И в этом смысле Послания Ивана Грозного Курбскому — уникальный духовно-политический памятник, ибо в них впервые в русской истории сам государь полностью, в законченном виде сформулировал, исторически и духовно-политически обосновал основные принципы самодержавной власти русских монархов.
Первый принцип — божественное происхождение самодержавной власти. Более того, как было показано, Иван Грозный обосновал тезис богоизбранности самого государя.
Другой важный принцип — русский государь имеет законные династические права на владение царским титулом. Уже говорилось, что Иван IV в своих произведениях постоянно использовал аргументы «Сказания о князьях Владимирских», которое произвело лично на него гораздо большее впечатление, нежели учение о «Третьем Риме», имеющее все же преобладающее церковное значение. И потому позднее государь в различных собственных посланиях обязательно напоминал своим адресатам, что свое родословие русский царь ведет от римского императора Августа и его брата Пруса, потомок которого в четырнадцатом колене князь Рюрик «пришел и начал царствовать» на Руси. Постоянно ссылался Иван IV и на тот факт, что еще один его предок, великий князь киевский Владимир Мономах, получил «царский венец» от византийских императоров. Таким образом русский государь не только доказывал свои права на владение царским титулом, но и подчеркивал собственное превосходство над европейскими монархами. И следует признать, что усилиями Ивана IV версия «Сказания о князьях Владимирских» стала официальной генеалогией не только Рюриковичей, но и последующих царей из династии Романовых.
Третий важнейший принцип — полнота самодержавной власти. Не случайно в Первом послании Курбскому государь Иван Васильевич привел немало исторических доказательств того, что полная самодержавная власть более эффективна в достижении стоящей перед Россией великой мистической цели: утверждение православной истины во всем мире. Анализируя события давнего и недавнего прошлого, государь стремился показать, что “многоначалие” или же подчиненность правителя церковной власти во все времена приводили к кризису и распаду великих держав. Основываясь на этом историческом опыте, Иван Грозный утверждал необходимость и возможность только неограниченно самодержавного, единовластного правления в России, если Российское царство хочет исполнить возложенную на него вселенскую миссию по утверждению истинного православия. В этом заключался кардинальный духовно-политический разрыв Ивана Грозного с «нестяжательской» традицией: никаких «мудрых советников» рядом с царем быть не должно, государь все решает самостоятельно и правит самодержавно.
И, наконец, четвертый принцип самодержавной власти: главный смысл власти русского самодержавного государя состоит в том, чтобы нести свет истины по всему миру, устроить и свою страну, а то и весь мир по Божественным заповедям. Не случайно, чуть позднее, в ответе протестантскому пастору Яну Роките, Иван Грозный подчеркивал всемирный характер православия: «Ино как Богъ просветилъ прародителя нашего благочестиваго великаго князя Владимира… от тех мест и доселе не нарицается русская вера, но християньская. Темже и повсюду вселенныя, аще где християнска вера истинная, ту християне зовутся, а идеже зовутся иным именемъ, которые земли, по прозвищу имя, ту ересь и расколъ, а не истинная вера» (47).
Кстати говоря, убежденность в богоизбранности православного самодержавного государя, видимо, настолько сильно исходила от Ивана Васильевича, что воспринималась и многими современниками. Когда в 1582 г. в Москве побывал папский посол, иезуит Антонио Поссевино, он увидел эту решимость и уверенность царя в богоизбранности. В данном случае Поссевино можно полностью доверять, ибо сам иезуит пребывал в столь же глубокой уверенности в богоизбранности римского папы и всего католичества, а также в великом значении собственной миссии по религиозному просвещению русских “варваров”. Следовательно, миросозерцание Ивана Грозного ему было понятно и близко. Характеризуя Ивана Грозного, Поссевино писал: “Он считает, что нет никого более ученого и более исполненного истинной религией, чем он сам... Что касается его схизмы (так католик Поссевино называл православие. — С.П.), трудно поверить, насколько он ей предан. Он считает ее приемлемой на вечные времена”. И далее Поссевино утверждал: “Он считает себя избранником Божиим, почти светочем, которому предстоит озарить весь мир” (48).
Причем интересно, что данное убеждение Поссевино навеяно было общим духом тогдашней жизни, ибо сам Иван Грозный в разговоре с папским посланником ни словом не обмолвился о своей богоизбранности. Более того, русский царь, стараясь по политическим соображениям в лице Поссевино не обидеть римского папу, вообще пытался избегать серьезных разговоров о сущности веры. И когда в своем миссионерском рвении Поссевино попытался предложить Ивану Грозному титул восточного императора в обмен на принятие католичества, Иван IV дипломатично ответил: “Что касается власти над Востоком, то это Божия земля и ее по своему соизволению Господь даст, кому захочет” (49).
