Башни наполнились стоголосым металлическим звоном. Среди этой ударяющей в уши «стальной симфонии» слышатся короткие и четкие указания мастеров Прокуды и Сечко. То с одним, то с другим встречаемся в боевом отделении башен, кратко обсуждаем технические вопросы и принимаем решения.
Перед нами два грозных орудия, которые недавно извергали тонны металла, сокрушая ненавистного врага. Теперь они мертвы. Предстоит заменить их. Для этого надо прежде всего снять ответственную деталь— орудийные замки весом более полутоны каждый. Над операцией по разборке механизма замка начали трудиться комендоры и замочные; в первой башне — под руководством рабочего Высоцкого, во второй — рабочего Цветкова. Работа идет четко, организованно, без лишних движений, хотя и не очень быстро. Да и как здесь можно спешить, когда работать приходится над глубокой шестиметровой шахтой, идущей к основанию башни.
А вот еще бригада рабочих: она поставлена на выемку шпонок в переднем броневом листе. Никогда еще не случалось этим бригадам и даже видавшим виды рабочим старейшего ленинградского завода «Большевик» иметь дело с такими работами. Недаром для выполнения их каждый мастер выделил настойчивых, сильных душой и телом людей, таких, как Штанько в первой башне и коммунист Разгоняев во второй. Нужно втиснуться в узкое пространство между орудием и холодной, заиндевевшей вертикальной броней, приспособиться и вытянуть забитые на вечные времена метровые шпонки. От выполнения этой работы зависела судьба нового метода смены орудий. Я протискиваюсь в узкую щель и внимательно наблюдаю за Штанько и краснофлотцами, устанавливающими приспособление для сверловки отверстия в шпонке.
Слабый свет лампы-летучки озаряет их сосредоточенные лица.
._ Ну как дела, товарищ Штанько?
За него отвечает старший краснофлотец, закручивающий стальной тросик на орудии:
— В Уставе Военно-Морского Флота записано, что бой является самым высшим испытанием моральных и физических качеств бойцов... Политрук нам говорил, что ремонт наших башен нужно рассматривать как бой... Так что оконфузиться здесь будет более чем обидно!
— Верно говоришь, Иван, — крикнул в ответ Штанько.
Я возвращаюсь в боевое отделение. Слышатся близкие периодические взрывы снарядов. Иногда осколки выбивают барабанную дробь, ударяясь о мощную броню башни. Противник ведет методический артиллерийский обстрел 30-й батареи и подъездных путей. Но вот обстрел, который, казалось, никогда не кончится, прекратился как по команде. Наступила тишина.
Я решаю пойти посмотреть, как работают саперы. Выхожу из потерны.
День постепенно уступал место ночи. В лицо ударил холодный северо-восточный ветер. Снегом и льдом покрыт весь бруствер батареи, где работают до тридцати саперов и краснофлотцев. Они кладут деревянные шпалы и к ним крепят железными костылями рельсы, — идет сборка железнодорожного пути.
Подхожу к командиру и спрашиваю, когда будет готова железнодорожная ветка.
— Через два дня можно будет пускать пробные поезда, — весело заявляет он.
— Неужели вы все сделаете?
— Таков приказ, можете не беспокоиться.
Я иду вдоль стальных нитей крепостной ветки, ведущей к станции Мекензиевы Горы. Всюду, насколько можно различить в вечернем сумраке, виднеются фигуры путеукладчиков и тележки, на которых лежат рельсы и шпалы.
«Молодцы саперы,— подумал я.— Завтра надо действовать, чтобы подготовить новые орудия для перевозки на батарею».
Иду в батарейное подземелье и информирую мастеров Прокуду и Сечко о заявлении командира саперного подразделения.
— Это значит, — говорю я мастерам, — что башни через три дня должны быть готовы к приемке новых орудий.
— В очень трудное положение мы себя ставим, — заявляет Сечко. — Шпонки не выходят, забиты на совесть. — Но мы принимаем все меры.
— Ну хорошо, вы здесь принимайте все меры к выполнению и перевыполнению намеченного плана, а я должен завтра поехать в Севастополь на подготовку и погрузку новых орудий...
Вернувшись на батарею, сразу направляюсь по башням. Встречаю мастера Прокуду. У него воспаленные глаза, лицо почернело.
— Ну как дела, Семен Иванович?
— Хорошо! Одну шпонку вытащили, вторая сама пойдет. Идемте, посмотрите.
Мы еле протискиваемся в узкую щель за амбразурный броневой щит. Действительно, первая шпонка длиной около метра, имеющая двойной ласточкин хвост, вся заржавевшая, лежала у ног победителя Штанько. Вторая на три-пять сантиметров вышла из гнезда. Но перекос броневого листа тормозил дело. Краснофлотцы, работающие вместе со Штанько, приспосабливают паровозный домкрат, чтобы приподнять броню.
— Вот это да! Молодцы! — похвалил я рабочих и краснофлотцев.
Мы вылезаем из этого темного и холодного отсека башни.
— Хотя люди работают день и ночь, а все же надо еще быстрей, — говорю Семену Ивановичу.
— Мы и так стараемся,— отвечает Прокуда. Прихожу во вторую башню. Эхом разносятся по
всей башне металлический стук да голоса рабочих, краснофлотцев, мастера Сечко и командира башни.
