В недавние годы любили упрекать Сталина за то, что при его владычестве «совершенно не развивалось творческое наследие марксизма-ленинизма».
Святая правда. А зачем империи марксизм-ленинизм? Это руководство по раздуванию «мировой пролетарской революции»? Сталинизм - это, скорее, рационалистическое обслуживание усеченным до предела идейным пайком текущих потребностей империи, выраженное в форме сухих инженерных инструкций. Чтобы это понять, достаточно изучить труды Сталина... Этот монарх не стремился разжечь мировой пожар, поскольку, нет сомнений, безгранично презирал «мировое пролетарское движение» - он просто-напросто услаждал уши возможного противника мерным топотом имперских легионов. Не зря те из старой эмиграции, кто был умен и наделен инстинктом державника, быстро угадали в вожде - императора. Генерал Деникин и князь Юсупов вовсе не были белыми воронами... Не зря Черчилль, кремень-бритт, вознамерившийся было встретить императора сидя, вскочил и вытянулся в струнку, словно юный кадет, под действием «неведомой силы», ударившей из желтых тигриных глаз - о чем честно вспомнил в мемуарах. Аристократ по крови и кости, на уровне подсознания почуял Великого Монарха - и на всю жизнь сохранил к нему почтительное уважение. Когда окружившие Хрущева одурев от призрака свободы, поливали Сталина грязью, потомок герцогов Мальборо на торжественном заседании британской палаты общин в честь 90-летия со дня рождения Сталина произносил панегирик покойному.
Сталин был кровав, суров, жесток и ужасен... Но где вы видели других могучих императоров, великих строителей? В начале любой великой стройки - грязь и кровь. Отыщется ли человек, у которого часто щемит сердце и подступает бессонница, когда он вспоминает о десятках тысячах русских мужиков и пленных шведов, уложенных Петром 1 в гнилые болота. В «цивилизованной» Британии всего двести пятьдесят лет назад шотландские шахтеры работали в рабских железных ошейниках, а за кражу вешали детей лет 12-14. Всего сто восемьдесят лет назад в центре Лондона регулярные кавалерийские части рубили демонстрантов и сметали пушками «бунтовщиков».
Сталин был жесток и ужасен. Но он, в сущности, всего лишь сделал так, что Россия за пару десятков лет пробежала путь, который благополучные западные демократии преодолели за пару столетий. Он «продолжал дело» не Ленина, а многих и многих европейских монархов. В той же Англии власть более трехсот лет ломала практически аналогичную русской деревенскую общину - самыми драконовскими методами. Причина проста и подмечена английскими же историками: свободный владелец участка земли и доли в общинной собственности (выгоны, луга, рыбные ловли, все, как в России) стоял непреодолимой преградой на пути... как ни парадоксально, капитализма. Капитализму требовался как раз «винтик» - безземельный работник, которого нетрудно загнать на фабрику. Фабрики изготовляли лучшую в мире английскую шерсть. Шерсть давали овцы. Овцам нужны пастбища. Крестьянин-собственник ни за что не отдаст под пастбища свою собственность - у него другие интересы. Вот и началось то, что называлось «огораживание». У общин любыми неправдами отбирали собственность. И потому XIV-XVI века в истории Англии известны чередой чисто крестьянских восстаний - Тайлера, Кэда, Кета, Джозефа.
По данным историка Грина (Дж.Р. Грин, «Краткая история английского народа»), казнено около семи тысяч участников восстания Тайлера (при том, что тогдашнее население Англии примерно равнялось двум с половиной миллионам). А послание Королевского совета, обращенное к бунтовщикам и зачитанное самим королем, заканчивалось так: «Отныне ваша рабская зависимость будет несравненно более суровой. Ибо до тех пор, пока мы живы и божьей милостью правим этой землей, мы не пожалеем ума, сил и здоровья на то, чтобы ужас вашего рабского положения стал примером для потомков».
В царствование Генриха Восьмого (1509-1547) более 72 тысяч человек (около 2,5% всего населения страны) было казнено за «бродяжничество и воровство». Главным образом, эти «бродяги и воры» - согнанные с земли крестьяне.
И стратегическая задача была выполнена - созданы громадные поместья «нового типа», где на чужой земле работали наемные батраки. От колхозов это отличается только тем, что новые латифундии принадлежали не государству, а частным лицам. Для батраков особой разницы не было.
Другими словами, жертвы английской «коллективизации» оказались как бы разнесенными на сотни лет, а российские жертвы Великого Скачка словно бы одномоменты. Но в процентном отношении к числу населения западноевропейские «винтики» потеряли немногим меньше. Жертвы среди тамошнего «низшего сословия», быть может, и превосходят числом отечественные.