Съезд открылся в большом зале в здании Собрания армии и флота в присутствии около 600 делегатов. Председателем съезда единогласно был избран Дутов, что принесло ему всероссийскую известность. Дутов на этом посту был, однако, во многом случайным человеком – практически никакого опыта политической и общественной деятельности он не имел. По утрам проводились общие заседания, вечерами шли заседания по казачьим войскам. Такой способ работы оказался весьма выигрышным, так как у присутствовавших на съезде политических деятелей складывалось впечатление полного единства всего российского казачества. За время работы съезда заседания посетили А.Ф. Керенский, М.В. Родзянко, А.И. Гучков, П.Н. Милюков, Н.В. Некрасов и В.Д. Набоков, иностранные послы и военные атташе; присутствовало множество публики. Основной лозунг съезда — «Война до победного конца», делегаты также активно выступали за созыв Учредительного собрания. С первых дней работы выявились противоречия между фронтовой казачьей молодежью и представителями казачьих областей, в основном «стариками». Итоговая общая резолюция включала такие положения, как: единая и неделимая Россия, широкое местное самоуправление, война до победы, почетный мир, вся власть Временному правительству до созыва Учредительного собрания и решения вопроса об образе правления. 13 июня делегаты избрали состав Совета Союза казачьих войск — постоянного, представительного и вполне легитимного казачьего органа, который должен был работать в перерыве между съездами. В Совет сроком на три года было избрано 36 (по другим данным, 38) человек пропорционально численности их казачьих войск, причем многие из избранников ранее состояли во Временном совете.
В этот период Дутов, судя по всему, успешно налаживал контакты, приобщаясь к военной и политической элите послефевральского Петрограда. Он сотрудничал с «Республиканским центром», причем внутри этой организации якобы существовал «законспирированный военный отдел», объединявший различные военные союзы, в том числе и Совет Союза казачьих войск.[30] Очевидно, что советские авторы, а несколько ранее и Керенский таким способом пытались доказать наличие летом 1917 г. тщательно подготовленного военного заговора правых.[31] Указание на сотрудничество Дутова с некой подпольной организацией требует доказательств, а они (в виде ссылок на источники) отсутствуют; весомых свидетельств о самом наличии широкомасштабного заговора, а тем более об участии в нем Совета Союза казачьих войск до сих пор не выявлено.[32]
Роль Дутова в дни работы съезда представляется чисто технической — вести заседания, ставить на голосование вопросы и т.д. В то же время ему довелось сделать первые политические заявления. 7 июля он утверждал: «Мы (казаки. — А.Г.) никогда не разойдемся со всей русской демократией».[33] Дутов присутствовал на некоторых заседаниях Временного правительства в качестве постоянного представителя всероссийского казачества, вплоть до октября 1917 г. состоял в комиссиях при Временном правительстве по созыву Учредительного собрания, по казачьим делам, по междуведомственным работам.[34] 6 августа Совет выступил с резолюцией в поддержку Корнилова. Это заявление казачьих представителей было своеобразным ультиматумом Керенскому. Резолюция быстро появилась в печати и получила полную поддержку Союза офицеров и Союза Георгиевских кавалеров.[35]
К середине августа центр политической жизни ненадолго переместился в Москву. На московском Государственном совещании казачьему Совету было предоставлено 10 мест, а поскольку многие его члены участвовали в работе совещания как представители своих войск, получилось, что в работе совещания принял участие практически весь состав Совета. Товарищами председателя казачьей фракции были Дутов и М.А. Караулов. На первом заседании было образовано две комиссии: по общим вопросам (председатель — Караулов) и по военным вопросам (председатель — Дутов). В ходе работы Государственного совещания выявилось единство взглядов казачьих представителей, и к 13 августа они выработали общую резолюцию; ее окончательную редакцию подготовили Дутов и Ф.А. Щербина. На следующий день она была от имени всего казачества зачитана донским атаманом А.М. Калединым. По мнению В.И. Ленина, это было «самое существенное политическое заявление, сделанное на Московском совещании».[36] Что может быть убедительнее такого признания, сделанного прямым врагом!
