На протяжении тысячелетия существовали социальные и политические институты, общие для германских народов. Со временем, когда разные племена занимали всё большие территории, находящиеся на большом расстоянии друг от друга, они приобретали особенные черты, развиваясь в разных условиях. В Северной Европе традиционные тевтонские формы организации не теряли своей актуальности дольше всего, а в Исландии они продолжали существовать и играть заметную роль даже тогда, когда в других скандинавских странах их значение снизилось.
Издревле на территории Норвегии существовали тинги различных племён и племенных союзов. В сагах можно без труда найти упоминания о них. Так, например, много сведений имеется в источниках о Гулатинге, к которому относились Хёрдаланд, Согн и Фьорды. Проблема состоит в том, чтобы правильно интерпретировать информацию, поставляемую древними памятниками, которые, как уже говорилось, были созданы гораздо позже рассматриваемого здесь времени. Сохранилась письменная фиксация законов Гулатинга, но она относится к 12 веку, и говорить о том, что по ней можно ясно представить реалии девятого века, нельзя.
Естественно, что, когда число поселенцев в Исландии достигло определённого уровня, прежде всего должны были возникнуть именно тинги. Тем не менее источники дают очень скудную информацию по этому поводу. Известен, например, тинг в Кьяларнесе, где заправлял Торстейн Ингольвссон (Íslb., 3), а также тинг в Торнесе, о котором говорится в «Саге о жителях с Песчаного Берега». О других собраниях, которые можно было бы назвать тингами, точной информации нет до 960ых годов, но я всё же с большой степенью уверенности считаю, что они существовали до этой даты, и начало им было положено именно в Век Заселения.
К сожалению, на данный момент эта уверенность может выражаться только в виде предположений и надежд на будущие археологические и источниковедческие исследования, которые приблизят к точному ответу на этот вопрос. Тем не менее изучение ландшафта позволяет представить те районы, где появлялись тинги в Исландии.
Как уже говорилось в предыдущем параграфе, поселенцы занимали те ниши, что были наиболее пригодны для существования. Таким образом, образовывались сообщества, территориальными границами которых служили необитаемые земли и естественные преграды. И именно на базе такого социума мог образовываться тинг, оформляя отношения между соседями. Соответственно, исходя из такого происхождения тинга, можно сказать, что тинг был связан с той территорией, где его первоначально созвали. Таким образом, начинают приобретать очертания административные районы, и индикатором здесь может служить тинг. На первых порах можно говорить о соответствии территориальных границ и расположения тингов, но, по мере того, как растёт число поселенцев и развиваются исландские правовые нормы подобное соответствие несколько стирается.
На скандинавском полуострове племенные центры, где созывались крупные тинги, являлись в первую очередь местами сакральными. Там находились капища (например, знаменитое святилище в Мёри, описанное в Хеймскрингле или Уппсала, о которой очень обстоятельно пишет Адам Бременский в «Истории Гамбургской церкви»), и тинг сопровождался религиозными праздниками и священными жертвоприношениями, на которые стекалось много людей. Сакральность племенного центра, а, следовательно, и тинга, проводимого на том же месте, означала в каком-то смысле и сакральность всего ланда. Такие представления могли вытекать из оппозиции inn/ut, garðr/utgarðr, которая находила свое воплощение на всех ступенях иерархической лестницы административно-территориальных единиц: ланда, фюлька, хутора. По отношению к низшей ступени, проблема была затронута в предыдущем параграфе, где речь шла о трансформации oðal в aðalból и о сакральном значении, придаваемом им обоим. Переселение в Исландию несколько нивелировало сакральную значимость заложенного хутора. Подобную параллель можно провести и по отношению к тингу.
Тинг выполнял важную социальную функцию, там решались различные проблемы, спорные вопросы между бондами. Источники сохранили довольно скудную информацию об устройстве североевропейских тингов в эпоху викингов, оставив гораздо больше сведений о тингах в Исландии, поскольку Grágás в гораздо большей степени сохранил нормы той эпохи нежели континентальные источники.
Рождающееся общество нуждалось в формах организаций, и очевидно, что эти формы были наполнены привычным содержанием. В источниках, как уже отмечалось выше, документально подтверждено существование только двух тингов до образования Альтинга, одним из которых было собрание в Кьяларнесе, которое держал Торстейн сын Ингольва первопоселенца. Так об этом написано в Íslendingabók: «…en áðr var þing á Kjalarnesi þat er Þorsteinn Ingólfssonr landnámsmanns, faðir Þorkels mána lögsögumanns, hafði þar ok höfðingjar þeir, er at því hurfu / …а ранее был тинг в Кьяларнесе тот, который Торстейн сын Ингольва первопоселенца, отец Торкеля Луны, законоговорителя, держал там и те вожди, что присоединились к нему» (Íslb., 3).
