Однако теперь Александр I не хотел вновь навязывать Франции Людовика XVIII. Увидев, как Людовик непопулярен в своей стране43, и в то же время считаясь с принципом легитимизма, он предложил на французский престол кандидатуру главы младшей ветви Бурбонов герцога Луи-Филиппа Орлеанского (будущего, с 1830 г., короля Франции). «На мой взгляд, - говорил царь первому уполномоченному на конгрессе от Англии лорду Р. Кланкарти (он заменил Веллингтона, отбывшего к армии), - примирить всех может только герцог Орлеанский. Он француз, он Бурбон, он женат на принцессе из дома Бурбонов, у него есть сыновья. Еще в молодости он служил делу Конституции <.> Он объединит все партии»44. Пруссия и Австрия не возражали против такой идеи, но Англия расстроила ее.
После битвы при Ватерлоо Веллингтон доставил в Париж Людовика XVIII в английском обозе, и тот занял королевский дворец, «как будто бы ничего не случилось, и он не переставал царствовать над Францией ни одного дня»45. Александр I усмотрел в этих действиях «явное пренебрежение английского кабинета к своим континентальным союзникам»46. Но делать уже было нечего: Людо-
вик вернулся на прародительский трон. Поэтому, когда король, чувствуя шаткость своего положения, обратился к Александру за содействием, царь в письме к нему от 26 июня 1815 г. содействие обещал, но - при «восстановлении законного и либерального правительства (курсив мой. - Н.Т)»47. Он проследил за тем, чтобы Людовик сохранил дарованную французам «Конституционную хартию» 1814 г., а главой правительства и министром иностранных дел Франции по настоянию Александра король назначил, вместо Талейрана, «одесского дюка», т. е. бывшего градоначальника Одессы и Новороссийского генерал-губернатора герцога А.Э. дю Плесси Ришелье - внука знаменитого маршала Франции Л.Ф.А. дю Плесси Ришелье, который, в свою очередь, был внучатым племянником еще более знаменитого кардинала. Дюк не был во Франции с 1790 г. «Это француз, который лучше всего знает Крым», - посмеивался над ним Талейран, но для России и Александра I такой француз был полезнее любого другого48.
Вместе с тем Александр I, ощутив на Венском конгрессе противодействие своим планам со стороны партнеров по антинаполеоновской коалиции (в первую очередь, Англии), позаботился о том, чтобы Франция сохранила статус великой державы как дружественный к России противовес другим великим державам. Он убедил своих союзников снять территориальные и умерить финансовые претензии к Франции, что и было узаконено Парижским мирным договором от 20 ноября 1815 г.49
Кроме вопроса о Франции, самыми острыми на Венском конгрессе были польский и саксонский вопросы. Они оказались тесно связанными между собой.
В польском вопросе Александр I сразу занял твердую позицию: Россия должна быть вознаграждена за свою роль в разгроме Наполеона присоединением к ней герцогства Варшавского со столицей в Варшаве, которое Наполеон создал в 1807 г. из польских земель, отошедших к Пруссии и Австрии в XVIII в. по трем разделам Польши. Александр рассчитывал присоединить к России все герцогство посредством личной унии как Царство Польское во главе с ним, Александром - царем русским и польским. При этом Александр обещал даровать Царству Польскому конституцию «и тем самым обеспечить счастье его народа»50. Такой проект царь считал не подлежащим обсуждению. «Это есть дело, которое касается только лично меня и в котором лишь я один могу быть судьею!» - заявил он Талейрану. «Слуга всех господ» тогда ему возразил: «Простите, государь, когда принадлежишь истории, весь мир является судьею»51.
Самым решительным противником России в польском вопросе выступила Англия. Лорд Касл-ри в меморандуме от 12 октября 1814 г. попытался изобразить Россию европейским пугалом: «План русского императора присоединить герцогство Варшавское <.. .> распространил волнение и ужас при дворах австрийском и прусском, наполнил страхом все государства Европы <.> Россия, уже увеличенная Финляндией, Бессарабией, землями персидскими, устремляется на Запад, в сердце Германии»52. Со своей стороны, Каслри в одном из частных писем заявил, что он «не намерен позволить калмыцкому князю перевернуть Европу»53.
Александр I проявил твердость. Он пригласил к себе Каслри и повторил сказанное Талейрану («вопрос о герцогстве подлежит только русской компетенции»), подчеркнув при этом: «Я завоевал герцогство, и у меня есть 480 тыс. солдат, чтобы его защитить!»54. В то же время царь заручился поддержкой своего давнего друга, короля Пруссии Фридриха Вильгельма III, обещав ему поддержать Пруссию в саксонском вопросе55. Узнав об этом, Меттерних (разделявший, хотя и менее решительно, позицию Каслри) попытался расстроить альянс России и Пруссии в польском вопросе, пустив такой слух: «Император Александр более заботится о Польше, чем о Саксонии». Князь Гарденберг рассказал об этом царю. Александр был так разгневан, каким его еще не видели. Он даже вызвал Меттерниха на дуэль, но тот как истый дипломат уклонился от вызова. После этого, вплоть до скандальной сцены 9 апреля 1815 г., Александр «не посещал собраний и балов, устраивавшихся у Меттерниха, и, встречаясь с канцлером Австрии в других местах, поворачивался к нему спиной»56.
