882 год. Под этой датой в летописи фиксируется приход Олега в Киев. Кстати, происхождение самой даты непонятно, возможно она тоже является результатом расчетов позднейших летописцев. Еще одна проблема — почему Олег именно Киев объявил центром Русской земли? Какую “Русскую землю” подразумевал Олег? Если вспомнить сведения восточных авторов о трех видах “руси”, то тогда можно сделать предположение — князь Олег поставил задачу собирания всех “Русий” в нечто единое. Таким образом, именно князь Олег, судя по всему, объединил под своей рукой разные этнические группы руси и, собственно, положил основание тому социально-политическому образованию, которое в Повести временных лет получило название “род русский”.
В 882 году Олег пришел в Киев с варягами, чудью, словенами, весью, мерью, кривичами. По дороге в Киев Олег завоевывает Смоленск и сажает там своих посадников (правда, позднее Смоленск будет оставаться за пределами Киевской Руси вплоть до 2-ой половины XI века, как и кривичи в целом). В данном случае, перечислены те же племена, что “приглашали” Рюрика: два славянских и три угро-финских. Археологически такой межэтнический союз подтверждается. Видимо, это те племена, которые изначально были связаны с варягами и располагались на Волго-Балтийском пути. Здесь необходимо вновь привлечь сообщения восточных авторов, отметивших, что народы севера говорят по-славянски, потому что с ними смешались. А под “севером” восточные авторы разумели именно Волго-Балтийский путь, на который, судя, в том числе, и по нумизматическим данным, славяне (балтийские) вышли первыми.
Таким образом, именно князь Олег, судя по всему, объединил под своей рукой разные этнические группы руси и, собственно, положил основание тому социально-политическому образованию, которое в Повести временных лет получило название “род русский”.
В 884 и 885 гг. Олег возлагает дань на славянские племена северян и радимичей, которые до того платили дань хазарам. Причем пограничных с хазарами северян Олег, по сути, освобождает от дани, возлагая на них дань “легку”. Вообще это обращение Олега к радимичам и северянам очень знаменательно. Возможно, оно является отголоском давнего конфликта между “Росским каганатом”, наследником которого была Аланская Русь в Прибалтике, и хазарами. Возложение на северян “легкой” дани заставляет думать, что собирание Олегом земель под властью “рода русского” в конце IX века — это ответ на события 30-х годов IX столетия, когда “Росский каганат” был разгромлен хазарами в союзе с венграми. Видимо, Олег стремился вернуться в исторически принадлежащий Аланской Руси регион. Во всяком случае, утверждение Олега и Игоря в Причерноморье раньше, чем в Приднепровье — факт весьма значимый.
Под 907 годом летопись сообщает о походе Олега на Византию. Этот летописный рассказ увлекает многих историков масштабом операции Олега, собравшего под свои знамена все славянские племена, варягов, а также чудь и мерю. Но именно этот масштаб вызывает сомнение — уж слишком он фантастичен. Причем летописная статья под 907 годом противоречит другим летописным свидетельствам.
Так, летописец, который был составителем этнографического введения “Повести временных лет”, писавший не ранее конца X — начала XI вв., в число входящих в состав Руси включал лишь семь славянских племен. Ни вятичи, ни радимичи, ни дулебы, ни тиверцы, упоминаемые в статье 907 года, по убеждению этого летописца в состав Руси не входили. А этот летописец знал многое — осведомленность его проявлялась уже в том, что в качестве “данников Руси” он перечислил все прибалтийские племена и племена по Волго-Балтийскому пути. Еще одно противоречие статьи под 907 годом — сообщение о том, что Византия должна была платить дани ряду русских городов, по которым сидели “велиции князи, под Олгом суще”. В 907 году Олег не мог заставить византийцев платить дани этим городам, потому что не было еще многих городов, в частности, Переяславля (основан в 993 году). Полоцк, скорее всего, находился под властью другой варяжской династии, последний из которой Рогволод погибнет в 978 году от рук князя Владимира святославича, оскорбленного отказом дочери полоцкого князя Рогнеды выйти за него замуж. Не было в начале IX века в Древней Руси и “великих князей”: этот титул появится значительно позднее. И сам фантастический рассказ о походе Олега в 907 году позднее “редактировал” христианский автор, знакомый с византийской литературой — описание зверств, чинимых дикими русами, взято из византийской литературы. То же самое описание зверств русов воспроизведено и в рассказе о походе Игоря на Византию в 941 году и взято оно опять-таки из византийской литературы. Видимо, в обоих случаях летописец использовал один и тот же источник, причем элементы былинного восторга в рассказе перемешаны с жестким христианским осуждением.
