В.Б. Шепелева, Омский государственный университет
Опыт мирового кооперативного движения, видимо, позволяет признать, что кооперация - один из немногих заметных социальных феноменов, подрывающих безапелляционную уверенность в несбыточности вековечных устремлений человечества к идеалам социальной справедливости, солидарности, неформального равноправия и самодеятельности.
Возникнув в немалой степени как реакция выживания мелкотоварных производителей и бесправных потребителей на особо варварские проявления "восходящего" капитализма, т.е. возникнув как антикапиталистическое движение, так внешне казалось, кооперация обнаружила в дальнейшем удивительную по мощи потенцию "годности" в самых неоднородных социально-экономических, общественно-политических, наконец, - этнических условиях Х1Х, затем ХХ веков. На этом упомянутом выше "как бы антикапиталистическом" проявлении кооперации следует остановиться особо, учитывая специфику России.
Известный народнический, позднее - неонароднический постулат гласит, что капитализм терпит поражение в попытках овладеть деревней, крестьянским хозяйством. Безусловно, тезис этот в подобной постановке просто неверен, что и показали отечественные экономисты-"западники" разных толков конца XIX - начала XX веков. Но одновременно, как представляется, в этом народническом постулате находит своеобразное преломление чрезвычайно важное социально-экономическое обстоятельство. Одна сторона последнего заключается в борьбе "разных капитализмов". У нас в России - в борьбе известных вариантов капитализма: типа прусского и типа американского. Если брать иные страны и более поздние этапы, если шире ставить этот вопрос, - речь о борьбе капитализма "дикого", капитализма, так сказать, "во всем его препохабии", и капитализма более прогрессивного, в той или иной степени социализированного. Но борьба против капитализма - факт. Вот этот момент и фиксирует отмеченный народнический тезис, игнорируя при этом объективно капиталистическое продолжение данного факта. Вторая сторона выделенного обстоятельства сводится к вопросу об аграрно-капиталистической, т.е. - сельскохозяйственно-производственной капиталистической эволюции в России. На наш взгляд, наиболее убедительны по этому сложнейшему сюжету разработки А.М.Анфимова и его сторонников из так называемого "нового направления" (не случайно в прежде оппонировавшей им авторитетной группе И.Д.Ковальченко в последнее время наметились определенные подвижки на сближение с выводами А.М.Анфимова). Суть этих выводов заключается в том, что аграрно-капиталистическая эволюция в общем и целом в России так и не состоялась. Не состоялась в степени окончательного самоопределения. В результате и наш национальный тип капитализма в целом так и не обрел завершенности [1, c.226]. В анализируемом нами народническом тезисе как раз и происходит, на наш взгляд, "уловление", хотя и весьма специфическое, этого явления, этой российской особенности. Наконец, третий момент, находящий свое преломление в данном народническом постулате и в производном от него антикапиталистическом толковании сущности кооперации. В силу так и не состоявшейся окончательно аграрно-капиталистической эволюции главной фигурой русской деревни, как показали А.М.Анфимов и др., оставалось пауперизированное крестьянство, крестьянство, ведущее простое товарное и полунатуральное хозяйство. Иначе говоря, преобладающими в российской деревне оказались результаты социальной дифференциации "средневеково - апиталистического типа" [1, c.142 - 145]. "Буржуазистого", а потому и пролетаризированного крестьянина-агрария, земледельца у нас почти не было. И не случаен тот парадокс из парадоксов, что зафиксировал М. Вебер: Россия начала ХХ века со всей очевидностью несется к буржуазной революции, либералы выступают - пытаются выступать на авансцене событий, и при этом ни одна из прогрессивных политических сил не выдвигает лозунга частной собственности (на землю) - лозунга, священного для буржуазных революций Запада [2, c.122, 125, 126].
В данном случае, конечно, нельзя не учитывать, что "понятие национализации земли (фактическое требование российского крестьянства), сведенное на почву экономической действительности, есть категория товарного и капиталистического хозяйства", по словам В.И. Ленина, что частная собственность на землю вовсе не представляет собой условия капиталистического земледелия, напротив, ограничивает развитие последнего, является "помехой свободному приложению капитала к земле", служит причиной изъятий из возможного земледельческого капитала и поэтому "препятствует прогрессу земледелия". Словом, "землевладелец совершенно излишняя фигура для капиталистического производства", а абсолютная рента - стоимостное выражение частной поземельной собственности - есть ущерб, дань всего общества землевладельцам [3, т.16,c.274, 285 ]. Все это так. И тем не менее, представляется, что сведение главного требования российского крестьянства только к проблеме "американского пути развития" страдает односторонностью. И если В.И.Ленин по итогам деятельности Крестьянского союза и "трудовиков" в 1 и 2 Государственной Думе цепко ухватывал все антиобщинные или равнодушные к общине моменты ("пресловутый вопрос об общине... совсем не поднимался и молча решен отрицательно", "проект 104... не заикается об общине", "г.Пешехонов... отвергает всякое запрещение наемного труда в крестьянском хозяйстве", "социалисты-революционеры прямо говорят, что проект 104-х приходит к отрицанию коренного начала общинного землепользования" и т.д.), то сам ход событий привел к выдвижению после опытов П.А.