Филимонова Мария Александровна - кандидат исторических наук, научный сотрудник Центра североамериканских исследований Института всеобщей истории РАН.
"Неужели жизнь так дорога, а мир так сладок, чтобы покупать их ценой цепей и рабства? Не допусти этого. Господь всемогущий!» Кем же был человек, произнесший их - виргинец Патрик Генри? Следует ли представлять себе виргинского революционера рафинированным аристократом, в совершенстве владеющим греческим и латинским языком, античной и европейской философией, вроде Томаса Джефферсона или Джеймса Мэдисона? Или рачительным хозяином, посвятившим свою жизнь занятиям, которые давняя традиция признавала достойными джентльмена - войне, охоте и политике, - таким, как Джордж Вашингтон?
В середине XVIII в. Виргиния переживала свой "золотой век". Она была богатейшей колонией в Северной Америке. Табачные плантации создавали состояния, создавали аристократию, а та постепенно превращалась в подобие английского мелкопоместного дворянства. На берегах виргинских рек возникали роскошные особняки в георгианском стиле. Колония быстро разрасталась. Еще в начале XVIII столетия выяснилось, что табак здесь дает прекрасные урожаи, но за несколько лет почва истощается, и приходится искать новый участок. В XVIII в. табаководство и особенная жадность к новым землям оставались отличительной чертой "Старого доминиона" [2].
На западе колонии находилось графство Ганновер - на восточных отрогах Пидмонта, низкого плато между хребтом Аппалачей и восточными Береговыми равнинами. Цепь водопадов на реках, текущих к океану, препятствовала навигации и отделяла этот район от побережья. Зато почва здешних пологих холмов идеально подходила для выращивания табака. Этот район Виргинии был известен в то время как "верхние графства". Во второй четверти XVIII в. он бурно развивался. Если он и уступал "нижним графствам" Атлантического побережья в богатстве и общей культуре, то и представлять его себе "границей" в духе Ф.Д. Тёрнера было бы также неверно. Вопреки устойчивому убеждению историков, Пидмонт обладал социальной структурой, сходной с "нижними графствами" [3]. Здесь рождалась своеобразная культура, в чем-то близкая к культуре Береговых равнин, в чемто - к культуре зааллеганских районов. Здесь и родился 29 мая 1736 г. будущий трибун Американской революции.
Патрик Генри не имел отношения к плантаторской аристократии Атлантического побережья. Его семья не числилась среди знатнейших фамилий колонии - Рэндольфов, Пендлтонов, Джефферсонов. Положение его отца определялось в терминах того времени как "джентльмен-фригольдер", а это совсем не то же самое, что настоящий плантатор. Это понятие, согласно закону 1736 г., означало владение участком целины не менее 100 акров или плантацией не менее 25 акров [4]. "Джентльмены-фригольдеры" обладали правом голоса при выборах в палату бургесов - нижнюю палату законодательного собрания Виргинии.
Генри впитал в себя обычаи, убеждения, предрассудки "верхних графств". Даже в его внешности и характере на всю жизнь сохранилось что-то от жителя Запада. Он был высок и сутуловат, об одежде особенно не заботился. Смуглое лицо с высоким лбом и выразительными глазами казалось серьезным. Но произношение у Патрика оставалось неправильным и, по мнению придирчивого Т. Джефферсона, вульгарным. Нaконец, у него были грубоватые манеры, характерные для обитателя приграничных районов.
Он отличался легким характером, неиссякаемым оптимизмом и склонностью к хорошей компании и хорошим шуткам. Однако современники отмечали и менее привлекательные черты Генри. Вечно погруженный в книги Джефферсон, например, не мог понять его легкомыслия, его привычки проводить целые недели в погоне за оленями [5]. Притчей во языцех стала необразованность Генри. Вообще, ранние биографы описывали образование Патрика почти в стиле модной в то время педагогической теории Ж.Ж. Руссо: полученное посредством природы, собственного опыта и счастливого случая. Его представляли ленивым мальчишкой, предпочитавшим учению охоту или рыбалку; мальчишкой, получившим от отца лишь какие-то обрывки знаний [6]. Более поздние историки, однако, считают нужным скорректировать эту оценку. Уже в конце XIX в. М.К. Тайлер отмечал, что в колониальной Виргинии (тем более в "верхних графствах") хорошее образование было доступно немногим [7]. Долгое время эта колония вообще не знала школ. Губернатор Виргинии У. Беркли в 1671 г. с удовлетворением заявлял: "Благодарение Господу, у нас нет ни бесплатных школ, ни книгопечатания. Боже, спаси нас от них!" [8]. В XVIII в., несмотря на появление колледжа Вильгельма и Марии, положение не слишком улучшилось. Ко времени революции в Виргинии, по самым оптимистическим оценкам, грамотными были около двух третей белых мужчин, причем их "грамотность" нередко сводилась к умению подписать свое имя [9]. Тот, кто мог позволить себе пригласить на дом хорошего учителя, давал своим детям достаточные знания, чтобы отвечать интеллектуальным стандартам века Просвещения. Все прочие обходились без этой роскоши. Т. Джефферсона обучали частные преподаватели, а затем он закончил колледж Вильгельма и Марии. Дж. Мэдисон учился в Принстоне. У семьи Генри не было средств на что-либо подобное. На общем фоне плантаторов Пидмонта Патрик, вероятно, не слишком выделялся. Однако многих современников невежество "виргинского Демосфена" просто шокировало и, видимо, было одним из факторов, мешавших Генри сделать успешную карьеру на федеральном уровне. Дж. Адаме, один из образованнейших людей Америки, был потрясен признанием Генри, что тот в 15 лет прочел Плутарха и Тита Ливия (не бог весть какое достижение по меркам XVIII в.) и с тех пор не заглядывал ни в одну латинскую книгу [10]. Джефферсон также отмечал: "Когда дело касалось чтения, он был самым ленивым человеком из всех, кого я когда-либо знал" [11].