Мы стоим в перегрузочном отделении. Это огромное металлическое помещение, где вращается желоб для автоматической перегрузки снарядов. Этот сложный механизм разобрали и теперь устраняют дефекты. Здесь трудятся рабочие завода «Большевик» и краснофлотцы, которые будут обслуживать эту автоматическую линию во время стрельбы. В процессе разборки обнаружилась поломка зубьев шестерни. Надо заменить, а запасной нет. Мне показывают шестерню, на которой два зуба надломлены.
— Что же будем делать? — спрашиваю Сечко.
— Придется восстанавливать.
— Путем наплавки автогеном?
— Совершенно верно, с последующей ручной обработкой по шаблону. Через день-два все будет в порядке. Главная заминка у нас в другом. Третий день мучаемся со шпонками, и ни одна не сдвинулась даже на миллиметр.
Мы поднимаемся через узкие люки в боевое отделение башни. Осматриваем место стыков боевой брони и приспособления, с помощью которых делается попытка вытащить шпонки. Все сделано по образцу первой башни, а шпонки не выходят.
— В чем дело, товарищ Разгоняев? — спрашиваю лучшего рабочего.
— Сам удивляюсь, работали все как черти, а вот пойми, все равно, как приварены. Тут уже приходили Прокуда, Чекин, давали советы, но, как видите, все стоит на месте.
— А может, нам вырезать отверстия в платформе и через отверстия начать их выбивать снизу? — советую Сечко.
— Мысль интересная, но сделать это будет очень трудно. Однако у нас другого выбора нет. Времени осталось до подвоза новых орудий всего двое суток, а у нас даже башня еще закрыта.
Не откладывая дела в долгий ящик, Сечко и Разгоняев делают отметку мелом, где надо резать металл.
В три часа пополудни на батарею прибыл полковник Донец. А немного позже два генерала — Моргунов и Петров. «Все тревожатся и беспокоятся за судьбу тридцатой батареи», — подумал я.
После короткого моего доклада полковник Донец решил обойти башни, чтобы поближе ознакомиться с состоянием работ. Командир батареи Александр и я сопровождаем по всем помещениям. Входим в боевое отделение второй башни.
— Ого, да у нас тут все уже разобрано! — восклицает Донец.
— Нет, еще не совсем готово, — отвечает Сечко.
— А что же еще осталось?
— Выбиваем проклятые шпонки.
— За два часа вышла на два миллиметра, — говорит Разгоняев. - Видно, ласточкин хвост шпонки защемило в пазу брони.
Донец смотрит на меня. Его лицо задумчиво. Видно, что неожиданная задержка обеспокоила его.
Выходим в первую башню. Мастер Прокуда и командир, башни лейтенант Теличко встречают нас с радостными лицами. Появление Донца и Александра всех настораживает. Теличко отдает рапорт, что в башне производятся работы по ремонту механизмов.
В передней части боевого отделения башни зияла большая квадратная дыра, прикрытая брезентом.
— Так-так... Вы уже завалили бронь? Какие же теперь дальнейшие планы? — спрашивает Донец.
— Можем теперь вытаскивать орудия, — отвечает Прокуда.
— Чем?
— Лебедкой, которой когда-то чистили стволы.
— А потом? — не успокаивается Донец.
- А потом просим подавать новые орудия. План мой таков: с вечера вы подаете на батарею платформу, мы ее разгружаем и за ночь перекатываем орудия к амбразурам башни. Днем потихоньку талями будем втягивать их в башню. Одним словом, пойдет беспрерывка.
Неожиданно раздавшийся взрыв оглушает нас. Брезент, закрывавший проем в башне, с легкостью флага ворвался в башню. Минута тишины.
- Стреляют, гады, — нарушил тишину голос Александра.
За броневыми сводами башни послышалась частая пулеметная стрельба. Александр подходит к телефону и запрашивает боевую рубку об обстановке.
— Попросите Матушенко дать несколько залпов по орудиям и пулеметным точкам... Ничего, замолчат, — успокаивающе сказал Александр.
Откуда-то с Северной стороны слышатся выстрелы. Застучали тяжелые пулеметы. Так могут стучать только крупнокалиберные пулеметы. Затем все смолкло.
— Ну вот и все, товарищ полковник, — проговорил Александр, когда стрельба с той и с другой стороны стихла.
Кругом кипит слаженная работа, каждый делает свое дело.
— Учтите, Семен Иванович, — говорит Донец, — новые орудия начнем подавать для вашей башни завтра ночью.
Вечером начали в первой башне приспособляться вытаскивать первое орудие. Фактически это была половина орудия. В период второго наступления гитлеровцев оно было разорвано на куски и теперь напоминало огромную, изломанную пополам сигару.
К полуночи все тяжелые подготовительные работы были закончены без помех. По команде мастера Прокуды дружно начали работать на лебедке. Стальной трос натянулся как струна. Мы стоим возле башни и внимательно наблюдаем за орудием. Все замерли.
— Что-то не идет, — говорю Прокуде.
— Пойдет, важно сдвинуть с места.
Но орудие с места не двигалось. К нам подходит такелажник Чекин, пожилой, худощавый, в телогрейке и шапке-ушанке.