Еще одно свидетельство поздней вставки летописной статьи 907 года — имена дружинников Олега: Вельмуд, Карл, Фарлоф, Рулав и Стемид. Чуть позднее эти же имена повторяются в статье под 911 годом, но два из них — в более правильной огласовке: Вельмуд вместо правильного Веремуд — имени, известном с эпохи Великого переселения народов; Карл вместо Карлы — имени и топонимов, встречающихся на побережье Северного моря. Следовательно, искажение имен в статье под 907 годом лишь свидетельство позднего происхождения этого пересказа подлинного договора, приведенного под 911 годом. Подобных повторов в “Повести временных лет” несколько, и связаны они с соединением летописных записей, сделанных по разным космическим эрам (в частности, статья под 907 годом рассчитывалась по эре, на 4 года расходившейся с константинопольской).
Попутно заметим еще один важный факт: договоры Олега и Игоря с Византией, в которых приведены имена дружинников, говорят о славяноязычии княжеских дружин, но имена послов свидетельствуют о сохранении и исконных языков дружинников, обычно набираемых из “охочих” людей разных стран и народов. Эти имена в большинстве именно так и звучали в европейских (континентальных) именословах и могут быть объяснены, главным образом, из кельтских, иллирийских, иранских, фризских и финских языков.
Для прояснения событий, связанных с походом Олега в 907 году, необходимо привлечение материалов Новгородской Первой летописи, в которой есть и буквальные совпадения со статьей 907 года, а именно одна из версий о дани, полученной Олегом с греков. Но Новгородская летопись отказывает Олегу в княжеском достоинстве, представляя его лишь воеводой Игоря. Думается, в основе рассказа Новгородской летописи лежит варяжское сказание, изначально недатированное. Кроме того, летописец явно стремился указать на родственные связи Игоря с Рюриком, а потому надо было “устранить” реального князя Олега, которого с Рюриком никак невозможно было соединить. В Новгородской же летописи приводятся и версии о могиле Олега в Ладоге, и о его намерении уйти за море, где его якобы и “уклюнула” змея.
Но интересно, что события, связанные с походом Олега, перенесены в 20-е годы. В этой летописи указан 6430 год от “сотворения мира”, что по константинопольской эре должно соответствовать 922-му, по болгарской — 919-му, по старовизантийской, или подобной, распространенной где-то на западе Руси — 926-му.
Таким образом, можно прийти к выводу, что статья под 907 годом появилась в летописи очень поздно и сложилась, возможно, в результате даже нескольких редактирований только в XII веке.
Время после Олега — 2-ая четверть Х века — вообще совершенно запутана в летописях: версии Новгородской Первой летописи и Повести временных лет абсолютно не совпадают. И свидетельствует это о том, что обе версии недостоверны. Но путаница новгородских летописцев в данных об Олеге и датировках событий, возможно, имеет и определенное указание на другого Олега, конфликт с которым у Игоря разразился, по сведениям богемских хроник, где-то в 20-30-е годы IX века, после смерти Олега Вещего. Характерно, что этот конфликт не нашел никакого отражения в русских летописях. Думается, что причиной послужило желание какого-то летописца представить именно Игоря родоначальником династии. Именно поэтому новгородские летописцы называют Олега Вещего всего лишь воеводой Игоря и лишают Олега княжеского достоинства.
Но материал, извлеченный из богемских хроник в конце XVIII века Христианом Фризе, раскрывают суть этой усобицы. Согласно рассказу Х. Фризе, Олег Вещий был князем и имел сына — Олега Олеговича. Игорь же был племянником Олега Вещего. После смерти Олега Вещего между двоюродными братьями разразилась борьба за княжеский стол, в результате которой Игорь изгнал Олега Олеговича из Руси. Олег бежал в Моравию, которая в это время вела трудную борьбу с вторгшимися в области Среднего Подунавья венграми. Олег отличился в этой борьбе и был избран королем Моравии. У Х. Фризе в этой связи обозначен 940 год, но хронология у него (как и в некоторых богемских хрониках) идет впереди дат нашей летописи на пять лет и, следовательно, дата соответствовала бы 935 году наших летописей.
В Моравии Олег принял христианство (христианское его имя, согласно богемским хроникам, Александр, но с ним же в ряде случаев ассоциируется и имя “Илья Русский”, возможно, переозвучение неизвестного в Западной Европе имени “Олег”). Олег помирился с Игорем, попытался объединить силы Моравии, Руси и Польши ради отражения натиска венгров. Но из Руси пришло сообщение о гибели Игоря, и союз так и не состоялся. После ряда лет борьбы с переменным успехом Олег потерпел поражение и вернулся на Русь, где был воеводой у Ольги. Здесь он и умер. У Фризе указан 967 год, по хронологии нашей летописи, видимо, должен значиться 962 год.
Важно, что сведения богемских хроник подтверждаются археологически — именно во 2-ой четверти IX века отмечается волна миграции славянизированного населения, в том числе и русов, из Моравии в Приднепровье. И характерно, что это вновь пришедшее к Днепру население, или, хотя бы часть его, уже были христианами (у них наблюдается христианский обряд погребения). Видимо, именно с этой волной вернулся в Киев и Олег Олегович. Кстати, дополнительным подтверждением верности сведений богемских хроник может служить тот факт, что в Киеве же будет известна не одна, а две могилы Олегов, расположенные в разных частях города.