Автор хроники Продолжателя Феофана называет росов "дромитами" и указывает на их "франкское", т.е. западноевропейское, происхождение.
Последний из известных по русским летописям договор Руси и Византии связан с итогами войны князя Святослава в византийских дунайских провинциях в 970–971 гг. Наиболее полную информацию о ходе этих событий мы черпаем из "Истории" византийского писателя Льва Диакона. Она была написана, вероятно, после 992 г. в пору правления Василия II и охватывала царствование трех его предшественников: Романа II, Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия, т.е. 959—976 гг. (в повествование вставлены и эпизоды из первых лет правления Василия II). Родившийся ок. 950 г. в малоазиатском селении Калой, Лев приехал учиться в столицу империи, там стал диаконом, и в правление Василия II состоял в придворном клире. В этом качестве он и сопровождал василевса в окончившийся неудачей болгарский поход 986 г.: участие в политических событиях последней трети Х в., видимо, и дало историку право говорить в своем историческом труде об описании событий на основании собственного личного опыта, а не по литературным источникам. Впрочем, Лев Диакон, как это теперь выяснено, подобно другим своим современникам, воспользовался и так называемой "Историей Фок", и, возможно, документальными материалами.
Конец книги VII и вся книга IX "Истории" Льва Диакона посвящены описанию сражений армии Святослава с византийским войском у Доростола (Дристры). Лев Диакон представляет росов в высшей степени воинственным племенем:
"Росы, стяжавшие среди соседних народов славу постоянных победителей в боях, считали, что их постигнет ужасное бедствие, если они потерпят постыдное поражение от ромеев (т.е. византийцев. — Авт.), и дрались, напрягая все силы" [12] .
Вместе с тем он отказывает им в воинском искусстве, утверждая, что они сражаются лишь в пешем строю и совершенно не могут ездить верхом и потому непригодны для кавалерии. Кроме того, они пасуют под ударами техники: "Они не могли выдержать действия снарядов, которые со свистом проносились над ними: каждый день от ударов камней, выбрасываемых [машинами], погибало множество скифов" [13] . Воинский опыт и стратегическое мастерство византийской армии противопоставляются звериным повадкам противников:
"Росы, которыми руководило их врожденное зверство и бешенство, в яростном порыве устремлялись, ревя как одержимые, на ромеев, а ромеи наступали, используя свой опыт и военное искусство" [14] .
Лев Диакон знает поименно как русских князей, так и некоторых предводителей его войска. Он называет "Сфенкела, почитавшегося у тавроскифов третьим после Сфендослава, доблестного, огромного ростом мужа, отважно сражавшегося в том бою" [15] . Сфендославом, в точной фонетической передаче имен в византийской традиции, назывался князь Святослав. Историк говорит о князе Игоре, напоминая, как "мидийским" (т.е. греческим, по нашей традиции) огнем "ромеи превратили на Евксинском [понте] в пепел огромный флот Ингора, отца Сфендослава" [16] . Решающую роль в победе над русскими отводит "греческому огню" и другой, агиографический, памятник — "Житие Василия Нового" (конец Х в.).
В описании решающей битвы русско-византийской войны 21 июня 971 г. [17] Сюзюмов. 1974) рассказывается о втором по значению среди росов — Икморе: "Ободренные такой победой, росы вышли на следующий день из города и построились к бою на открытом месте. Ромеи также выстроились в глубокую фалангу и двинулись им навстречу. Был между скифами Икмор, храбрый муж гигантского роста, [первый] после Сфендослава предводитель войска, которого [скифы] почитали по достоинству вторым среди них. Окруженный отрядом приближенных к нему воинов, он яростно устремился против ромеев и поразил многих из них..." [18].
Много внимания Лев Диакон уделяет описанию обычаев росов и их верований:
"И вот, когда наступила ночь и засиял полный круг луны, скифы вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разложили много костров и сожгли, заколов при этом по обычаю предков множество пленных, мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили несколько грудных младенцев, а также петухов, топя их в водах Истра. Говорят, что скифы почитают таинства эллинов, приносят по языческому обряду жертвы и совершают возлияния по умершим, научившись этому то ли у своих философов Анахарсиса и Замолксиса, то ли у соратников Ахилла" [19] .
