Советская система действовала, поскольку за кулисами Советов действовала система партийной власти. В рамках партийной иерархии разрешались те конфликты, которые не в состоянии была разрешить иерархически аморфная система Советов. Партийные органы обеспечивали подчинение местных властей общегосударственной власти, без которого страна не могла существовать как единое целое.
Это таило опасность и для большевистской партии, которая превращалась в административную структуру. Приход к власти альтернативной политической партии предполагал бы в этих условиях установление контроля над аппаратом партии правящей, то есть был возможен лишь в качестве внутрипартийного переворота. При подобной политической системе любые другие партии должны были стать лишним элементом. Уничтожалась и внутрипартийная демократия, так как внутри административного аппарата, которым становилась партия, для оппозиции места нет и быть не может.
Было бы неверным возлагать всю ответственность за то, что политические процессы в стране пошли так, а не иначе, только на большевистскую партию и ее политику. Нельзя забывать, что ситуацию в стране создал взрыв негодования народных масс против порожденных войной авторитарных форм. Чтобы выбраться из этого положения, большевикам, как новой власти, приходилось прибегать к самым жестким методам. О настроениях того времени ярко свидетельствовал в своих воспоминаниях А. И. Деникин: «Разлитая повсюду безбрежная ненависть ... ко всему, что было социально и умственно выше толпы. Ненависть с одинаковой последовательностью и безотчетным чувством рушила государственные устои, выбрасывала в окно вагона «буржуя», ... рвала в клочья бархатную обшивку вагонных скамеек… Царило одно желание захватить или уничтожить, не подняться, а принизить до себя все, что, так или иначе, выделялось. Бедная демократия! Не та, что блудит словом в Советах и на митингах, а вот эта сермяжная, серошинельная» [18].
Парадокс в том, что массовая демократия и пробуждение политической активности больших людских континген-тов зачастую несут в себе антидемократические семена. Это чревато охлократией, которая готовит почву для других властных структур. Массовые демократические движения либо подавляются, либо трансформируются в организации, подвластные контролю «сверху» [19].
Большевики стремились к созданию прочной и стабильной центральной власти. Одним из первых в исторической науке пытался осмыслить сущность советского строя и его политические возможности историк, философ права, один из идеологов евразийского движения Николай Николаевич Алексеев в своей работе «На путях к будущей России», которую он писал уже за пределами России. Участник гражданской войны профессор Н.Н. Алексеев был вынужден эмигрировать за границу.
Оценивая основные недостатки и преимущества советской системы, он писал, что в формах новой власти «не было ничего, что не вытекало бы из законов социальной необходимости. Коммунисты во многом принуждены были поступать так, как поступила бы каждая партия, очутившаяся длительно у власти в период острого революционного процесса. Советское государство есть, прежде всего, государство с сильной властью. Как бы мы ни расходились в определении будущего политического строя России, мы не можем не признать, что в ней возможен только политический строй, обладающий такой сильной властью. Сказанное обуславливается тем, что Россия не успокоилась еще от революционных бурь, и тем, что Россия искони привыкла к сильной государственной власти, и тем, что по громадным размерам своим она может быть связана и удержана только сильной властью» [20].
Закономерным в данных исторических условиях считал Алексеев и то, что власть в советском государстве находится в руках одной партии, которая действует как единоличный диктатор, так как благодаря этому она является сильной властью. Алексеев напоминает, что в любом государстве существует правящая группа, несущая на плечах своих бремя государственной власти. Исторически группа эта по большей части состоит из интеллигенции данного народа, иногда воплощавшей в себе все, что в народе было лучшего, иногда же и не отличающейся особыми доблестями и талантами.
Государства отличаются лишь характером правления такой группы: где правящая группа была достойна своего призвания, там она мудро ведет государство; где нет - там государство прозябает и впадает в постоянные бедствия. Реально государство невозможно, если в нем правящей группы нет. В этом смысле можно утверждать, что диктатура неотделима от государства как реального явления общественной жизни. Кроме того, существовали государства, носившие имя республик и деспотизмом своим превосходящие власть единого тирана. Качество государства зависит не от внешних его форм, а от внутренних отношений правящих к управляемым. Государство хорошо, когда управляется на началах социального служения и жертвенности, плохо, когда оно управляется на начале личной пользы властвующих.
