Смекни!
smekni.com

Древняя Русь в IX-XI вв. (стр. 10 из 10)

Продолжением и, позднее, одной из частей “Русской правды” стала так называемая “Правда Ярославичей” — нормы правосудия, принятые при сыновьях Ярослава Владимировича. “Правда Ярославичей”, по мнению М.Н. Тихомирова, это 18—26 статьи “Краткой правды”, а остальные были дополнены позднее. Но извлечения из нее дает и “Пространная правда”, сообщающая, в частности, об отмене института кровной мести. При анализе норм “Правды Ярославичей” необходимо также учитывать, что эти нормы распространялись только на земли, подвластные самим Ярославичам, княживших в Приднепровье. Северные земли Руси в ней не затрагиваются, и сам Новгород, судя по событиям XI–XII вв., живет по собственным законам.

Появление “Правды Ярославичей” обычно связывают с обострением социальных противоречий в начале 70-х годов XI века (Л.В. Черепнин, М.Н. Тихомиров) — необходимо было ввести более жесткие нормы для защиты социальной верхушки, княжеских и боярских вотчин, а также княжеских и боярских слуг (учредителями “Правды” были три Ярославича и представители знати). Именно поэтому в “Правде Ярославичей” нормы штрафов повышены вдвое, но эти повышения (в 18–26 статьях) касалось в основном княжеской администрации.

Поэтому “Правда Ярославичей” дает материал для обсуждения вопроса о характере княжеской и боярской вотчины, но “вервь” — собственно крестьянская община — остается за пределами норм “Правды Ярославичей”, как противостоящая вотчине и живущая по своим собственным законам, с которыми высшая власть обязана считаться и не вмешиваться в них. Следовательно, “Правда Ярославичей” предусматривает только отношения внутри вотчин и между вотчинами.

Главным объектом в “Правде Ярославичей” выступает именно княжеская вотчина. В данном случае необходимо сделать экскурс в более ранние времена. По крайней мере, с эпохи Великого переселения народов существовало право предводителя на третью часть добычи. В “Повести временных лет” это выражено в дани, наложенной Ольгой на древлян: две трети Киеву, а одну треть на собственный город Вышгород. Следовательно, уже в середине X века на Руси существовали “княжеские” города и села, упоминаемые в летописях как нечто само собой разумеющееся. Этот факт — вполне достаточный аргумент против появившейся некоторое время назад концепции якобы характерного для Руси “азиатского деспотизма”. На самом деле собственность государства и собственность княжеского домена не смешивалась.

Но если летописи только упоминали об этом явлении, то “Правда Ярославичей” дает нам возможность понять, что конкретно представлял отличный от государственного княжеский домен. И в этом смысле “Правда Ярославичей”, конечно, не нововведение, а констатация существующего положения, т.е. это обозначение не начала, а давно идущего процесса. И этот факт сам по себе подтверждает мнение Б.Д. Грекова, искавшего феодальные отношения еще в X веке. Уже в это время феодальные отношения явно превалируют над рабовладельческими, что и фиксирует “Правда Ярославичей”.

Поэтому “Правда Ярославичей”, фиксирующая ситуацию третьей четверти XI века, служит важным источником в споре о соотношении рабства и феодальной зависимости в Древней Руси. Именно вокруг ее статей и разгорелся спор среди исследователей о соотношении рабских и феодальных форм эксплуатации. И идет он, прежде всего, о юридическом положении обозначенных в “Правде” зависимых категорий населения.

Из категорий зависимого населения в “Правде Ярославичей” называются “холопы”, “рядовичи” и “закупы”. С “холопами” все ясно: это — домашние рабы, не принимающие хоть какого-то весомого участия в экономической жизни общества. Обращает на себя внимание то, что денежный штраф за голову смерда и холопа один и тот же: 5 гривен. За холопку-кормилицу штраф предполагал 12 гривен (против 5 за смерда и холопа). В этом иногда видят приниженность “смерда”, его рабско-холопское состояние. Но правы те авторы, которые, напротив, видят в этом возвышение холопа, принадлежащего вотчинику. И означает это не только приниженность “смерда” в социальной структуре киевского общества, но и, опять-таки, “домашнюю” ориентированность рабства.

