Каллистрат сначала опирался на несостоятельную массу, а потом — на более состоятельных. Вообще, обычное мнение что в Афинах в IV в. господствовала чуть ли не охлократия, что всем заправляла масса неимущих, а имущие были вытеснены из управления, далеко не верно или нуждается в оговорках и ограничениях, как доказывают это эпиграфические данные. Из дошедших до нас имен пританов и членов Совета оказывается, например, что в Совете в эпоху Демосфена преобладание принадлежало элементам состоятельным. Плата была не настолько велика, чтобы привлечь беднейших граждан; всецело обеспечить существование она не могла, а среднему классу служила некоторым подспорьем. Послами, ораторами и политиками были тоже преимущественно люди более или менее обеспеченные. О стратегах и финансовых должностных лицах и говорить нечего. Даже в народном собрании в ту пору несостоятельная масса не играла той роли, какую ей иногда приписывают. Политическое влияние принадлежало скорее имущим классам.
Союзническая война сопровождалась внутренней борьбой. Тимофей и Ификрат вместе со своим сыном Менесфеем подверглись обвинению за то, что воздержались от решительных действий и битвы, на которых настаивал Харес. Главным обвинителем их выступил Аристофон. О нем говорили, что он выиграл семьдесят пять процессов по графэ параномон. Некогда он был в числе тех, кто примкнул к Фрасибулу во время борьбы с Тридцатью, и известен своим законом о праве гражданства, изданном в год архонтства Эвклида. Теперь, уже в глубокой старости, он приобрел некоторое влияние. Тимофей присужден был к штрафу в 100 талантов, слишком тяжелому даже для него. Он отправился в Халкиду и там вскоре умер. Ификрат, как и сын его Менесфей, был оправдан, но удалился от дел и тоже вскоре сошел в могилу, а Хабрий незадолго перед тем пал у Хиоса. Так кончили свое поприще эти выдающиеся вожди. Под конец Союзнической войны Аристофон, со своей несколько задорной, воинственной политикой, должен был уступить место такому представителю политики мира, как Эвбул.
Мы видели, что при Эвбуле достигла наибольшего развития та система, которая считается главной язвой Афин, — раздача теорикона, праздничных и иных подачек народу, на что шли непомерные суммы. Хотя бы казна была пуста, доходы уменьшались, но народная масса все-таки ждала празднеств, зрелищ и денежных раздач. К этим подачкам стал стремиться теперь и сельский класс. Не говоря уже о теориконе, издержки на праздничные жертвоприношения в Афинах IV в. возросли на несколько талантов в год по сравнению с прежним. Из документальных данных, сообщаемых надписями, мы видим, как велики, например, были призы победителям в разных состязаниях, какие суммы выручались за кожи жертвенных животных и, следовательно, как многочисленны и богато обставлены были жертвоприношения. К прежним диэтам присоединилась еще плата за участие в народном собрании. Мы знаем уже, что получение этой платы Эсхин сравнивал с дележом барышей в торговой или промышленной компании. Большинство привыкало видеть в пользовании своими гражданскими правами ремесло, удобный случай хотя бы несколько поправить свое имущественное положение, жалуется Исократ. Все более и более применялась та точка зрения, что кто не имеет известного дохода, того должно содержать государство. Идея своего рода государственного социализма не была чужда тому времени.
Жизнь тогда в Афинах стала дороже. Цены повысились: во время Коринфской войны 1 четверик пшеницы можно было купить за 3 драхмы; в эпоху Демосфена 5—6 драхм считалось умеренной ценой, а во время Александра Македонского, в моменты кризиса, платили даже 10 драхм. Соответственно повысилась цена и на скот. Гекатомба во время Великих Панафиней в 410 г обходилась в 5114 драхм, а 109 быков для делосского празднества в 374 г. стоили уже 8419 драхм, следовательно, 1 бык в среднем обходился 77 драхм. Впоследствии цена хорошего быка доходила даже до 400 драхм. Росла и заработная плата. В конце V в. необученый рабочий получал 3 обола в день, впоследствии — 1 драхму, мастер при постройке Эрехеейона — 1 драхму, а спустя 80 лет плата такому мастеру равнялась 2 драхмам. На продовольствие раба полагалось 3 обола. Сообразно с этим повышаются и диэты.
