Но все эти успехи, тем не менее, не помогли национализму стать победителем в реальной политической ситуации 1917 г. И традиционалисты, и национал-либералы, и радикалы — все они оказались в лагере побежденных. Почему Россия не выбрала никого из них своим историческим вожатым? Если говорить о либералах и радикалах, то, прежде всего, потому, что русские нацией в европейском смысле слова в начале XX века еще не были, да и сегодня они пока ею не сделались. В этом пункте сходятся такие разные современные исследователи как английский историк-русист Джеффри Хоскинг и российский социолог Ксения Касьянова (В.Ф. Чеснокова) (36). Общинное, опирающееся на многовековую традицию вселенского Православия сознание подавляющего большинства русских — крестьянства, вышедшего совсем недавно из него рабочего класса и низовой массы интеллигенции — было равно далеко и от либерального индивидуализма Струве, и от расистского этноцентризма Меньшикова. Исключение составляло население Западного края, арены острых русско-польского и русско-еврейского межэтнических конфликтов, оно и давало ВНС основную массу членов и избирателей. Националистическими настроениями была проникнута лишь небольшая часть интеллигенции и буржуазии, и эта узость социальной базы не могла не сказаться в условиях мощного социального взрыва.
Идеология русских националистов, как это не странно, оказалась в глубоком противоречии с основами русской жизни. Н.М. Минский (Виленкин) еще в 1909 г. справедливо заметил, что национал-либералы "стоят спиной к русскому национальному лику, а националистами стали на европейский образец", что в их идеологемах "прежде всего, нет исторической плоти. Это — зачатая в сумерках аналогий и рожденная в потугах логики мысль" (37). Впрочем, националисты и сами осознавали свое западничество, под знаменитой фразой Струве: "Я западник и потому — националист" (38) — вполне мог бы подписаться и Меньшиков. Поразительно, что они не увидели здесь источника своего будущего поражения. Нельзя не согласиться с Д.А. Коцюбинским, что последнее произошло из-за "объективной невозможности "вписать" западнически интерпретированную русскую националистическую доктрину в многонациональный ("имперский") общероссийский контекст" и из-за "невозможности органично совместить традиционные национально-русские реалии с общеевропейскими социально-политическими ценностями" (39). Что же до традиционалистов, то они, опираясь на важнейшие национальные традиции (тот же Минский признавал, что их национализм "по крайней мере, исторически подлинен. Они тяготеют к идеалу, которым действительно жила допетровская Русь и отчасти послепетровская Россия" (40)) не заметили, что конкретные формы выражения этих традиций, отстаиваемые ими, стали в начале 1900-х гг. анахронизмом. Синтез традиционных русских ценностей и социально-политико-экономического модерна сумела осуществить партия, считавшаяся предельным воплощением антинационального духа. Она создала и новую модификацию Российской империи, где в рамках наднациональной общеимперской идеологии "старшему брату" был дозволен строго ограниченный ими культурный (но не политический) национализм. Проиграв политически, национализм продолжал развиваться идеологически, прежде всего, конечно, в Русском Зарубежье. Наиболее обильный плод там дал "струвизм" (правые монархисты вроде Н.Е. Маркова-"второго" или Н.Д. Тальберга в идейной сфере малоинтересны, Меньшиков же, кажется, не нашел себе наследников вовсе), причем не только в публицистике газеты "Возрождение" и других многочисленных изданий, руководимых в разное время Петром Бернгардовичем. Сколь бы талантливы ни были И.А. Ильин или П.П. Муратов (который, правда, уже резко противопоставлял национализм империализму — в пользу последнего), они скорее "консервировали" национал-либерализм, чем творчески его преобразовывали. Зато такие формальные отступники от "струвизма" как евразиец П.Н. Савицкий и национал-большевик Н.В. Устрялов сумели создать идеологемы, адекватно отвечающие на вызов времени, доказав огромные возможности национализма в качестве "суперидеолгии".
Возвращаясь к тому, с чего начали, — с сегодняшнего дня, можно поставить более вопросительных знаков, чем восклицательных. Да, нынче возродились все виды националисического дискурса, даже расизм (похлеще меньшиковского) нашел себе трибуну во внешне вполне респектабельных книжных сериях и журналах. Но, во-первых, есть ли у нового русского национализма достаточно широкая социальная база, а, во-вторых, продуктивен ли он вообще для нашей, пусть значительно уменьшившейся, но все же весьма обширной империи? Ответить на эти вопросы автор статьи пока не готов.
