредоточивать и другие, соединенные впервые силы начинают действовать»[17].
Н.М. Карамзин считал варягов основателями «монархии российской», пределы которой «достигали на Восток до нынешней Ярославской и Нижегородской Губернии, а на Юг до Западной Двины; уже меря, мурома и полочане зависели от Рюрика: ибо он, приняв единовластие, отдал в управление знаменитым единоземцам своим, кроме Белаозера, Полоцк, Ростов и Муром, им или братьями его завоеванные, как надобно думать. Таким образом, вместе с верховною княжескою властию утвердилась в России, кажется, и система Феодальная, Поместная, или Удельная, бывшая основанием новых гражданских обществ в Скандинавии и во всей Европе, где господствовали народы германские».
В.О. Ключевский отличается во взглядах от Соловьёва и Карамзина. Он пишет: «Варяги являлись к нам с иными целями и с иной физиономией, не с той, какую носили даны на Западе: там дан - пират, береговой разбойник; у нас варяг - преимущественно вооружённый купец, идущий на Русь, чтобы пробраться далее в богатую Византию, там с выгодой послужить императору, с барышом поторговать, а иногда и пограбить богатого грека, если представится к тому случай. На такой характер наших варягов указывают следы в языке и в древнем предании. В областном русском лексиконе варяг - разносчик, мелочной торговец, варяжить - заниматься мелочным торгом»[18].В тех промышленных пунктах, куда с особенной силой приливали вооружённые пришельцы из-за моря, они легко покидали значение торговых товарищей или наемных охранителей торговых путей и превращались во властителей. Во главе этих заморских пришельцев, составлявших военно-промышленные компании, становились вожди, получавшие при таком перевороте значение военных начальников охраняемых ими городов. Такие вожди в скандинавских сагах называются конингами или викингами. Оба этих термина перешли и в наш язык, получив славяно-русские формы князя и витязя.
Чрезвычайно интересен вывод, к которому пришел В.В. Мавродин: «…меняется сама роль норманнов на Руси. Это уже не разбойники, ищущие славы и добычи, воины-насильники, купцы-грабители. Норманны на Руси конца IX-X вв. выступают в роли купцов, о чём говорит обилие привозных скандинавских вещей…»[19]. По поводу князей Мавродин пишет: «Некоторые скандинавские вожди (ярлы) оказываются более удачливыми и ухитряются захватить власть в свои руки в отдельных городах Руси, как это произошло в Полоцке, где обосновался варяг Рогволод. Большая же часть норманнских викингов выступала в роли наемных воинов-дружинников русских племенных князьков или русского кагана, вместе с другими княжескими дружинниками или вместе же с другими княжескими “моужами”, выполняя различные поручения в качестве “гостей”-купцов и “слов” (послов) князя, как это отметили Бертинские анналы»[20].
Эти достаточно корректные выводы вызвали в свое время жесткую критику. По словам С.А. Покровского, В.В. Мавродин “после долгих исканий очутился у разбитого корыта норманистской теории”. Этот упрек справедлив постольку, поскольку справедливо “норманизмом” называть любое признание присутствия скандинавских князей, воинов и купцов в Восточной Европе. Однако вопрос о роли “варяжского элемента” в ранней истории Древнерусского государства решался чаще всего за рамками собственно исторической науки.
Между тем, практически к такому же, как и В.В. Мавродин, выводу за несколько лет до него пришел фактический глава антинорманистов Б.Д. Греков. А в первом посмертном издании его труда («Киевская Русь», М., 1953), «призвание варяжских викингов» уже названо «случайным явлением».
Завершенную форму “антинорманистские” построения получили в работах Б.А. Рыбакова, который писал, что «историческая роль варягов на Руси была ничтожна. Появившись как "находники", пришельцы, привлеченные блеском богатой, уже далеко прославившейся Киевской Руси, они отдельными наездами грабили северные окраины, но к сердцу Руси смогли пробраться только однажды [захват Киева варяжским конунгом Олегом]. О культурной роли варягов нечего и говорит. Договор [с греками], заключенный от имени Олега и содержащий около десятка скандинавских имен олеговых бояр, написан не на шведском, а на славянском языке. Никакого отношения к созданию государства, к строительству городов, к прокладыванию торговых путей варяги не имели. Ни ускорить, ни существенно задержать исторический процесс на Руси они не могли».