Исходя из этого фрагмента, можно сделать вывод, что этот тинг был довольно крупным, и на него съезжались люди, населявшие весьма обширную территорию. Мне кажется, можно предположить, что помимо данного тинга существовали другие, более мелкого значения, а собрание в Кьяларнесе занимало, если не господствующее положение среди них, то, по крайней мере, играло первоочередную роль. Нельзя не отметить и возможную тенденциозность источников по этому поводу, которая всегда возникает, когда речь заходит об Ингольве Арнарсоне и членах его рода.
Кьяларнесский тинг мог возникнуть также как и все другие локальные тинги в Исландии, но то, что в работе Ари Торгильссона он воспринимается как своего рода предшественник Альтинга, свидетельствует об его особой значимости. Вопрос заключается в том, что же в действительности представляло собой собрание в Кьяларнесе, в какие сроки оно проводилось и насколько подобная оценка Ари соответствует действительности.
Grágás подробно описывает систему тингов в Исландии в её уже сложившейся форме. О том, как тинг мог выглядеть в Век Заселения, можно строить лишь предположения. Трудно сказать, насколько однообразны они были в различных районах острова, и совпадало ли время их проведения.
Тем не менее, принимая во внимание, что большинство поселенцев вело своё происхождение из юго-западной Норвегии, можно выдвинуть предположение о сильной близости норм, появившихся в разных районах Исландии. И возникающие на новой земле тинги могли копировать в некоторой степени те, что существовали в регионах предыдущего проживания носителей этих норм, воспринимая те изменения, которые вносили условия колонизации.
Модель образования локального тинга можно обнаружить в Eyrbyggja saga, где упоминается Торнесский тинг. Крупный landsnámsmaðr Торольв «обычно держал свои суды, где Тор пристал к берегу, там же он заложил и местный тинг» (Eyrbs., 4). Здесь опять встречается привычный ритуал, когда с корабля в воду бросаются артефакты, которые указывают поселенцу точку высадки и хутора. В данном случае речь идёт и о месте проведения собрания, неподалёку от которого находился и хутор самого Торольва. В саге подробно рассказывается о сакральных местах, связанных с Тором, которого особенно почитал Торольв, расположенных поблизости от места проведения ассамблеи — храма, священной горы, — да и само поле, на котором люди собирались на тинг, было провозглашено священным, и на нём нельзя было справлять естественные человеческие нужды. К части повествования, где идёт речь о храме, по-видимому, следует относиться особенно критично, хотя тенденция, отражённая здесь не выбивается из логичной схемы.
Поначалу, возможно, могли устраиваться суды, которые ещё нельзя назвать тингом, как об этом и говорится в саге (Eyrbs., 4). Постепенно собрание могло приобретать более оформленное состояние, и определённая эволюция Торнесского тинга даже отражена в саге. Тинг, ведущий своё происхождение от него, существовал при жизни современников «Саги о людях с песчаного берега», и, скорее всего, людьми сознавалась его давняя история.
Важно также определить и сроки проведения локальных тингов. Известно, что по своему характеру тинги в Исландии делились на три категории: весенние (várþing), осенние (leið) и Альтинг. Все они были skapþing, то есть проводились регулярно в одно и то же время. Помимо Альтинга наибольшей значимостью обладали весенние тинги, тинги четверти. На таком тинге решались все основные споры между бондами, принимались решения по тому или иному вопросу, имеющему значение для соответствующего региона.
Логичней всего было бы предположить, что те весенние тинги, о которых речь идёт в Grágás, в оригинале и были региональными ассамблеями до образования Альтинга. Те функции, которые они исполняли и о которых можно подробно узнать в Grágás’е, в наибольшей степени могли соответствовать нуждам общин поселенцев, разбросанных по острову. К концу же Века Заселения, когда вся Исландия была уже колонизирована, они перестали соответствовать потребностям нового молодого общества, где связи между различными его представителями, которые могли относиться к разным тингам, были уже достаточно прочны; и отношения между людьми, во избежание крупных распрей, надо было регулировать на более высоком уровне.
В связи с данной проблемой роль Кьяларнесского тинга представляется двоякой. С одной стороны его можно воспринимать как своеобразный аналог Альтинга, поскольку именно так он представляется в Íslendingabók. Таким образом, в сознании средневековых исландцев качественные характеристики этого собрания соответствовали скорее качественным характеристикам Альтинга, нежели какого либо другого тинга. В то же время упоминания, что этот тинг проводился на земле Торстейна Ингольвссона, может свидетельствать о том, что зарождался он так же, как и другие локальные тинги на острове, имея разве что более крупную значимость, поскольку, вероятно, появился одним из первых.