Список литературы
1. Цит. по: Руткевич А.М. Политическая доктрина Шарля Морраса // Моррас Шарль. Будущее интеллигенции. — М., 2003. — С. 147.
2. Хюбнер Курт. Нация: от забвения к возрождению. — М., 2001. — С. 9.
3. Там же. — С. 52.
4. Андерсон Бенедикт. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. — М., 2001. — С. 30.
5. Там же. — С. 31.
6. Смит Энтони Д. Национализм и историки // Нации и национализм. — М., 2002. — С. 258.
7. См.: Европейские революции 1848 года. "Принцип национальности" в политике и идеологии. — М., 2001. — С. 8; Хюбнер Курт. Указ. соч. — С. 118.
8. О шлегелевской теории нации и ее влиянии на русскую мысль пер. тр. XIX в. см.: Зорин Андрей. Кормя двуглавого орла… Литература и государственная идеология в России в посл. тр. XVIII — пер. тр. XIX в. — М., 2001. — С. 352 — 359.
9. См.: Баньковская Светлана. Воображаемые сообщества как социологический феномен // Андерсон Бенедикт. Указ соч. — С. 8.
10. Европейские революции 1848 года. — С. 47.
11. См.: Там же. — С. 76 — 77.
12. Вердери Кэтрин. Куда идут "нация" и "национализм"? // Нации и национализм. — С. 298.
13. Миллер А.И. "Украинский вопрос" в политике властей и русском общественном мнении (вт. пол. XIX в.). — Спб., 2000. — С. 15.
14. Хюбнер Курт. Указ. соч. — С. 217.
15. Эвола Юлиус. Люди и руины. — М., 2002. — С. 37.
16. Лорд Актон. Принцип национального самоопределения // Нации и национализм. — С. 51.
17. Тихомиров Лев. Критика демократии. — М., 1997. — С. 627 — 628.
18. Леонтьев К. Восток, Россия и Славянство. — М., 1996. — С. 674.
19. Там же. — С. 538, 645 — 646.
20. Григорьев Аполлон. Письма. — М., 1999. — С. 217.
21. Там же. — С. 106.
22. Подробнее см. мою статью "Не хочу быть даже французом…" Виссарион Белинский как основатель либерального национализма в России // Фигуры и лица. Приложение к "Независимой газете". № 11 (74), 14 июня 2001. — С. 16.
23. Дневник Алексея Сергеевича Суворина. — М., 1999. — С. 592.
24. Цит. по: Кирьянов Ю.И. Правые партии в России. 1911 — 1917. — М., 2001. — С. 300.
25. Тихомиров Л.А. Христианство и политика. — М., 2002. — С. 168 — 169.
26. Пайпс Ричард. Струве: левый либерал, 1870 — 1905. — М., 2001. — С. 31.
27. Струве П.Б. Избранные сочинения. — М.,1999. — С. 29.
28. Он же. Национальное начало в либерализме // Биржевые ведомости. — Утр. вып. — 1914. — 7 (20) дек. — С. 2.
29. Национализм. Полемика 1909 — 1917. — М., 2000. — С. 27, 26, 131.
30. Меньшиков М.О. Выше свободы. — М., 1998. — С. 89.
31. Письма к ближним. — Июнь 1906. — Издание М.О. Меньшикова. — С. 963.
32. Там же. — Январь 1908. — С. 40.
33. Цит. по: Коцюбинский Д.А. Русский национализм в начале XX столетия: Рождение и гибель идеологии Всероссийского национального союза. — М., 2001. — С. 482.
34. Александр Блок, Андрей Белый: диалог поэтов о России и революции. — М., 1990. — С. 438 — 439.
35. Пунин Н.Н. Мир светел любовью. Дневники. Письма. — М., 2000. — С. 101.
36. См.: Хоскинг Джеффри. Россия: народ и империя. — Смоленск, 2001. — С. 5 — 14, 499 — 503; Касьянова Ксения. О русском национальном характере. — М., 2003. — С.
37. Национализм. Полемика 1909 — 1917. — С. 54 — 55.
38. Струве П.Б. Patriotica: Политика, культура, религия, социализм. — М., 1997. — С. 74.
39. Коцюбинский Д.А. Указ. соч. — С. 498.
40. Национализм. — С. 54.