По слухам, которые просочились и в печать, 28—29 августа в Петрограде ожидалось новое выступление большевиков в связи с шестимесячным «юбилеем» февральских событий.[37] Для пресечения возможного мятежа Временное правительство вызвало с фронта войска, причем члены Совета Союза казачьих войск с 24 августа были осведомлены, что III конный корпус генерала А.М. Крымова по распоряжению Корнилова движется к столице. Однако Керенский 26 августа объявил Корнилова изменником и начал вооружать петроградских рабочих.
Нет определенных сведений о роли Дутова в те дни, поэтому сложно говорить о достоверности сообщений, согласно которым он якобы должен был поднять восстание в Петрограде. В дальнейшем Дутов тесно сотрудничал с Временным правительством, был произведен в следующий чин и получил ответственное назначение в Оренбургской губернии, что было бы невозможно, будь выяснена его причастность к какому бы то ни было заговору. Совет Союза казачьих войск организационно не участвовал в движении Корнилова. Более того, вся деятельность Дутова и Совета Союза казачьих войск в период выступления Корнилова говорит об их нейтралитете, правда, в большей степени благожелательном по отношению к Корнилову. Как позднее свидетельствовал Керенский, руководители Совета «принадлежали к той группе лиц, как и Милюков, которые были убеждены, что победа будет на стороне Корнилова, а не на стороне революции».[38] Позиция же, занятая Дутовым, не устраивала ни правых, ни левых.
31 августа в Зимний дворец был вызван Дутов. Он сказался больным и не поехал, оставшись в гостинице. По поручению Дутова к Керенскому отправился войсковой старшина А.Н. Греков. Керенский принял его в бывшем императорском кабинете и требовал решительных действий против Корнилова и Каледина: Совет должен был объявить Корнилова изменником, а Каледина — мятежником. Греков отказался выполнить его просьбу, сообщив, что не имеет необходимых полномочий. Тогда Керенский потребовал к себе весь президиум Совета Союза казачьих войск, с которым вел разговор на повышенных тонах, добиваясь от Совета решительного осуждения Корнилова и Каледина. Ответил Дутов, обративший внимание Керенского на то, что казаки уже предлагали мирное решение, но получили отказ в поездке в Ставку, и теперь уже Керенский натолкнулся на отказ. Тогда он заявил делегатам, что это решение казачьего офицерства, а не трудовых казаков и потребовал резолюцию всего Совета. После этого разговора у членов президиума сложилось впечатление, что Керенский их арестует. Чтобы прояснить ситуацию, Дутов перед уходом спросил его, могут ли присутствующие члены Совета считать себя в безопасности и не вызовет ли их отказ репрессий. Керенский на это ответил: «Вы мне не опасны, повторяю вам, трудовое казачество на моей стороне. Можете быть свободны; я жду от вас сегодня же нужной для меня резолюции».[39] На 18 часов Дутов назначил экстренное заседание Совета. На заседании Дутов изложил свою точку зрения, после прений он совместно с присутствовавшим Карауловым составил письмо Керенскому. В письме были перечислены все обиды, нанесенные правительством казакам. Отмечалось, что Каледин и Корнилов — казаки и Совет не может их осудить, не выяснив всех обстоятельств. Кроме того, было указано, что Совет не может работать, когда ему угрожают. Ответ Совета было решено отправить не с офицерами, а исключительно с простыми казаками, чтобы тем самым наглядно продемонстрировать Керенскому, что это решение трудового казачества. Когда делегаты были приняты министром-председателем, Керенский попросил их забрать бумагу обратно, но казаки отказались. «Тем хуже для вас, за последствия я не ручаюсь»,[40] — была последняя фраза Керенского. В тот же день Корнилов и Каледин были объявлены изменниками и мятежниками. Совет Союза казачьих войск в ответ вынес резолюцию о том, что Керенский не вправе отстранять выборного донского атамана, каким являлся Каледин (Керенский же считал, что, поскольку он утвердил Каледина в должности, то и мог его отозвать).
Отношение Керенского к Совету после подавления выступления Корнилова ухудшилось. Есть, однако, сведения и о том, что применительно к делу Каледина Керенский сожалел «о создавшемся недоразумении между ним и казачеством». Возможно, чтобы примириться с казачеством как со своей последней опорой, он решил задобрить его представителей, причем не только словами извинений и сожалений, но также новыми назначениями и чинами. Популистские шаги Керенского по отношению к казакам увенчались успехом — Ленин вплоть до 20-х чисел октября всерьез опасался их выступления в защиту Временного правительства.[41]