2.Стабильность колхозной системы
Пока государство не давало колхознику материального стимула для работы в колхозе, его существование зависело от постоянного осуществления государственного принуждения. При Сталине это принуждение существовало постоянно и имело своей целью прежде всего уничтожение всех альтернативных форм существования, кроме колхоза (например, совхозов). При этом по отношению к крестьянам-единоличникам, число которых сначала еще было велико, проводились кампании по "ликвидации кулачества как класса" и постоянно - политика налогов и сборов [9]. Того, кто вступил в колхоз не из страха быть объявленным кулаком и подвергнуться экспроприации и депортации, принуждали к продаже имущества путем дискриминации: слишком высоких налогов и сборов для крестьян-единоличников. Каждый год жертвами налоговой кампании становилась значительная часть крестьян-единоличников, имущество которых продавалось на принудительных аукционах. До 1936 г. этот процесс ликвидации зашел так далеко, что семьи, оставшиеся вне колхозов, едва ли имели больше земли и скота, чем колхозники с их приусадебными участками. Поэтому в 1937 г. советская власть постановила в будущем оставить в покое этих бывших крестьян, практически превратившихся в стариков, живущих на выделе, если они уже не были полностью работоспособны [10]. Затем в конце 1930-х годов террор для поддержания колхозов был направлен даже против части колхозного населения, которая в западных районах страны жила децентрализованно на хуторах и тем самым не поддавалась прямому контролю. Между 1939 и 1941 г. последовало переселение этих людей в соответствующий центральный населенный пункт колхоза с жестоким принуждением, включавшим в себя сжигание жилых домов непокорных [11].
Насколько колхозники рассматривали свое вынужденное объединение в колхозы как временное, становится видно из событий после хорошего урожая 1937 г. С дореволюционных времен крестьяне привыкли в периоды нужды, как, например, после плохого урожая, объединяться и временно хозяйствовать вместе. Затем, как только положение улучшалось, они возвращались к индивидуальному способу хозяйствования. Очевидно, многие колхозники видели в колхозе такую же временную форму для преодоления бедственной ситуации. После урожая 1937 г. - единственного урожая после завершения коллективизации, когда урожаи на гектар были довольно высокими в связи с исключительно благоприятными погодными условиями - колхозники во многих колхозах впервые получили больше зерна, чем им было нужно для покрытия насущных потребностей в продовольствии и корме для скота. Но вместо того, чтобы укрепить колхозную систему, рекордный урожай покачнул ее. С излишками, которые они теперь имели, колхозники попытались снова перейти к самостоятельному существованию. Предпосылкой для этого им казалось - строго запрещенное колхозникам - приобретение рабочей лошади.
У отдельных крестьян, которые упорно сопротивлялись вступлению в колхоз и потому потеряли практически всю свою землю, все еще была лошадь, и они превратились в частных предпринимателей на селе, которые почти не занимались сельским хозяйством, но оказывали все виды услуг, в том числе транспортные. Государственная принудительная экономика в значительной мере упустила из виду эту потребность на селе. Частные владельцы лошадей здесь натолкнулись на неудовлетворенный спрос на услуги, который они удовлетворяли с помощью своей лошади и тем самым получали хороший доход. Даже государственные предприятия время от времени вынуждены были пользоваться их услугами. Крестьяне воспринимали отсутствие собственной лошади как непрекращающееся унижение. Снова и снова колхозное руководство отказывалось предоставить им лошадь, чтобы вспахать приусадебный участок или перевезти товары на рынок. Поэтому после урожая 1937 г., очевидно, многие колхозники подали заявление о выходе из колхоза, чтобы иметь возможность приобрести лошадь и тем самым хозяйствовать самостоятельно. Так как руководство колхоза, как правило, не разрешало им выйти, им не оставалось ничего другого, как провоцировать свое исключение неблаговидным поведением. Но и эта попытка вырваться из колхоза была быстро пресечена правительством. Весной 1938 г. началась кампания против председателей колхозов из-за якобы незаконных исключений колхозников. Обвиняя руководителей колхозов в "нарушении колхозной демократии" и в изгнании из колхозов вступивших по доброй воле колхозников, партия ставила факты с ног на голову. С введением "налога на лошадь" осенью 1938 г. была закрыта последняя лазейка для существования вне колхоза. Государство обложило всех владельцев лошадей таким высоким налогом, что они были разорены и вынуждены продавать своих лошадей. В начале 1939 г. все эти частные предприниматели исчезли [12]. Насколько мало колхозная система принималась колхозниками как окончательный порядок, снова обнаружилось во время Второй мировой войны. Колхозы ни в коем случае не были надежным бастионом коммунизма. Известно, что после нападения Германии среди колхозников быстро распространились слухи, что Сталин после окончания войны планирует роспуск колхозов. Правда, мы не знаем, распространялись ли эти слухи правительством намеренно, но оно, очевидно, не пыталось опровергнуть эти слухи. Надежда на изменение курса в аграрной политике наверняка мотивировала крестьян прилагать дополнительные усилия во время Великой отечественной войны. Несомненно, Сталин должен был опасаться недовольства крестьян из-за того, что их положение во время войны было хуже по сравнению с другими слоями населения. Временное ослабление центрального контроля, которое в некоторых местах привело к роспуску колхозов, закончилось сразу после окончания войны, и там, где необходимо, была проведена "повторная коллективизация" [13]. Не только отношение крестьян, но и экономические причины способствовали тому, что длительное существование колхозов оставалось под вопросом. Так, колхозам не давали возможности владеть механизированной техникой, такой, как трактора и комбайны. Решению оставить современную технику в государственной собственности способствовали экономические причины, такие, как недостаток аграрной техники вообще, но прежде всего недоверие государства по отношению к колхозам. Несколько соседних колхозов обслуживалось государственной машинно-тракторной станцией (МТС), которая проводила определенные работы на колхозных полях своими тракторами и комбайнами. К ним относились пахота, иногда также боронование, а затем с середины 1930-х годов все больше уборка зерна. Зависимость от работы МТС означала, что колхоз не полностью держал процесс сельскохозяйственного производства на своих полях под контролем и мог оказывать только относительное влияние на качество полевых работ, которые часто проводились тракторами и комбайнами из соседних колхозов. К тому же колхоз должен был платить натурой за услуги МТС, так что все большая часть урожая зерна отдавалась государству не только путем обязательной сдачи, но и через оплату МТС.
Возможно ли было существование колхозов без постоянного государственного принуждения? Если да, то наверняка только при проведении совершенно другой политики, которая гарантировала бы колхозникам материальный стимул к работе в колхозе путем твердого заработка и тем самым доход от одного только участия в работе колхоза. Но этого партийное руководство, очевидно, не хотело. Сталин даже планировал после Второй мировой войны роспуск совхозов и их преобразование в колхозы, поскольку производственная форма совхозов была для государства "слишком дорогой" [14]. Действительно, совхозы терпели большие убытки, поскольку занятым здесь наемным рабочим платили постоянную месячную зарплату. Форму предприятия, которая могла поддерживаться только благодаря постоянному принуждению, нельзя считать стабильной. В области сельского хозяйства сталинизм тем самым не достиг ничего долговременного. Любое изменение центральной политики должно было снова поставить под вопрос производственную форму колхозов. Такое положение сложилось после смерти Сталина в 1953 г. В середине 1950-х годов при сильном стремлении к частной инициативе и уменьшении налогового бремени, лежавшего на приусадебных хозяйствах, вопрос об их существовании снова был открыт, и можно было предположить изменение направления с переходом к аграрной структуре, которая вернулась бы к крестьянину-единоличнику.