К началу 30-х гг. XIX в. основные категории сельских хлебопашцев: экономические крестьяне, ямщики, однодворцы, водворенные поселенцы, казенные крестьяне были объединены в сословие государственных крестьян, с единой системой управления и налогообложения. Вне сословия государственных крестьян оставались приписные крестьяне и раскольники, водворенные в Бухтарминском крае. Основная масса приписных была сосредоточена в четырех округах Томской губернии. Государственные крестьяне и инородцы Алтайского горного округа проживали не в отдельных селениях, а «рассеянно по селениям приписанным к горным заводам»63. Государственные и приписные крестьяне чересполосно владели землями, но составляли самостоятельные податные общества и рекрутские участки, подчинялись разным ведомствам по хозяйственной и судебной части, что снижало эффективность управления, тормозило переселенческий процесс64. М.М. Сперанский в конце 20-х гг. представил проект, согласно которому приписные крестьяне подчинялись общему порядку губернского управления, но унификация управления была отклонена Сибирским комитетом65.
В 30-е гг. XIX в. государство, сначала в виде эксперимента в отдельных губерниях, а затем повсеместно, вводит новую ступень сельского управления — сельское мирское общество. Сельское мирское общество учреждалось в каждом крупном селении или в нескольких небольших, «не в дальнем расстоянии одно от другого, народонаселением до 800 душ»66. Указ 1833 г. был разработан Министерством финансов, и уже это объясняет характер новой единицы. Причины, побудившие государство отказаться от фактически существовавшей однодеревенской общности, были фискальные. Размеры волости (от 3000 до 5000 р. д. по европейским губерниям) не позволяли волостному начальству уследить за всеми неплатежами. Исполнение сельскими старостами податных функций увеличивало число материальноответственных лиц, создавало повод к притеснениям и незаконным поборам. Указ 1833 г. ответственность за исправления платежей возлагал не на отдельное общество, а на более крупное образование. В литературе, посвященной сибирской крестьянской общине, не сложилось единого мнения о том, что собой представляло сельское мирское общество в Сибири. Так, Н. А. Миненко пришла к выводу, что попытки «насаждения к востоку от Урала неких «гибридных» форм мирской организации («сотни», «сельское мирское общество») оказывались безрезультатными»67. В. В. Рабцевич считает, что сельское мирское общество это ни что иное, как сельская община, которую государство признает в качестве административной единицы. Но размеры существовавших сельских мирских обществ в Западной Сибири не позволяют относить их к реальной однодеревенской общности. Наиболее верно, на наш взгляд, определение М. М. Громыко, согласно которому сельское мирское общество являлось формальной единицей68. Следует, однако, подчеркнуть преимущественно податной, а не административный ее характер. По-прежнему сохранялось деление на тысячные участки для рекрутских повинностей. Некоторые волости и даже селения оказывались разделенными на два — три разных участка. Каждая волость делилась кроме тысячных участков и пятисотных на участки, приписанные к хлебозапасным магазинам. Не совпадали в этот период административная единица — волостное общество и конфессиональная община — приход69.
В 40 — 50-е гг. XIX в. в правительственной политике в отношении государственной деревни наметился важный поворот от узкого фискализма к попечительной политике. По мнению П. Д. Киселева — главного вдохновителя нового попечительного курса, одним из главных недостатков фискальной политики правительства были искусственные административные единицы, разрушавшие поземельные Союзы крестьян, являвшиеся сосредоточием хозяйственной и общественной жизни. Эти взгляды нашли отражение в «Учреждении о управлении государственными имуществами» 1838 г., где сельское общество наделялось статусом и полномочиями низшего административно-хозяйственного звена. Первыми шагами по пути легализации институтов сельского мира в Сибири можно считать создание окружными управлениями «Проектов наказов для волостного и сельского управления» и введение образцовых волостей. Несмотря на смену курса и руководства МГИ, местные власти с конца 50-х гг. последовательно отстаивали идею о необходимости юридического оформления сельского общества.
Подводя итоги, отметим следующие моменты:
Процесс оформления низовой административно-территориальной единицы в Сибири проходил по инициативе государства, которое определяло основные параметры территориального общества, в том числе его сословный состав, размеры и структуру. Основные направления деятельности местной администрации по реализации правительственной политики в этой сфере заключались в устройстве однородных по сословному составу территориальных общностей и поиске оптимальных размеров низовой административной единицы. Структуру и размеры территориальной общности государство определяло, исходя из административно-фискальных интересов. Существенную корректировку в этот процесс вносила специфика региона, в том числе слабая его заселенность. Взаимная разобщенность, вследствие различий бытовых, религиозных, национальных, усиливалась искусственным (механическим) соединением отдельных сельских обществ в волость, неустойчивостью и постоянной мобильностью административных границ.
