Источники русской истории и русская историография (стр. 1 из 2)

Основным источником русской истории от древнейших времен до середины XVI столетия служат летописи. Несмотря на почти двухсотлетнее пользование летописями, этот наиболее эксплуатированный источник русской истории не может, однако, считаться вполне изученным, даже в его древнейших частях, издавна привлекавших к себе наибольшее внимание исследователей.

Хотя уже со времени исследований покойного Бестужева-Рюмина

(см. его статью о "Летописях" в настоящем Словаре) окончательно установился взгляд на летописи, как на компиляции из более древних, недошедших до нас источников, тем не менее у многих исследователей сохраняется до сих пор излишнее доверие к летописному тексту и привычка пользоваться летописью как цельным произведением, без дальнейшей критической проверки того, как произошло каждое из ее показаний. Насколько неосторожен такой способ пользования, особенно наглядно показали в последние годы замечательные исследования А.А. Шахматова о "Повести временных лет" (см. его статью в Словаре под этим именем). Путем тонкого анализа неизученных доселе новгородских летописей, А.А. Шахматову удалось открыть в начальной части их прототип "Повести", названный им "Начальным сводом" (и в свою очередь могущий быть сведенным к еще более простому тексту). Основываясь на этом открытии, мы можем отметить в "Повести" не менее пяти последовательных наслоений: 1) повесть о "начале земли русской", коротко рассказывавшую о том, как Кий, Щек и Хорев в Киевской области, а славяне, кривичи и меря - в Новгородской, владели "каждо родом своим", как туда и сюда пришли варяги, как наследник Рюрика , Игорь , со своим "воеводой" Олегом выгнали киевских варягов, Аскольда и Дира , и завладели Киевом, как Игорь и его воевода Свенельд воевали с древлянами и угличами, как убит был древлянами Игорь и мстила за него Ольга и т. д. Составитель этой повести не знает ни греческих летописцев, ни официальных исторических памятников (за исключением, может быть, древнейшего списка Русской Правды), ни летописных легенд. Ссылки составителя на "нынешнее время" (по поводу власти над хазарами, варяжской новгородской дани, присутствия варяжского элемента в Новгороде) едва ли могут относиться ко времени позднее Ярослава . 2) Эта повесть, дополненная сведениями из Амартола о греческих походах русских князей и распределенная по годам сообразно догадкам, довольно неудачным, нового редактора, представляет собой "Начальный свод", составленный, по предположениям А.А. Шахматова, в конце XI века. 3) Вновь дополненный историко-географическими и историко-этнографическими данными о расселении славян, более подробными извлечениями из Амартола о княжеских походах на греков, о греко-угорских и греко-болгарских столкновениях, текстами договоров греков с князьями, легендами и, наконец, новыми хронологическими догадками, "Начальный свод" превратился в "Повесть временных лет" первой редакции, составленной в 1116 г. 4) Новый редактор, с помощью греческой "Летописи Никифора вкратце", систематически пересмотрел все хронологические показания своих предшественников и подверг их коренной переработке. Так произошла, с прибавкой нескольких новых фактов и легенд, вторая редакция "Повести", составленная в 1118 г. 5) Наконец, обе редакции "Повести", вместе с теми летописями, с которыми они были соединены, оказали влияние друг на друга и, кроме того, вторая редакция подверглась новому воздействию "Начального свода": так произошли дошедшие до нас тексты "Повести временных лет" трех групп, представляемых списками Лаврентьевским и Ипатьевским и Софийским временником. Насколько важны все эти наблюдения для историка, видно из того, что А.А. Шахматов, разобрав хронологические домыслы разных редакторов "Повести" до 945 г., счел возможным признать только за четырьмя из них происхождение из первоисточников (именно, годы договоров 907, 912, 945 гг. и поход Игоря 941 г.).