Политические партии играли в западных демократиях роль организующего начала. Голосующий гражданин присоединялся к какой-нибудь партийной программе, становился членом целого, которое фактически играет в государстве политическую роль. Режим партий дает организацию, построенную не на действительных социально-экономических интересах и потребностях, но на «принятии программы». Не потеряло актуальности и сегодня следующее наблюдение Алексеева: партийные программы строятся обыкновенно по принципу: «Кто больше пообещает» - людей объединяют неосновательные обещания, пробужденная ими жадность, надежды в будущем поживиться и получить больше. Политическая жизнь в этом случае лишена здоровья и чистоты. В противоположность всему указанному советская система, по крайней мере, в принципе своем, покоится на представительстве чисто реальных и профессиональных интересов, группирующихся около «советов» как основных ячеек республики [21].
Однако вопрос о том, могла ли эта прочная стабильная власть сразу принять последовательно демократические формы, до сих пор остается одним из самых спорных и животрепещущих. Существует даже точка зрения, что русский менталитет воспринимает политическое единство, соборность как политический лозунг и идеал, который не воплощается непосредственно в системе каких-то властных учреждений, а реализуется и функционирует как духовный фундамент отделенной от народа и противопоставленной ему власти. Подобной идее сложившаяся система Советов действительно отвечала [22].
Иной точки зрения, например, придерживался Н. А. Бердяев, считавший, что большевизм «воспользовался русскими традициями деспотического управления сверху и вместо непривычной демократии, для которой не было навыков, провозгласил диктатуру, более схожую со старым царизмом» [23]. А в той чрезвычайной обстановке диктаторские методы, применявшиеся вместо элементарных демократических норм, были понятны даже тем, против кого направляла новая власть карательные отряды. Характерный пример тому − крестьянский съезд лета 1918 года в городе Ельце, участников которого местные большевистские власти приказали арестовать и подвергли обстрелу только за то, что делегаты отказались признать себя большевиками. Однако в деревнях большое впечатление произвела не стрельба в делегатов, а обмолвка в ходе этих событий комиссара о том, что совет собирается «кур обложить налогом» [24].
Однако главная опасность заключалась не столько в самих чрезвычайных мерах, до цинизма извращаемых на местах, не в предельной централизации власти, а в отождествлении этих мер, во многом вызванных гражданской войной, с началом заранее запланированных социальных преобразований, тем более что лидеры большевиков, видя недостаточность предпосылок социализма внутри страны, долгое время большие надежды возлагали на мировую революцию. А до ее начала компенсировать эти предпосылки представлялось возможным лишь через максимальную мобилизацию всех ресурсов, сверхцентрализацию сил и власти.
Как уже говорилось выше, с весны, а особенно с лета 1918 года, шло неизбежное в тех условиях перераспределение власти в сторону центральных органов. Сужалась сфера демократии - от демократии для всех трудящихся - к преимущественно пролетарской (что и закрепила Конституция), а затем и к внутрипартийной демократии. Усиливалась централизация и в самой РКП (б). В условиях постоянного недостатка ресурсов разросся и приобрел огромное влияние бюрократический слой, занимавшийся распределительными функциями. В стране утверждалась мощная бюрократическая система, при которой тонкий слой руководителей партии и государства стал свободен от контроля снизу и обладал огромной властью. Следствием этих процессов был отрыв партии и Советов от масс, отстранение трудящихся от принятия решений. Эти тенденции привели к тому, что к 1926 году Сталин объявил Советы всего лишь массовой организацией между профсоюзами и кооперацией. Демократические институты в России начала 30-х годов становились всего лишь ширмой, прикрытием для нараставших авторитарных тенденций.
Список литературы
1. См.: Боффа Дж. История Советского Союза Т. 1. М., 1990. С. 64.
2. Бордюгов Г., Козлов В., Логинов В. Послушная история или новый публицистический рай // Трудные вопросы истории: Поиски. Размышления. Новый взгляд на события и факты. М., 1991. С. 29.
3. См., напр.: Медведев Р. Трудная весна 1918 // Волга. 1989. №1,2.
4. Седьмой экстренный съезд РКП (б). Март 1918 года: Стенографический отчет. М., 1962. С. 171.
5. Известия ЦК КПСС. 1989. №3. С. 106. С. 150-151.
6. См.: Отечественная история. 1993. № 1. С. 159-160.
7. Там же. С. 160-161.
8. Чернов В. Советы в нашей революции // Год русской революции. М., 1918. С. 65.
9. Открытое письмо Марии Спиридоновой Центральному Комитету партии большевиков // Родина. 1990. №5. С.49.