Что касается нравов, то хотя мнение об упадке их в Афинах в IV в. оказывается часто преувеличенным, тем не менее нельзя отрицать, что со времени Пелопоннесской войны нравы ухудшились. Особенно бросается в глаза роскошь в частной жизни. Прежде замечательные памятники и здания созидались для религиозных и государственных целей; теперь для отдельных лиц строятся дома, украшенные фресками, коврами, занавесами, по сравнению с прежними казавшиеся дворцами. Особенно славились своей роскошью дома Хабрия и Тимофея; когда Тимофей строил свой дом, то лес для постройки прислал ему македонский царь. Выставляется как бы на показ дорогая утварь, даются роскошные пиршества; многочисленные слуги-рабы, богатые выезды довершают эту обстановку. Воздвигаются огромные, дорогие надгробные памятники. На гетер, как знаменитая Фрина, Лаиса, Пифионика, тратятся безумные деньги. Им ставятся статуи и памятники. Лаиса одно время была царицей афинского общества. Фрина вдохновляла Праксителя, когда он создавал свою Афродиту Книдскую. Известен процесс Фрины, подвергшейся обвинению во введении новых культов и в кощунстве, — процесс, в котором ее защитником выступил знаменитый оратор Гиперид. Ее статуя, работы Праксителя, была поставлена в Дельфах между статуями царей Филиппа и Архидама. Пифионике воздвигнут был великолепный памятник на священной дороге, ведшей из Элевсина в Афины. Наряду с предметами философскими главные темы разговора в богатом обществе — гетеры, произведения кулинарного искусства, острые словца и т. п. Было даже особое общество остряков, за протоколы которого Филипп Македонский готов был заплатить большую сумму. От государственных дел многие держались в стороне. Сама аттическая комедия после Аристофана утрачивает политический характер и изображает сцены из частной жизни, без политических намеков и нападок. Индивидуализм продолжал развиваться. В искусстве и в литературе обнаруживается особый интерес к человеческой личности, появляются биографии, похвальные слова, некрологи. Преклонение перед личностью доходит до того, что некоторым еще при жизни воздвигаются статуи, посвящаются гимны, устраиваются жертвоприношения. Так было не только в остальной Греции, например, по отношению к Лисандру, но даже и в демократических Афинах, где ставились статуи Конону, кипрскому владетелю Эвагору, Ификрату, гетерам... Новым духом проникалась и реакция: он овладевал и сторонниками старины.
Несмотря на поражение в Пелопоннесскую войну и упадок политического могущества, Афины и в IV в., до времени Александра, были главным умственным центром Греции. Кто желал удовлетворить свои эстетические или философские стремления, умственные запросы или просто послушать и увидеть достопримечательное, тот по-прежнему отправлялся в Афины. Тут Исократ и Платон, позже Аристотель, привлекали массу слушателей и учеников. Исократ явился как бы родоначальником «общего образования». Его школа красноречия имела большое влияние. У него было до ста слушателей, и среди них немало таких, которые на разных поприщах приобрели известность. Он входил в сношения с государственными людьми и царями, обращаясь к ним с письмами, советами, политическими программами. Платон в роще, среди зелени, тенистых платанов и вязов, создал свою знаменитую Академию. Его ученик Аристотель, уроженец далекой Стагиры, поселившись потом надолго в Афинах, основал свой Ликей, свою школу перипатетиков, и в грандиозных размерах организовал научную работу, к которой привлек многочисленных своих учеников. Собой он заменял Афинам как бы целый университет. Но и Академия Платона, и Аикей Аристотеля оставались частными учреждениями, содержащимися на средства основателя или на взносы учеников. В ту пору в Греции не было в обычае, чтобы государство от себя предпринимало что-либо для научных целей.
Кроме Платона и Аристотеля с их учениками, в Афинах были представители и других философских направлений, например, киники, последователи Аристиппа и пр.
Таким образом, в IV в., до основания Александрии, Афины являлись школой высшего образования еще в большей мере, нежели прежде. Чтобы получить это образование, сюда стекались люди со всех концов греческого мира. Оно носило космополитический характер. «Наш город, — говорит Исократ в "Панегирике" (50), — в отношении мысли и слова настолько оставил прочих позади себя, что его ученики стали учителями других, и имя эллин обозначает теперь уже не происхождение, а образ мыслей: скорее эллинами называют тех, кто причастен нашему образованию, нежели тех, кто общего с нами происхождения». К высшему умственному развитию и образованию стремятся и женщины: женская эмансипация выражалась тогда не только в гетеризме. Известно, что у Платона были слушательницы, и одна из них носила мужское платье. Сестра одного из учеников Феофраста, Гиппархия, вместе со своим братом переселилась в Афины и здесь так увлеклась учением киника Кратета, что сделалась его женой, — факт, показывающий вопреки мнению некоторых, что любовь между мужчиной и женщиной не была чужда греческому миру. Тогдашние киники вели нищенскую жизнь, лишенную всяких удобств, и Гиппархия, бывшая сама из знатной семьи, разделяла эту жизнь со своим избранником, мужественно переноса все невзгоды.