— Лебедка не берет, надо что-то придумать другое, — говорит он.
— А что? — спрашиваю я.
— Трактором, что ли, зацепить? — предлагает Прокуда.
После минутного раздумья я даю указание помочь людям, работающим на лебедке, и при помощи домкратов оторвать орудие от обоймы. Прокуда хранит молчание. Но зато Чекин тут же схватил бутылочный домкрат и начал ставить его под орудие. Хотя эта внезапная дополнительная операция заняла час-полтора, зато при очередном опробовании лебедкой орудие медленно поползло из башни.
Внимательно осмотрев направление движения орудия, даю команду мастеру Прокуде:
— Продолжайте!
Заскрипели и снова натянулись тросы. Все застыли в ожидании. Орудие снова медленно, рывками поползло по рельсам, смазанным тавотом.
— Хорошо пошло, — слышу за спиной чье-то замечание
— Стоп выбирать! — кричит Прокуда, присматриваясь к кромке башни. Я спешу к нему. Очень удачно остановилось орудие. Еще один-два сантиметра, и казенная часть орудия могла зацепить за броневой лист крыши и стянуть его со своего места.
- Надо поднять броневой лист крыши на три-пять сантиметров, — командует Прокуда.
Бригада Штанько с помощью домкратов взялась поднимать тридцатитонный броневой лист.
— Ну, еще немного, еще, — шептали сухие губы Чекина.
— Хватит поднимать, — говорит Прокуда. — Давай теперь команду на лебедку.
Чекин обернулся, махнул рукой:
— Давай помаленьку!
Снова от усилий людей холодный тяжелый металл пришел в движение. На этот раз орудие окончательно вышло из башни и поползло все дальше и дальше...
— Ура-а! — нестройно и вполголоса раздалось на бруствере.
Своеобразным салютом прозвучали крепкие рабочие и краснофлотские аплодисменты, когда орудие покатилось в огромную воронку, как будто специально вырытую для этих целей. Подошедшие незадолго до этого Александр и Соловьев пожали нам руки и приказали командиру башни тщательно замаскировать мертвое тело орудия. Посмотреть и перенять опыт пришел и старший мастер второй башни И. О. Сечко. Он одобрительно отозвался о первой удаче и тут же в заключение говорит:
— Обогнал ты меня, Семен Иванович, в нашем соревновании победа на твоей стороне. Но на этом не конец.
— Все победили, — почти не задумываясь, отвечает Прокуда.
Итак, первый этап мы закончили благополучно, без помех, меньше чем за семь часов. Если учесть встретившиеся затруднения, то это не так плохо. Во всяком случае мы уже опережаем наши наметки не менее чем на трое суток.
-— Что будем делать дальше? — спрашивает меня Прокуда.
Я смотрю на часы. Половина четвертого. До рассвета еще остается минимум три часа. Ко мне подходят
144
Александр, Соловьев, инженер Андриенко. Они интересуются тем же вопросом, что и Прокуда.
— А не сделать ли перерыв на отдых? — предлагает командир башни Теличко.
— Сегодня будет очень тяжелый вечер. По всем данным, из Севастополя поступят орудия. Нам надо не только подготовиться к их приемке, но и вытащить вот эту «дуру» — второе расстрелянное орудие.
— А нельзя ли сегодня вытащить «дуру» из башни и таким образом вечером заняться только подготовкой к разгрузке нового орудия? — предлагает Александр.
— Разумно. Но я боюсь, люди устали, до рассвета мы не справимся с этой задачей, — отвечаю я.
Александр задумался. Комиссар Соловьев смотрит на меня в упор.
— Вы понимаете обстановку? — говорит он. - Да.
— Тогда после перерыва мы будем продолжать работать до первой мины или снаряда. Мы объявим всем: кто устал, пусть идет в кубрик отдыхать...
После небольшого перерыва я даю указание готовить «постель» и все приспособления для вытягивания второго орудия. Люди пришли в движение. Кто приносил шпалы, кто перетягивал рельсы, кто тянул тяжелый маслянистый стальной трос.
Впечатление такое, будто мы работаем не под носом у гитлеровцев, а далеко от фронта.
На стороне противника тихо. Все реже и реже взлетали осветительные ракеты. Значит, противник ничего не знает и не замечает наших работ. Перед утром ветер усилился. Мороз стал крепчать и чувствительно хватает за руки. Поднимается пыль, летит песок. Вскоре у многих были потрескавшиеся губы, воспаленные красные глаза.
Зато какой успех! Под орудием уложены шпалы, проложены и закреплены два рельса, орудие приподнято домкратами. Осталось завести под него трос, и можно вытягивать орудие из башни.
У всех одна мысль, одно желание: под покровом февральской ночи и холодного света луны вытащить второе орудие. Но время, неумолимое время уже истекло.
Со стороны Бельбекской долины доносится хлопок, второй. Снаряды свистят над головой и рвутся поблизости на дороге.
— Ишь ты! Проснулись гитлеровцы, — сказал один из рабочих, смазывающий рельсы тавотом.
Послышались новые разрывы снарядов, тарахтение пулеметов. Гитлеровцы явно начали проявлять активность. Башня скрывала нас от противника, но не дальше, чем на два метра. Покажись человек дальше - настигнет мина. Наши начали отвечать. Экстренно советуюсь с Александром. Как быть? Продолжать работы или дать отдых? Решаем сделать трехчасовой перерыв.
— Работы прекратить, всем в башню! — скомандовал Александр.