Приведенные выше высказывания Поссевино недвусмысленно свидетельствуют, что, по меньшей мере, в тех кругах русского общества, в которых он вращался, уверенность в особом предназначении Православной Руси и ее православного государя была неподдельно искренней. Об этом говорил и сам папский посол: “С самого нежного возраста московиты впитывают то мнение, что они единственные истинные христиане, остальных же (даже католиков) они считают нечестивыми, еретиками или людьми, впавшими в заблуждение” (50).
В целом же, если говорить об истории духовно-политической мысли, то именно в сочинениях государя Ивана IV Васильевича Грозного впервые были полностью, в законченном виде сформулированы и теоретически обоснованы основные принципы самодержавной власти русских монархов.
V
Итак, в Первом послании Курбскому Иван Грозный впервые свел в единую систему основные принципы самодержавной власти русских государей. Но понимание методов воплощения этих принципов в реальную историческую практику связано уже исключительно с личными качествами Ивана Грозного, с его личным мировоззрением, как политическим, так и религиозно-мистическим.
Каким образом православный самодержавный государь мог исполнять свои обязанности? В Первом послании Курбскому Иван Грозный сравнивает четыре формы служения Господу: отшельничество, монашество, священническую власть и царское правление. Отшельничество, столь любезное “нестяжателям”, последователям Нила Сорского, государь уподоблял “агньцу, непротивну никому же, или яко птице, иже ни сеявшу, ни жнущу, ни в житницу собирающу”. Монашество, или, в терминологии царя, “общее житие”, имеет свою специфику. “Во общем убо житии, — писал он, — аще и мира отрекшимся, но обаче строения и попечения имеет, тако же наказание, аще ли сего невнимателни будут, то общее житие разорится”. Священническая же власть “требует зельнаго запрещения языком, по благословней же вине, ярости, славы, и чести, и украшения, и председания, еже иноком неприлично”. И, наконец, “царскому же правлению — страха, и запрещения, и обуздания, и конечнейшаго запрещения по безумию злейших человек лукавых” (выделено мной. — С.П.) (51).
Итак, главным оружием правителя объявлялся “страх”. Стоит напомнить, что в православном миросозерцании “страх Божий” напрямую ассоциировался с одним из возможных путей спасения, ибо именно “страх Божий” открывает для человека путь к познанию божественной истины. И в этом случае Иван Васильевич, созвучно иосифлянам, последователям Иосифа Волоцкого, избирал этот путь как единственно возможный. «Нестяжательское» упование на Христову Любовь государь оставил где-то далеко в стороне, или же отодвинул в далекое будущее. Более того, русский царь превратил тезис о “страхе Божием” в главное обоснование всех своих последующих действий. В ответ на очередное обвинение Курбского государь приводил евангельские слова из Послания апостола Иуды: “К одним будьте милостивы, отличая их, других же страхом спасайте, исторгая из огня” (1, 22—23). И комментировал приведенные апостольские слова: “Видиши ли, яко апостол страхом повелевает спасати? Тако же и во благочестивых царех и временах много обрящеши злейшее мучение” (52).
Таким образом, “страх Божий” — это главное и единственное средство спасения. Исполнителем же воли Господа на земле может быть только он, православный государь, Иван Васильевич: “Тщужеся со усердием люди на истинну и на свет наставити, да познают единаго истиннаго Бога, в Троице славимаго, и от Бога данного им государя” (53). По сути дела в этих словах выражена вся программа действий Ивана Грозного — “страхом Божиим” обратить людей к истине и свету, а значит, спасти их души.
Русский царь считал, что он должен исполнять и мирские, и духовные обязанности, ибо царская власть объединяет их в одно целое. Но вот, что интересно — Иван Грозный не претендовал на исполнение обязанностей церковного первоиерарха, в отличие, к примеру, от английского короля Генриха VIII. Русский государь понимал суть царской власти иначе, можно сказать, более мистически — как разновидность монашеского подвига.
Вообще Иван Грозный очень часто соотносил свою деятельность с монашеским служением, выражал желание принять постриг. В Послании царя в Кирилло-Белозерский монастырь встречаем такие его слова: “И мне мнится, окаянному, яко исполу есмь чернец” (54). Вот это мироощущение — “исполу есмь чернец…”, т.е. “наполовину я уже монах” — и определяло избранную Иваном Грозным линию поведения в мирской жизни.
Монашеский подвиг исполнять ведь можно по-разному. Нил Сорский видел его суть в “умной” молитве, Иосиф Волоцкий — в строгом соблюдении устава. А Иван Грозный пошел иным путем, возродив на Руси идею древнего аскетизма в том виде, как ее понимали первые русские монахи — в виде “истязания плоти”.