Языческие верования русов описывают и другие источники. О сожжении ими покойников сообщают арабские авторы, об обряде жертвоприношения пленных у славян — Длугош, Титмар, Хельмольд. В византийской литературе о массовом заклании женщин на могиле умершего славянина сообщают Маврикий и Лев VI, а также арабские авторы, Титмар и Бонифаций. Ритуальные удушения описывают Ибн Русте, Ибн ал-Хусаин, Ибн Фадлан, а убийство младенцев — Псевдо-Кесарий (VI в.). Хорошо известен славянский обычай топить петуха — символ смерти. О жертвоприношениях петухов во время плавания росов по пути "из варяг в греки" сообщает Константин Багрянородный в Х в. [20]
Лев Диакон объясняет происхождение имени рос в соответствии с библейской традицией:
"Тавроскифы и теперь еще имеют обыкновение разрешать споры убийством и кровопролитием. О том, что этот народ безрассуден, храбр, воинствен и могуч, [что] он совершает нападения на все соседние племена, утверждают многие; говорит об этом и божественный Иезекииль такими словами: "Вот я навожу на тебя Гога и Магога, князя Poc" [21] .
Таким образом, Лев Диакон соединяет классическую античную традицию, называя русских "скифами", "тавроскифами", "таврами", с апокалиптической.
Для сопоставления с материалом "Повести временных лет" и текстом русско-византийского договора 971 г. важно описание Львом Диаконом обстоятельств заключения этого соглашения: "Сам Сфендослав, израненный стрелами, потерявший много крови, едва не попал в плен; его спасло лишь наступление ночи. Говорят, что в этой битве полегло пятнадцать тысяч пятьсот скифов, [на поле] подобрали двадцать тысяч щитов и очень много мечей... Всю ночь провел Сфендослав в гневе и печали, сожалея о гибели своего войска. Но видя, что ничего уже нельзя предпринять против несокрушимого всеоружия [ромеев], он счел долгом разумного полководца не падать духом под тяжестью неблагоприятных обстоятельств и приложить все усилия для спасения своих воинов. Поэтому он отрядил на рассвете послов к императору Иоанну и стал просить мира на следующих условиях. Тавроскифы уступят ромеям Дористол, освободят пленных, уйдут из Мисии и возвратятся на родину, а ромеи дадут им возможность отплыть, не нападут на них по дороге с огненосными кораблями (они очень боялись "мидийского огня", который мог даже и камни обращать в пепел), а кроме того, снабдят их продовольствием и будут считать своими друзьями тех, которые будут посылаемы по торговым делам в Византии (т.е. Константинополь. — Авт.), как было установлено прежде... Император... с радостью принял условия [росов], заключил с ними союз и соглашение и дал им хлеба — по два медимна на каждого. Говорят, что из шестидесятитысячного войска росов хлеб получили только двадцать две тысячи человек, избежавшие смерти, а остальные тридцать восемь тысяч погибли от оружия ромеев" [22] .
Описывая церемонию заключения договора, Лев Диакон представляет весьма живописный портрет князя Святослава:
"Показался и Сфендослав, приплывший по реке на скифской ладье; он сидел на веслах и греб вместе с его приближенными, ничем не отличаясь от них. Вот какова была его наружность: умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с мохнатыми бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос — признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерные, но выглядел он угрюмым и диким. В одно ухо у него была вдета золотая серьга; она была украшена карбункулом, обрамленным двумя жемчужинами. Одеяние его было белым и отличалось от одежды его приближенных только чистотой. Сидя в ладье на скамье для гребцов, он поговорил немного с государем об условиях мира и уехал. Так закончилась война ромеев со скифами" [23] . Конец Святослава, убитого на обратном пути из Подунавья на Русь печенегами, также хорошо известен Льву Диакону, который завершает подробный рассказ о длительной русско-византийской войне и заключении в ее итоге договора описанием триумфа Иоанна Цимисхия в Константинополе.