А вот категории “закупов” (о них много говорит “Пространная правда”) и “рядовичей” свидетельствуют как раз о феодальном характере зависимости — “закупом” или “рядовичем” становятся за долги. Именно в категории “закупов” проявляется один из главных путей установления зависимости: отработка за “купу” — за долг (само слово “найм” в данном случае означает процент с долга). Причем и в том, и в другом случае предполагается потенциально капиталистическая форма зависимости: “Правда” фиксирует возможность отработки денежной или вещественной ссуды. “Закуп” обычно имеет все необходимые средства для ведения хозяйства и может освободиться, если выплатит занятое. Поэтому формула И.Я. Фроянова — “полураб” — явно неудачна. Таким образом, в “Правде Ярославичей” явно преобладает феодально-зависимое население.

И, конечно, надо иметь в виду, что и в “Правде Ярославичей” предполагались лишь вотчины князей и высшего слоя боярства — трех сыновей Ярослава и некоторых их же бояр. Но среди сельского населения того времени преобладало — по численности и значению — свободное население общины (“верви”), в которой сохранялись традиционные порядки самоуправления и самораспределения.

Можно отметить и то, что ценностные выражения штрафов в “Правде Ярославичей” контрастней, нежели в “грамоте”, данной новгородцам Ярославом. В новгородской “грамоте” Ярослава стоимость челядина определялась в 12 гривен, а высший штраф в 40 гривен. В Приднепровье же, согласно “Правде Ярославичей”, холоп, как и смерд оценивались лишь в 5 гривен, тогда как княжеские слуги — в 80 гривен. И дело здесь не только в “развитии” феодальных отношений, но и в специфике разных территорий. “Пространная правда” даст лишь указание на распространение принципов, изложенных в “Правде Ярославичей”, на другие территории Руси, обозначит направление естественного складывания общественных отношений, но не изменит их сущности. А, скажем, обозначение “закупов” в позднейших списках “Русской правды” “наймитами” подчеркнет их реальное положение именно при феодальном значении “найма” как той или иной платы за ссуду.

И еще один важный момент для понимания социальных отношений в Древней Руси IX–XI вв. Речь идет о социальных конфликтах. В советской историографии 30—50 годов явно преувеличивался фактор “классовой борьбы”, и потому все социальные конфликты рассматривали как “антифеодальные”. П.П. Толочко и И.Я. Фроянов с достаточным основанием отмечают, что, во-первых, эти конфликты далеко не всегда носили “классовый” характер, а, во-вторых, “антифеодальными” они и не могли быть, поскольку в то время крестьянские или городские общины, отстаивая свои традиционные права, на феодальные основы не покушались. И борьба шла вокруг двух главных вопросов: или социальные низы отстаивали свои права на “старину”, или же стремились к установлению наиболее целесообразных отношений между “Землей” и “Властью”.

В XI–XII вв. в Древней Руси установится так называемая феодальная раздробленность, которая, естественно, скажется и на характере самого феодализма. Именно в этот период “государственный” феодализм будет уступать “вотчинному”. С XI века феодалами станут и монастыри, и главные храмы (о пожалованиях Десятинной церкви имеются летописные записи, относящиеся, по всей вероятности, именно к ХI столетию). Но в этот период укрепляется и самоуправление “Земли”, а потому уровень феодальной эксплуатации будет умеряться сопротивлением общины. В то же время институт холопства будет пополняться в основном за счет добровольного перехода свободного населения в холопы, что чаще всего было следствием голодных лет или внешних вторжений, приводивших к разрушению традиционного хозяйства.