В Сицилии, по сообщению Диодора (Diod., XI, 89), существовало место древнего культа братьев Паликов, сыновей сицилийского божества Адрана. На этом священном участке скрывались рабы, бежавшие от неразумия господ. Отсюда их нельзя было уводить силой и они оставались здесь безнаказанными до тех пор, пока господа не вступали с ними в переговоры, и, принеся им клятвы в соблюдении условий, о которых они договорились, не примирялись с ними. Соблюдение этих клятв гарантировал страх перед богами. Месту культа братьев Паликов, как и святилищу Дримака приписывалась, таким образом, важная роль в регулировании отношений рабов и их хозяев.
В описании двух событий можно отметить, следовательно, некоторые черты сходства. Есть, стало быть, известная логика в том, чтобы рассматривать выступление хиосских рабов в связи с крупнейшим рабским восстанием II в. до н.э. И вместе с тем, изображение сицилийского восстания у Диодора не отрывается от реальной почвы. Повествование о Дримаке – прежде всего легенда, в которой, как уже говорилось, нелегко определить границы вымысла и правды. К тому же, относя восстание Дримака ко II в. до н.э., мы вынуждены переместить годы жизни самого Нимфодора на еще более позднее время. При этом необходимо одновременно – оставить годы жизни писателя в пределах эллинистического периода и резервировать между временем его жизни и датой восстания промежуток, достаточный для того, чтобы упоминаемое Нимфодором событие успело плотно обрасти легендой.
Нам представляется, что путь к объяснению черт сходства должен быть иным. Не восстание Дримака следует относить к II в. до н.э., а скорее годы жизни самого Нимфодора нужно связать с этим тревожным для всего Средиземноморья временем. В самом деле, Нимфодор – автор рассказа о Дримаке – родом из Сиракуз. Предположим, что он был современником знаменитого сицилийского восстания – и мы получим ключ к объяснению многих неизвестных.
У ранних авторов – классического периода – как уже говорилось, не замечается особого интереса к рабам. Вспомним Фукидида. У него движения рабов описаны очень бегло. Фукидид не стремится привлечь к ним внимание читателей. Он упоминает о выступлениях рабов мимоходом, в самых крайних случаях (Thuc., VIII, 40, 2; VII, 27, 5; VII, 75, 5).
Как ни фрагментарны источники эллинистического периода, общее впечатление все же сводится к тому, что именно II в. до н.э. породил подлинный интерес к "рабскому вопросу". В VI книге Афинея, где отрывки из сочинений различных авторов должны подкрепить его основную мысль: "Жестокое обращение с рабами неизбежно влечет за собой возмездие", – центральное место занимает Посидоний. Именно у этого автора II – I вв. до н.э. черпает Афиней большую часть примеров для иллюстрации своей основной мысли17. Особое внимание Посидония, как известно, привлекли сицилийские восстания рабов. Именно эти грозные события заставили многих писателей и философов обратить самое серьезное внимание на "рабский вопрос".
Нимфодор из Сиракуз мог быть не только современником, но и очевидцем выступления сицилийских рабов. В этом случае его интерес к движению и личности Дримака особенно понятен. Есть основания полагать, что Нимфодор, составивший "Описание Азии", лично побывал на Хиосе. По-видимому, он сам слышал рассказы хиосцев и осматривал святилище "Благосклонного героя". Хиос, широко известный многочисленностью своих рабов и жестокой их эксплуатацией, должен был привлечь внимание жителя Сицилии. В его родной стране "рабский вопрос" был таким же больным, как и на Хиосе.
Обстановка, которую Нимфодор застал на Хиосе, могла живо напомнить ему о Сицилии и о недавно пережитых волнениях: обилие сельскохозяйственных рабов, которые на Хиосе, как и в Сицилии, представляли собой готовый материал для восстания; частые побеги рабов и грабежи" которым они подвергали поместья окрестных землевладельцев; наконец, постоянная угроза восстаний рабов. О ней свидетельствует оракул, на который в рассказе Нимфодора ссылается Дримак: борьба хиосских рабов никогда не прекратится, так как она угодна божеству. Нимфодор наблюдал на Хиосе поклонение святилищу "Благосклонного героя", в котором приносили жертвы как беглые рабы, так и их хозяева. Он записал легенды, связанные с этой святыней хиосцев. Он собрал рассказы жителей Хиоса о восстании рабов под водительством Дримака, хотя и воспринял их не без сомнения (см. выше). Весь этот разношерстный и разновременный материал Нимфодор осмыслил и скомпоновал по-своему. Образцом ему послужило памятное для него восстание сицилийских рабов. Отсюда – стремление Нимфодора выделить и усилить те черты в рассказах хиосцев, которые ярче всего напоминают Сицилию. Может быть, сравнение Дримака с царем было продиктовано тем, что царем называл себя вождь сицилийского восстания. (Привкус ранних легенд, записанных Нимфодором, проступает в употреблении титула "стратег" в применении к тому же Дримаку.) Свой рассказ о культе Дримака Нимфодор, возможно, конструирует по аналогии с сицилийским образцом, выделяя черты, роднящие легенды о "Благосклонном герое" с культом Паликов.
Итак, повествование Нимфодора из Сиракуз – писателя, жившего, как можно предположить, во II в. до н.э., – это, по всей вероятности, переработка местных легенд, рассказов и преданий по сицилийскому образцу.
Но вернемся к вопросу о том, как же все-таки следует датировать восстание Дримака, послужившее основой для рассказа Нимфодора. Судя по фантастическим наслоениям, оно должно отстоять от времени жизни писателя не меньше, чем на два-три столетия. Может быть, следует согласиться с Бюрхнером, по мнению которого восстание следует отнести к VI в. до н.э.18 Якоби, однако, считает такую датировку слишком произвольной19. И действительно – события VI в. до н.э. бесконечно далеки, автор II в. до н.э. едва ли мог сказать о них – o| mixr\n. Для него это было скорее p[lai.