Сговор Англии, Австрии и королевской Франции от 3 января 1815 г. позволил им усилить совместное давление на Россию и Пруссию, а побег Наполеона с Эльбы сплотил «большую пятерку» и помог ей урегулировать разногласия. Польский вопрос был решен посредством компромисса, выгодного для России. Территория герцогства Варшавского, за исключением Познани (осталась в руках Пруссии), Восточной Галиции (сохранилась за Австрией) и Кракова, объявленного вольным городом, присоединялась к России под названием Царство Польское (127 тыс. кв. км с населением в 3 млн 200 тыс. человек). Так фактически был содеян 4-й раздел Польши. 25 мая 1815 г. в Вене была опубликована октроированная (т.е. пожалованная монархом) Конституция Царства Польского57.
Князь Чарторыйский свидетельствовал, что по разговорам с Александром I о конституции и «счастье народа» Польши «невозможно было понять, искренен ли он или лукавит; достаточно причин предполагать последнее»58. В связи с этим важный вывод сделал российский историк С.В. Мироненко: «Конституция Царства Польского была для Александра I своеобразным экспериментом. Польша стала как бы полигоном для проверки того, насколько реален задуманный императором симбиоз конституции с самодержавной властью»59. Это, пожалуй, верно. Но был в таком эксперименте и сугубо польский аспект: царь
стремился расположить к себе поляков и сплотить их под своим скипетром, как бы исправляя несправедливость, допущенную по отношению к ним Екатериной II. Ради этого Александр назначил первым наместником Польши с титулом Высочества даже не Чарторыйского, как ожидалось, а генерала Ю. Зайончека, который был соратником Т. Костюшко и Наполеона и учеником наполеоновского нашествия на Россию, где, кстати, потерял ногу и попал в плен. С той же целью Александр льстил патриотическим чувствам поляков в ряде акций, начиная с перезахоронения Ю. Понятов-ского.
Польский князь и маршал Франции Юзеф Понятовский, тоже сражавшийся против России под знаменем Наполеона в 1812 г., погиб в «битве народов» под Лейпцигом и был погребен на лейп-цигском кладбище. В сентябре 1814 г. с разрешения Александра I поляки торжественно перенесли останки своего героя через Варшаву в Краков, причем царь поручил главнокомандующему русской армией фельдмаршалу М.Б. Барклаю де Толли со всем его штабом участвовать в церемонии. Более того, он разрешил полякам воздвигнуть памятник Понятовскому. Памятник был изваян великим датским скульптором Б. Торвальдсеном и стоит поныне в Варшаве перед зданием Совета министров Польши. Позднее, в 1817 г., опять-таки с дозволения Александра поляки перенесут на родину прах умершего в Швейцарии Тадеуша Костюшко60.
Компромиссно, хотя и болезненно для Саксонии, был решен на конгрессе и саксонский вопрос. В наказание саксонского короля Фридриха Августа I за его союз с Наполеоном (в битве под Лейпцигом король потерял свои войска, перешедшие на сторону антинаполеоновской коалиции, и сам попал в плен) Пруссия стремилась присоединить Саксонию к себе. Александр I энергично поддержал Фридриха Вильгельима III: «Прусский король будет королем Пруссии и Саксонии, как я буду императором России и королем Польши!»61. Выслушав ссылки Талейрана на договоры, подтверждающие легитимность (и, стало быть, неприкосновенность) саксонского короля, царь заявил: «Какое употребление, думаете вы, я могу сделать из всех ваших пергаментов и трактатов? Для меня одно превыше всего - это данное мной слово. Я его дал и сдержу: я обещал Саксонию прусскому королю»62. Новые возражения Талей-рана царь оборвал «окриком по-наполеоновски»: «Если саксонский король не отречется от престола добровольно, он будет отправлен в Россию и умрет там. Один король уже нашел там свой конец!»63.
Главными противниками России и Пруссии в саксонском (как и в польском) вопросе были Англия и Австрия, которые не желали ни русского, ни прусского усиления. Но настойчивее всех убеждал Александра I вернуть Фридриху Августу I саксонский престол именно Талейран. Эта кажущаяся странность объяснялась просто: во-первых, король Саксонии (как и неаполитанские, пармские, испанские Бурбоны) был в родстве с Людовиком XVIII, а главное, агенты Меттерниха дознались, что Талейран получил от саксонского короля взятку в 3 млн флоринов64. Стараясь отработать полученные миллионы, Талейран на переговорах с Александром I позволил себе даже рискованные ходы. Когда царь стал говорить о том, что саксонский король «изменил общему делу Европы», Талейран возразил: «Государь, он уступил силе обстоятельств, в которых может оказаться каждый». Александр усмотрел здесь намек на свой договор с Наполеоном в Тильзите и воспринял это как оскорбление65.