А. В. Серегин
Современные явления социальной жизни во многом обусловлены «генетическими» стереотипами первобытной истории человечества, занимающей огромный период времени с момента появления людей на Земле (около 3–5 млн лет назад) до образования ими первых государств (примерно в IV тыс. до н. э.).[1] Архаические механизмы коллективных и индивидуальных реакций правителей и подданных, как правило, черпают свои истоки в инстинктивных началах дикой природы. Вследствие этого биологические законы, регулирующие иерархическое поведение стадных животных, зачастую прослеживаются в политически организованных союзах людей (государствах, партиях и т. д.). Например, популяции оленей, волков, зубров, обезьян имеют строгую вертикаль управления, базирующуюся на доминировании сильнейших особей.[2] Аналогичным образом организовывалась социальная жизнь первобытных сообществ охотников и рыболовов. Но в отличие от животных человеческие деяния постепенно стали ограничиваться морально-религиозными предписаниями. Так, запрет инцеста смоделировал новую систему брачно-семейных и межплеменных отношений, заставив мужчин искать себе женщин на стороне, а не в своем роде.[3]
Однако на заре исторического развития первобытного общества господствовали биологические константы человеческой эволюции. Полагаем, что рассмотрение некоторых из них поможет объяснить происхождение монархического государства.
Миллионы лет борьбы за выживание толкнули целые популяции зверей, птиц, рыб, насекомых и т. д. перейти к иерархическому построению внутривидовых связей. Инстинкт самосохранения уничтожил равенство среди коллективных животных, установив жесткую пирамиду единоличного управления прайдами, стаями и стадами.[4] Природа этих метаморфоз испытала воздействие естественной агрессии диких животных, которая служит им способом замены физических стычек психологическими. В последних далеко не всегда побеждает более сильный телом или интеллектом. А тот, кто легко приходит в ярость, может долго и часто угрожать сам, оставаясь устойчивым к чужому давлению.[5] Убийство представителей своего вида в животном мире является исключением, происходящим из-за перенаселенности — ведь одним из законов биологической эволюции является принцип: «Не убивай тех, кто несет ту же генетическую информацию, что и ты».[6] Однако этот принцип нарушен в человеческом обществе, так как в силу социокультурной эволюции представители различных групп (профессиональных, родовых, национальных, религиозных и т. д.) являются носителями неодинаковой информации. «Вот почему человек, — утверждают Ю. Г. Волков и В. С. Поликарпов, — единственное среди животных существо — приобрел способность проводить войны в рамках своего вида».[7]
Таким образом, борьба за выживание, половое соперничество, стремление к самоутверждению индивидов рождают доминантную, т. е. самую агрессивную личность, подавляющую других. Она усиливает свое положение в обществе, провоцируя конфликты с соседями, терроризирует их и угнетает. Постепенно создается социальная иерархия, жесткая, но эффективная, позволяющая нескольким особям одного вида совместно охотиться и обороняться.[8] «Если доминантная личность отличается не только волей, но и умом, — пишет Т. В. Кашанина, — то возглавляемый ею коллектив способен быстро прогрессировать»,[9] расширяя ареал своего обитания.
Практически всегда твердыми, решительными, агрессивными и инициативными лидерами человеческих сообществ были мужчины. Женщины предпочитали не конкурировать в борьбе за иерархический ранг по той простой причине, что они выполняли важнейшую биологическую обязанность по воспроизводству людей. Лишь современная европейская цивилизация позволила всему «прекрасному полу» прикоснуться к скипетру государственной власти, хотя «на высшем политическом Олимпе даже сегодня мы очень редко встречаем женщин, — отмечает Т. В. Кашанина, — причем это имеет место в промышленно развитых странах (Маргарет Тетчер — в Великобритании, Хиллари Клинтон — в США и др.)».[10]
Данные факты ставят под сомнение классическую теорию матриархата, описанную Ф. Энгельсом в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства».[11]
Кроме того, многие социальные животные не допускают доминирование самок в своих сообществах (например, зубры, олени, бизоны и т. д.). В. Р. Дольник считает матриархат ловкой выдумкой кабинетных ученых XIX в. и утверждает, что женское управление наблюдалось лишь у некоторых деградировавших племен, оказавшихся в крайне неблагоприятных условиях и зашедших в тупик исторического развития.[12] В пользу этой позиции говорят простейшие математические расчеты. Так, один мужчина, выживший на войне, при наличии в племени десяти свободных (незамужних) женщин, теоретически через девять месяцев может удвоить количество людей в поселении; в противном же случае, если одна женщина приходится на любое количество мужчин, то максимальное число новорожденных составит всего два человека.