Некоторую помощь при определении времени восстания хиосских рабов могут оказать сведения, приведенные Фукидидом (см. Thuc., VIII, 24, 3). По его словам, страна хиосцев не испытывала никаких невзгод от Персидских войн до осады Хиоса во время Пелопоннесской войны. Трудно представить себе, чтобы Фукидид при всем его невнимании к движениям рабов мог бы так легко опустить столь серьезное для Хиоса потрясение. Трудно также согласиться с такой датой восстания, как 412 г. до н.э.20 Побеги рабов, пусть даже массовые, в лагерь афинян нельзя связать с активной борьбой рабов. Время Фукидида было еще временем пассивного сопротивления. Бегство рабов 412 г. до н.э. скорее напоминает аналогичные события Декелейской войны.
С нашей точки зрения, наиболее подходящий период для организованного выступления хиосских рабов – это IV (может быть III) в. до н.э. Именно в IV–III вв. до н.э. на Хиосе развернулась острая политическая борьба демократов и аристократов, ослабившая единый фронт рабовладельцев. Вместе с тем, время с IV по II в. до н.э.– достаточный срок для того, чтобы памятные для хиосцев события могли прибрести ту явно легендарную окраску, в которой они выступают в рассказе Нимфодора.
Рассказ этот интересен не только тем, что он сообщает об организованном выступлении рабов. Главная его ценность в том, что он свидетельствует о непрерывных волнениях и побегах хиосских рабов, подвергавшихся жестокой эксплуатации на полях хиосских землевладельцев, о постоянной угрозе восстаний рабов, державшей хиосских рабовладельцев в напряжении и страхе. Этот страх и породил легенду о добром и храбром рабе, установившем на Хиосе мир и порядок21.
Список литературы
1. См. Escher, RE, V, 1905, Sp. 1708, s. v. Drimakos.
2. N.D. Fustel de Coulange. Memoire sur l'ile de Chio. "Archives des Missions Scientifiques et Litteraires", V. Paris, 1866, p. 526–527.
3. W. Westermann. The Slave Systems of Greek and Roman Antiquity. Philadelphia, 1955, p. 40, 41–42.
4. К.М.Колобова. Термин o}x]thw у Фукидида. "Сборник памяти академика А.И. Тюменева". М.–Л., 1963, стр. 194, прим. 19.
5. Laquer, RE, XVII, 1937, Sp. 1625–1627; s. v. Nymphodoros.
6. F. Jacoby. Die Fragmente der griechischen Historiker (F Gr H), 3. Teil, В (Notes), № 572, S. 670; b (Text), № 572, S. 604.
7. По мнению Якоби (там же), рассказ Нимфодора напоминает "разбойничью романтику" Риана (Риан из Крита – конец III в. до н.э.). Наивность рассказа также свидетельствует о его принадлежности эллинистическому времени.
8. Контекст и употребление Praes. ([podidr[sxoysin) настолько явно указывают на частые побеги рабов, что Якоби ввел слово poll[xiw в текст. См.: FGrH, 3. Teil, В, № 572, S. 670.
9. См.: N.D. Fustel de Coulange. Op. cit., p. 526–527.
10. Одним из доводов в пользу такого дополнения Якоби (указ. соч.) считает противоречие между словами "незадолго до" и ]ti xa} n|n. В самый текст, однако, o| Якоби не ввел.
11. Что Нимфодор был писателем эллинистического времени, Якоби утверждает на основании стилистических особенностей отрывков из его сочинений. Этим же временем определяется множественное число Per}ploi в названии труда Нимфодора. См. FGrH, 3 Teil, b, № 572, S. 602
12. Якоби (там же) не возражает против датировки Лакера – конец III в. до н.э. (или последняя треть), но подчеркивает, что с полной уверенностью можно установить лишь то, что Нимфодор жил в эллинистическое время.
13. Все варианты датировок восстания Дримака сведены в цитированной статье К.М. Колобовой, где сказано: дата "определяется по-разному, начиная с 600 г. до н.э. (Burchner, PWRE, III, 1889, s. v. Chios, стб. 2296), затем 412 г. и, наконец, II в. до н.э." См.: К.М. Колобова. Указ. соч., стр. 194, прим. 19.
14. По мнению Лакера, конец III в. до н.э., по мнению Якоби – Эллинистический период. См. выше.
15. См.: W. Westermann. Op. cit., p. 41–42; ср. АСПИ, Л., 1933, стр. 384–385, .№ 609, где восстание хиосских рабов отнесено к середине II в. до н.э.
16. См. Liddell – Scott, s. v. myuolog]v – основное значение – tell mythic tales. В словаре, однако, приведено еще одно возможное значение глагола – relate generally with a notion of exaggeration – со ссылкой на рассматриваемый фрагмент Нимфодора.
17. См.: Е.М. Штаерман. Положение рабов в период поздней республики. ВДИ, 1963, № 2, стр. 88.
18. RE, III, 1889, Sp. 2296.
19. FGrH, 3. Teil, b, S. 604, Anm. 24.
20. См. К.М. Колобова. Указ. соч., стр. 194, прим. 19.
21. Е.М. Штаерман отмечает, что в римской литературе еще в период республики появляются рассказы о преданных рабах, получившие большую популярность у позднейших авторов (см. Е.М. Штаерман. Указ. соч., стр. 93). Тот же мотив благодарного и доброго раба можно проследить у Диодора в рассказе о сострадании к дочери Дамофила, которой за ее доброту восставшие не причинили никакого вреда. См.: Diod., XXXIV – XXXV, 2, 23.