Уютная, чистая и теплая кают-компания располагала к отдыху. Сажусь на мягкий кожаный диван, закуриваю папиросу. Хочу продумать план работы на сегодня, на вечер, когда прибудут новые орудия, но, против своей воли, погружаюсь в глубокий непреодолимый сон. Просыпаюсь от резкого толчка.
— Вас вызывает к телефону полковник Донец,— говорит краснофлотец. — Третий раз будим, приказано разбудить!
Преодолевая сон, иду к телефону.
— Слушаю.
— У телефона Донец. Можно сегодня подавать трубы? — условным шифром спрашивает полковник.
- Можно, но одна старая труба еще на месте, -отвечаю я.
— Вечером вытянете?
— Надеюсь, до наступления темноты.
- Итак, ожидай, отправляю две поодиночке, желаю успеха.
— Ясно, до свидания.
Сон ушел, мозг лихорадочно заработал... Смотрю на часы. Ого! Прошло три с половиной часа. Прошу дежурного разбудить людей и через полчаса приступить к работам.
Сегодня уже пятые сутки, как начали работать. Фронт работ все раздвигается...
Я захожу во вторую башню к мастеру Сечко.
— Ну как у вас, Иван Осипович, дела? Идут?
— Идут, Андрей Андреевич, — с улыбкой отвечает Сечко. Он берет меня за рукав: — Пошли!
— Куда?
.— Посмотрите, как мы приспособились вынимать шпонки. Если поручите еще такую работу, я обгоню любую бригаду, — говорит Сечко.
Мы залезаем в отделение, где производилась работа по выемке шпонок. Шпонки не выходили, и из-за этого все тормозилось. Много было передумано. И выход был найден. По предложению коммуниста рабочего Разгоняев шпонки решили выдавливать домкратом. Просто и быстро... Правда, на приспособление времени уходило много. Но зато шпонки выдавливались, как поршень под действием газа или жидкости.
— Отменно придумали, молодцы!
— Сейчас мы завалим броню и можем вытаскивать вечером старые орудия. Вы согласны?
— Броню заваливайте теперь, а вот насчет вытягивания посмотрим. Возможно, ваши люди потребуются при разгрузке новых орудий для первой башни.
- Опять для первой башни, — говорит Сечко. — А вы подавайте орудия для нашей башни, и мы опередим первую, посмотрите!
По лицу Сечко видно, с каким нетерпением ожидает он моего ответа. Я тем временем думаю: «Вот она ленинградская хватка, выкованная годами пятилеток». Действительно, в работе бригады чувствовалась атмосфера приподнятости, стремление стать передовыми в развернувшемся соревновании.
- Нет, Иван Осипович, не могу тебе подавать орудия в первую очередь. У тебя еще много работы, тебе еще целых две ночи придется возиться, чтобы вытащить старые орудия.
В башне наступила тишина... Все прислушивались к нашему разговору.
— Когда мы наблюдали за вытягиванием орудий в первой башне, — говорит Сечко, — у нас появилась идея. Мы хотим вытягивать орудия не лебедкой, не талями, а трактором. Какое ваше мнение? Можно ли достать трактор?
Я сразу понял мысль старого ленинградского мастера. Нечего и говорить, это был смелый замысел, основанный на технических возможностях.
- Ладно, Иван Осипович, действуйте! - соглашаюсь на новый эксперимент, ускоряющий процесс нашей работы. — Только перед тем, как вытаскивать орудия, продумайте все как следует, предусмотрите страховку на случай сползания орудия с рельсов. Что касается тракторов — они к вечеру будут.
В три часа пополудни я и Андриенко выходим на бруствер осмотреть железнодорожную колею. Ветер гонит по бетонному брустверу тучи снега; проложенную железнодорожную колею, особенно в затишье, тоже замело снегом. Шесть краснофлотцев вышли на расчистку пути. От противника они скрыты возвышенностью, их не видно. Мы обходим пути. Все в порядке.
У батареи десятка полтора краснофлотцев во главе с командиром второй башни Федоровым и мастером Сечко укладывают постель из шпал, скрепляют их железными скобами. Работа идет хорошо.
Возле первой башни хлопочет отдохнувший после ночной работы такелажник Чекин. Под его руководством заводится трос в оставшееся орудие и производится окончательная подготовка к вытягиванию орудия из башни.
Ранние сумерки уже окутали бруствер батареи. В небе появились первые ракеты, раздаются короткие очереди тяжелых пулеметов.
— Все готово для вытягивания орудия! — весело докладывает мне Чекин.
— Разрешите начинать? — спрашивает Прокуда. Я осматриваю крепление и приложенные защитные
брусья.
— Молодцы! — подбадриваю товарищей. — Даю вам зеленую улицу, пока нам не мешают гитлеровцы.
Снова заскрипела ручная лебедка, натягивая стальную нить троса.
— Пошла, пошла!.. — раздалось сразу несколько голосов.
Медленно, сантиметр за сантиметром выплывает из башни дуло орудия. Прокофий Чекин, всю свою жизнь отдавший такелажному делу, не раз смотревший в лицо опасности, подстерегающей такелажников, каждым мускулом, каждой жилкой чувствовал это движение тяжелого орудийного ствола. Работали напряженно, с подъемом. Наконец Чекин поднимает руку, — в темноте это больше по привычке, — и зычным голосом дает команду застопорить лебедку. — Вышло!.. Смотрите, полностью вышло! — послышались голоса.