Относительно дальнейшего летописания важен вывод Шахматова о существовании специально-новгородской летописи, начинавшейся известием о крещении Новгорода в 989 г. и сочиненной в 1167 - 1188 гг. Германом Воятой, священником новгородской церкви святого Иакова. Чем дальше, тем более летописи начинают служить, вместо цели нравственного назидания, целям государственной политики. С конца XV и начала XVI столетий они не довольствуются тенденциозным изложением современных летописцу событий и начинают вносить тенденциозное освещение в изображение прошлого. Сложился целый ряд официозных легенд, доказывавших справедливость московских политических притязаний, права московского государя на "всю Русь, на киевское наследство, наконец, на власть византийских императоров" (см. Вавилонское царство, Белый клобук). Учителями русских в этом отношении были, прежде всего, южные славяне; позже, в XVII веке, началось влияние и польской историографии. Проводником югославянского влияния были хронографы (см.); один из них, переделанный для русских читателей в 1512 г. известным сторонником теории о Москве - третьем Риме, старцем Филофеем (новейшая догадка Шахматова), заключал в себе и образцы прагматического исторического изложения (житие деспота Стефана Лазаревича, написанное видным сербским писателем Константином Философом). Под влиянием новых образцов, форма летописного изложения мало-помалу выходит из моды. К тенденциозной официальной легенде присоединяется оппозиционный памфлет (см. Сергий и Герман, Пересветов ). Приемы памфлета переносятся и в историческое изложение (см. Курбский ). Форма "сказания" является наиболее подходящей для новых потребностей. Употреблявшаяся уже в древний период и все сильнее вторгавшаяся в рамки летописного изложения начиная с XIII века, эта форма теперь окончательно разрушает летописную. Накопление важных событий в Смутную эпоху представляет благодатный материал для "сказаний", которые быстро разрастаются в числе и образуют целую литературу. После Смутного времени проникает в русскую историографию влияние польской литературы, и прежде всего отзывается на новой переделке хронографа: в основу его кладутся теперь не византийские и югославянские источники, а польская хроника Мартина Бельского. Скоро создается в Киеве и целое изложение русской истории, удовлетворяющее новым ученым вкусам и опирающееся на польскую хронику Стрыйковского - именно летопись Феодосия Сафоновича и основанный на ней "Синопсис". В то время как киевское духовенство возвеличивало в "Синопсисе" религиозную роль своего города в русской истории, московский дьяк Федор Грибоедов писал для царского обихода первую "Историю о царях и великих князьях земли русской", в которую включил и все государственные легенды XVI века. Гораздо важнее этой жидкой "истории" было произведение сослуживца и современника Грибоедова, эмигранта Григория Котошихина , написанное для шведов, чтобы ознакомить их с тогдашней Россией. С последних годов XVII века до новейшего времени тянется непрерывный ряд "записок" современников, составляющих основной материал для бытовой истории, для истории придворных и общественных течений. Крупным дополнением к этой категории источников являются "сказания иностранцев о России" (см.). Жития святых (см.) служат важным материалом, за отсутствием других источников, для бытовой истории древней Руси.

Для изучения внутренней, особенно юридической, социальной и экономической истории России несравненно большее значение имеют "акты" (см.). Однако, уже по своему объему и количеству, этот род исторических источников гораздо труднее поддается обработке; к тому же исследователи, привыкшие иметь дело с историческими фактами в литературной передаче, сравнительно поздно оценили значение документов, каждый из которых сам по себе уже является историческим фактом. Пользование актами требовало совершенно иных приемов ученой работы и иных взглядов на задачи научного исследования, чем те, которыми располагали старые исследователи. Обращение к этим материалам гораздо менее нуждалось в "исторической критике", из которой прежде делали особую, самостоятельную цель исторического исследования, и гораздо более - в теоретической подготовке по общественно-юридическим наукам, которой прежде не успевали и даже не считали нужным запастись. Вследствие этого изучение актов только в последнее время стало очередной задачей русской исторической науки. Самое состояние этого рода источников не обещает от их обработки таких плодотворных результатов для русской истории, какие достигнуты в истории западной. За исключением Юго-Западной Руси, сохранившиеся в сколько-нибудь значительном количестве акты относятся к довольно позднему времени (не раньше второй половины XVI столетия); акты первой половины XVI века попадаются уже сравнительно реже, а за период XII - XV века каждый акт составляет своего рода unicum. Притом мы до сих пор не имеем сводного издания всех древнейших актов. Главными хранилищами, в которых сбереглись до нашего времени древнейшие акты, были монастырские архивы. Отсюда они поступали в течение XIX века в собственность частных лиц, общественные музеи и библиотеки, в распоряжение особой "археографической экспедиции" (см.), путешествовавшей по монастырям, и, наконец, в московский архив Министерства юстиции (через "коллегию экономии"). Акты правительственных архивов, хранивших делопроизводство старых русских учреждений, за немногими исключениями, не восходят к очень древнему времени: это объясняется поздним формированием московских центральных учреждений (конец XV - середина XVI веков), плохим хранением документов и, наконец, частыми пожарами, истребившими значительную часть документов (особенно пострадали архивы московских учреждений в Смутное время, в пожар 1626 г. и в 1812 г.).