Оптимизация фискально-податных функций и повышение эффективности контроля за деятельностью органов крестьянского самоуправления со стороны коронных учреждений предопределили отказ государства от использования в качестве территориальной основы сельского управления стихийно возникавших однодеревенских общин и патриархально-родовых объединений аборигенов. Консолидация сословия государственных крестьян, а также изменения в податной системе позволили объединить в ходе реформы Е. П. Кашкина основные категории землепашцев в единое крестьянское общество и унифицировать структуру сельского управления введением единой на территории Сибири низшей административно-территориальной единицы, ставшей одновременно территориальной основой крестьянского самоуправления — волости. Распространение единой управленческой модели на уже освоенное и осваиваемое пространство региона зависело от степени адаптации данной территории переселенцами, т. е. от масштабов распространения и степени концентрации государственного (имперского) элемента. Развитие инфраструктуры региона усиливало эффективность механизмов воздействия государства на традиционные институты общества. Основными каналами воздействия государства на традиционное общество было коронное чиновничество, хозяйственная практика, инкорпорированные органы самоуправления, школы и прочие институты социальной сферы.
Принципы организации административного пространства региона, особенно его низовой структуры, зависели от специфики местных политических, экономических и этнических обстоятельств, порождая поливариантное устройство, но в целом ведущей тенденцией можно считать гомогенизацию имперского пространства. Инкорпорированные в административную систему традиционные институты самоуправления фактически сохраняли лишь форму, наполняясь новым содержанием. Расширяясь, имперское пространство не консервировало традиционное общество и его институты, а трансформировало их, разрывая локализм и замкнутость «малого» общества, заменяя горизонтальные связи (личного типа) на вертикальные, основанные по принципу иерархической пирамиды. Общество подчинялось глобальному качеству государства — его имперскости.
Список литературы
1 Подобный подход к изучению территориальной организации общества был предложен А. Д. Градовским (Градовский А. Д. История местного управления в России // Собр. соч. Т. 2. СПб., 1899.) и вполне разделяется современными исследователями (См.: Доленко Д. В. Территориальная организация общества как объект научного исследования // Регионология. 1999. № 2).
2 Мамсик Т. С. Сибирская деревня в 1760-1850-е годы: социальная структура и социальные конфликты. Диссертация в форме научного доклада на соискание ученой степени докт. ист. наук. Новосибирск, 1992. 3. ПСЗ-1. № 12455, 13300. 4 Там же. №14926.
5. Там же. № 16006.
6. Проект императрицы Екатерины II об устройстве свободных сельских обывателей //Сб. РИО. Т. 20. СПб. 1877.
7. Зайцев К.И. Очерки истории самоуправления государственных крестьян // Труды студентов экономического отделения СПб. политехнического института. СПб., 1912. № 6. С. 16; Сергеевич В. И. Вступительная статья // Сб. РИО. Т. 115. С. II.
8. Громыко М. М. Западная Сибирь в XVIII в. Новосибирск, 1965. С. 30.
9. Аполлова Н. Г. Хозяйственное освоение Прииртышья в конце XVI первой половине XIX в. Новосибирск, 1976. С.135.
10. ПСЗ-1. № 11633; См. так же: Шепукова Н. М. К вопросу об отмене десятинной пашни в Западной Сибири//Сибирь периода феодализма. Вып. 2. Экономика, управление и культура Сибири XVI — XIX вв. Новосибирск, 1965. С. 177 — 184.
11. ГАТюмО. Ф. И-47. Оп.1. Д. 2103. Л. 106.
12. ПСЗ-1. №12185.
13. История Сибири. Т. 2.С. 218; Громыко М.М. Западная Сибирь... С. 188.
14. Прутченко С. М. Сибирские окраины. Областные установления, связанные с сибирским учреждением 1822 г., в строе управления русского государства, историкоюридические очерки. СПб., 1899. Т. 1. С. 94.
15. Там же. Ф. 329. Оп. 10. Д. 324.
16. ГАОО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 172. Л. 91.
17. Там же Ф. 181. Оп. 1.Д. 1.Л. 16,11; ГАТО. Ф. 65. Оп. 1. Д. 33. Л. 9 об.
18. ТФ ГАТюмО . Ф. 329. Оп. 10. Д. 324.
19. ПСЗ-I. № 12060.
20. История Сибири Т. 2. Л. 1968. С. 222.
21. ГАТюмО. Ф. И-39. Оп. 1. Д. 1. Л. 7об., 11 об.
22. ГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 378. Л. 11, 18.
23. Там же. Ф. И-10. Оп. 1. Д. 4146. Л. 2.
24. Прутченко С. М. Указ. соч. Приложение III. С. 183; ГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 409. Л. 8-14.
25. ГАОО. Ф. 3. Оп. 7. Д. 379. Л. 7.
26. Шунков В. И. Очерки по истории колонизации Сибири в XVIIначале XVIII в. М., 1946. С. 70.