Первоначально отец предназначал юного Патрика для занятий торговлей, но предприятие быстро закончилось полным банкротством. В 18 лет Патрик отважился еще на одну "авантюру" - он женился, притом по страстной любви. Его невесту, Сару Шелтон, обычно описывают как девушку скромного происхождения [12], но на деле ее семья принадлежала к тому же слою общества, что и семейство самого Генри. Ее отец был плантатором и земельным спекулянтом; он также владел таверной [13]. Совместными усилиями отца и тестя Генри для молодоженов была приобретена небольшая ферма и полдюжины рабов. Впрочем, фермер из Патрика не вышел. В 1757 г. ферма сгорела. Рабов пришлось распродать.
В конечном итоге, после еще одной сокрушительной неудачи в коммерции, Патрик нашел себя в юриспруденции. В 1760 г. он сдал экзамен и получил лицензию на адвокатскую деятельность. О том, сколько времени он готовился к экзамену, передают разное - от одного до девяти месяцев [14], но, во всяком случае, никто не сомневался, что свою лицензию он получил не столько благодаря несколько хаотичным знаниям, сколько благодаря природным талантам и снисходительности экзаменаторов. В одном из анекдотов, связанных с этим эпизодом биографии Патрика, рассказывается, как он поспорил со своим экзаменатором Дж. Рэндольфом. Рэндольф сверился с книгами и, к безграничному удивлению, обнаружил, что прав не он, а юный адвокат-недоучка. "Вот какова сила природного ума! - воскликнул потрясенный экзаменатор. - Вы никогда не видели ни этих книг, ни этих принципов права, и все же правы вы, а не я... Если ваше трудолюбие будет хоть вполовину так же велико, как ваша гениальность, я предсказываю, что вы преуспеете и станете украшением своей профессии" [15].
В правдивости этой истории можно усомниться, но несомненно, что Генри быстро приобрел обширную практику [16], заметно поправившую его финансовое положение, а одно из дел, в котором молодой адвокат выступил против англиканского духовенства колонии, принесло ему известность. Его позиция в этом деле примечательна, поскольку на процессе встал вопрос о праве королевского тайного совета накладывать вето на решения колониальной ассамблеи. Генри решительно выступил против такого права как несовместимого с условиями общественного договора между королем и подданными [17]. Именно это дело, по-видимому, побудило лидеров графства Ганновер выдвинуть Генри в Палату бургесов.
Вероятно, он следовал установившейся традиции колониальных избирательных кампаний. Виргинские выборы в XVIII в. были колоритным зрелищем. Устраивались балы, торжественные богослужения, показательные учения колониальной милиции. Кандидаты в депутаты полагались не только на привлекательность своей программы, но и на бесплатное угощение, которое неизменно устраивали для избирателей. Генри был в это время недостаточно богат, чтобы зажарить для избирателей целого быка или нескольких свиней, как делали многие кандидаты и, вероятно, ограничился любимым напитком предвыборных кампаний в Виргинии - ромовым пуншем, к которому подавались имбирные пряники. Когда он выиграл выборы, его сторонники наверняка провели традиционное шествие, в котором несли героя дня на высоко поднятом стуле [18].
Ему было в то время 29 лет, и на дворе был 1765 год - год, ставший для Америки судьбоносным. После окончания Семилетней войны 1756-1763 гг. метрополия пыталась восполнить образовавшийся дефицит бюджета за счет своих североамериканских колоний. 22 марта 1765 г. английский парламент принял печально известный Акт о гербовом сборе. 26 апреля "Virginia Gazette" опубликовала таблицу новых платежей. Предполагалось, что казна метрополии получит в результате до 60 тыс. ф. ст. в год. Налогом облагались все печатные издания, официальные документы, брачные контракты, торговые соглашения и прочие документы, писавшиеся на гербовой бумаге. Во многих случаях гербовый сбор в несколько раз увеличивал стоимость сделки или покупки. В колониях росло возмущение.
В палате бургесов гербовый сбор также волновал каждого депутата. Однако никто и не рисковал высказаться по столь острому вопросу. Никто - кроме Патрика Генри. 30 мая он произнес речь, восхитившую одних слушателей и безмерно шокировавшую других. Он заявил: "Тарквиний и Цезарь каждый имели своего Брута [19], Карл Первый -Кромвеля, Георг Третий..." Оратора прервал крик: "Измена!" Но он невозмутимо окончил фразу: "Георг Третий должен бы извлечь из этого урок" [20].