Следовательно, закономерно, что мифические амазонки и сарматы пали жертвами патриархальных греков и скифов.[13]
В конечном итоге матриархат не создал государственность, не устранил беспорядочные половые связи, не запретил инцест, не обеспечил воспроизводство человеческого рода и не воспитал чувство частной собственности. Его вытеснила более перспективная система социального общежития — патриархат; и лишь в далеких недоступных джунглях Африки и горах Тибета сохранились дикие поселения, находящиеся под материнской властью.
Основу мужской иерархии древних племен в первую очередь составляли возрастные и индивидуальные характеристики людей.[14] Однако доминантной личности (вождю, сахему, главарю и т. д.) помимо природных волевых качеств важно было обладать символическими атрибутами превосходства и управления (специальная повязка на теле, высокий головной убор, наличие в руках особого предмета, занятие более высокой точки в пространстве и т. д.).[15]
Вокруг племенных лидеров постепенно сложилась простейшая система органов первобытной власти, состоящая из единоличных (вождь, жрец, старейшина) и коллективных (совет старейшин, собрание соплеменников, совет вождей) институтов публичного управления.[16]
Старейшина — это глава семьи или рода. Им становился волевой, зрелый, опытный, мудрый, авторитетный, умеющий предвидеть события и организовывать важные предприятия человек. Старейшину выбирали[17] или признавали фактически, т. е. все сородичи считали, что он выделяется среди них особыми качествами.[18] Его боялись, уважали, слушались и даже почитали. Старейшина руководил повседневной жизнью рода, рассматривал споры между сородичами и представлял их интересы в общественном производстве.[19] Такая организация социальной жизни длительное время позволяла успешно развиваться народам мира. Например, взаимовыручка исландских родовых общин обеспечила выживание викингов в суровых условиях северных широт.[20] По свидетельству Ф. Энгельса, родовой строй Шотландии и Ирландии процветал еще в XVIII в. и был уничтожен «только оружием, законодательством и судами англичан».[21] Устойчивые родоплеменные отношения по-прежнему играют ведущую роль у народов Северного Кавказа,[22] Африки, Сибири, Океании и т. п.
Одним из важнейших органов управления первобытным сообществом являлся институт военного предводителя (вождя), способного защитить племя от нападения врагов. Обычно эту должность занимал самый сильный, храбрый, смелый и решительный человек, авторитет и влияние которого особенно возрастали во время военных действий либо угрозы вооруженного вторжения со стороны соседей.[23]
Религиозно-идеологическая власть родовых общин принадлежала жрецам, шаманам, колдунам, ведунам, волхвам, гадателям, знахарям и т. д. Эти люди формировали мировоззрение соплеменников, внушали им надежду на будущий день, лечили больных, отпевали мертвых, осуществляли связь с предками и богами, умиротворяли небесных духов и боролись с потусторонним злом. Благодаря астрономическим наблюдениям жрецы научились предсказывать погоду, затмения солнца, наводнения и другие природные явления. Знания и опыт позволили им монополизировать право на общение с потусторонними силами. Поэтому они были бесспорными властителями человеческих душ. Религиозные лидеры первобытных общин также считались блюстителями родовых обычаев и традиций.
Например, кельтские жрецы друиды еще в I в. до н. э. принимали деятельное участие в делах богослужения, наблюдали за правильностью общественных жертвоприношений, истолковывали все вопросы, относящиеся к религии, обучали наукам молодежь и вообще пользовались у галлов большим почтением. По свидетельству римлян, они осуществляли правосудие по всем спорным делам и преступлениям, могли приговорить виновного к смертной казни или отлучить от жертвоприношений. Последний вид наказания считался самым страшным, так как отлученный от культа признавался безбожником, человеком вне закона, все его сторонились, избегали встреч и разговоров с ним, чтобы не нажить беды. Иногда жрецы проклинали целые народы, и их решения неукоснительно соблюдались кельтскими племенами. Во главе друидов стоял единоличный духовный лидер, имевший огромный авторитет. Жрецы не принимали участия в войне и не платили податей. Гай Юлий Цезарь писал, что больше всего друиды старались укрепить убеждение галлов в бессмертии души. Эта вера должна была устранять страх и возбуждать храбрость воинов.[24]