Столыпина эсеровской (во всяком случае, не энесовской антиобщинной) земельной программы в 242 наказах российского крестьянства [3, c.295, 247, 262]. Причем степень радикализма - антибуржуазности в постановке этих крестьянских требований превзошла, как известно, самые смелые ожидания. Объективно крестьянское движение оказалось направленным не просто против остатков крепостничества, не просто против "средневекового капитализма" в деревне, но и против высшего финансового и промышленного, монополистического капитала. В этих небывалых еще условиях субъективное обстоятельство ("крестьянин-трудовик..., на словах мещанский утопист, воображающий, что "черный передел" есть исходный пункт гармонии и братства") обрело прямо-таки бытийственное онтологическое значение [3, т.16, c.264, 258]. Православно-крестьянский, общинный менталитет порождал не одни только красивые упования, но сыграл свою, по меньшей мере немалую, роль в выборе России 1917 г. В определенной степени сбылось предвидение А.И.Герцена о судьбах России в связи с общецивилизационными тенденциями и спецификой российской деревни: особенностями крестьянского общежития, крестьянских соционормативных установок. Как известно, эта герценовская концепция была поддержана и обоснована позднее К.Марксом, разъяснившим русским социалистам, что "историческая неизбежность" экспроприации мелких земледельцев "точно" ограничена только странами Западной Европы", поскольку речь идет о "превращении одной (парцелльной) формы частной собственности (чего практически не знала Россия) в другую (капиталистическую) форму частной собственности" [4, т.3, c.258,169]. Совсем по-герценовски Маркс доказывал, что благодаря "исключительному стечению обстоятельств русская сельская община, "еще существующая в национальном масштабе, может постепенно освободиться от своих первобытных черт и развиваться непосредственно как элемент коллективного производства в национальном масштабе", позаимствовав при этом все положительные материально-технические и научные достижения, добытые ведущими капиталистическими странами, и "не проходя через все его (капитализма) ужасные перипетии..., сквозь его кавдинские ущелья". Реальность подобных заимствований доказывается практическим опытом России, сумевшей в считанные десятилетия "ввести у себя весь механизм обмена..., выработка которого потребовала на Западе целых веков", сумевшей в рекордно короткие сроки добраться до крупнопромышленного капиталистического производства без долгого и тяжкого "инкубационного периода" его развития и т.д [4, т.3, c.172 - 173]. Более того, по мнению К.Маркса, "если бы в момент освобождения крестьян сельская община (в России) была сразу поставлена в нормальные... экономические условия", если бы все средства, которые до сих пор выкачиваются из крестьянства, были бы "употреблены на... развитие сельской общины", то "никто не стал бы теперь (и) раздумывать насчет "исторической неизбежности" уничтожения общины: все признали бы в ней элемент возрождения русского общества и элемент превосходства" над передовыми странами Запада. "Даже с чисто экономической точки зрения", по выводам Маркса, "Россия может выйти из тупика, в котором находится ее земледелие, только путем развития своей сельской общины; попытки выйти из него при помощи капиталистической аренды... были бы тщетны: эта система "противна", по оценкам Маркса, "всем сельскохозяйственным условиям страны" [4, т.3, c.175 - 176].
Относительно антиличностных начал общины отметим, если Герцен определенные гарантии против них усматривал в генетике последней и в разновидностях ее (в "работничьей артели" и "казачьих республиках"), то Маркс полагал дуализм русской общины потенциальным "источником большой жизненной силы", подчеркивал, что "частный дом, парцеллярная обработка пахотной земли и частное присвоение ее плодов допускают развитие личности".
Таким образом, "русская община может" - и в этом едины родоначальники марксизма и русского крестьянского социализма - "стать непосредственным отправным пунктом экономической (и политической) системы, к которой тяготеет современное общество", община может "зажить новой жизнью, не прибегая к самоубийству". И самая эта возможность, по определению К.Маркса, есть "наилучший случай", который история когда-либо предоставляла какому-либо народу" [4, т.3, c.174; т.2, c.439]. Российская общинность, российский менталитет - в них усматривалась потенция ускоренного, сокращенного процесса развития страны, возможное преимущество России перед вырвавшимися вперед капиталистическими державами. И не по тем ли самым причинам позднее уверенность "организационно-производственников", потом В.И.Ленина, следом Н.И.Бухарина - "нэповцев" в реальности некапиталистической эволюции российской деревни 1920-х годов (через процессы кооперирования)? Безусловно, такой ракурс выводит на целый блок сложнейших проблем социально-экономической, социально-классовой и политической истории России, проблем, что в ряде случаев разве лишь обозначены в отечественной историографии. Впрочем, в нашем случае важна-ценна сама фиксация усилиями, в первую очередь неонародников, отмеченной особости, своеобразия России. И если отражение этой социально-экономической и социально-классовой специфики страны в неонароднических концепциях нельзя признать вполне адекватным, то ведь и среди российских социал-демократов (главной оппонирующей народникам стороны) преобладали достаточно поверхностные представления по отмеченным сюжетам, довлела западная схема. Как раз российская особенность социал-демократами, изначально "западниками", недоучитывалась. Серьезное уточнение представлений о судьбах капитализма в отечественной деревне, скажем, со стороны В.И.Ленина, произошло лишь после уроков Первой русской революции. А насколько вслед за лидером большевиков другие деятели РСДРП, рядовые социал-демократы сумели стать, опереться на российскую почву, насколько самому Ленину удавалось оставаться "почвенником" - вопрос. Во всяком случае, и дискуссии 1917 г., и тем более факт гражданской войны, и события во время нее, и так и не достигшая уровня надежности - необратимости нэповская альтернатива заставляют глубоко усомниться в оптимистических предположениях на этот счет.