7. Псковская III летопись под 6979 г. так датирует 9-дневные весенние заморозки: "небеснаго месяца априля конець ветха, та же и маия новаго…, а книжнаго месяца маия же, пред Вознесениемь господнимъ и по Вознесении" [Псковские…, с.180]. Праздник Вознесения в 1471 г. приходился на 23 мая, и ссылка на исход небесного апреля и начало небесного мая позволяет уточнить время заморозков: конец лунного месяца попадает на 19 мая, поскольку 20 числа произошли как новолуние, так и неомения. То есть 9-дневные холода пришлись, скорее всего, на 19-27 мая, то есть, как и говорится в летописи, случились до и после Вознесения.
8. Никоновская летопись под 6983 г. рассказывает: "Мhсяца сентября 19, а небеснаго 8, в 6 час дне, нашла слоть [слякоть - А.Ж.], да потомъ и снhгъ многъ шелъ, а на нощь морозъ и на другую да потомъ сшелъ…"[9] [17, С.156]. Как нетрудно посчитать, 1-й день небесного сентября должен попасть на 11 сентября. В 1474 г. (=сентябрьскому 6983 г.) на этот день приходится новолуние, однако неомению можно было наблюдать только на следующий день, т.е. 12 числа. Это указывает на то, что юлианская дата является расчетной: точка отсчета лунного месяца в таблице, которой пользовался летописец, на 1 день опережает день неомении. То есть 8-й день Луны, когда выпал снег, на самом деле пришелся не на 19, а 20 сентября. Иными словами, лунная датировка - если она была получена путем наблюдения, а не с помощью лунной таблицы - может быть более точной, чем датировка юлианская.
9. Московская и Никоновская летописи под 6984 г. следующим образом описывают лунное затмение: "Мhсяца марта 10, а небесного февраля 15, в нощи в недhлю на понедhльникъ, въ 3 часъ начат гинути мhсяць и погибе весь, не видhти его было и до полуночи и потомъ явися" [ПСРЛ. Т.25, с 308; Т.12, с.167]. Д.О. Святский дал ему такое толкование: "Полнолуние считалось наступающим в 15 день от рождения месяца, откуда и выражение "а небесного февраля 15", потому что полнолуние относилось к луне, родившейся в феврале" [Святский, с.108]. Фактически февральское новолуние произошло 25 февраля в 5.35 по Гринвичу; неомения произошла в тот же день: в Москве молодой месяц был виден после захода Солнца в течение 31 минуты. Учитывая, что 1476 г. был високосным, следует заключить, что либо летописец признал день неомении 1-м лунным днем, либо он пользовался таблицей, где таковым обозначен день 24.2.
10. Симеоновская и Никоновская летописи датируют полное лунное затмение, происшедшее в ночь с 3 на 4 сентября 1476 г, так: "Въ лhто 6985 мhсяца сентября 3, в нощи, гиблъ мhсяць о полнh лунh августовы" [РЛ. Т.1, с.338; ПСРЛ. Т.12, с.156]. Формально в данном сообщении не упоминаются лунные дни, однако ссылка на полную августовскую Луну, т.е. луну, появившуюся в августе (в данном случае 20 августа), недвусмысленно указывает на применение лунных таблиц: во всех дошедших до нас лунниках названия месяцев привязаны именно к датам появления новой Луны. Поскольку полнолуние, когда произошло затмение, всегда приходится на 14-15 лунные дни, такая замена вполне естественна и для всякого, кто имеет представление о лунном календаре, совершенно понятна.
Помимо этих прямых летописных свидетельств об использовании лунных месяцев[10] в летописях имеется множество косвенных, но столь же несомненных данных об отнюдь не теоретическом знании на Руси лунно-солнечного календаря.
Самым, пожалуй, выразительным в этом отношении фактом является огромное число юлианских разночтений, отличных друг от друга на величину, кратную 1-му лунному месяцу. С X по конец XIV в. удалось насчитать порядка 150 таких разночтений. Более трети из них составляют разночтения июньско-июльских дат, которые традиционно сводят к палеографии: "июнь" и "июль" внешне очень похожи, и спутать их немудрено. Однако обилие прочих вариантов "величиной" в 1, 2, 3 и 4 лунных месяца заставляет усомниться в том, что вся июньско-июльская путаница является итогом палеографических ошибок.
Например, в Лаврентьевской летописи победа над половцами на "Угол-реке" датирована … понедельником 31 июня 6693 г., причем отнесена ко дню Евдокима Нового, память которого в святцах относится к 31 июля. Согласно Ипатьевской летописи, это событие произошло в понедельник 30 июля 6691 г. на Ивана Воиника. По данным В.Н. Татищева, битва случилась в понедельник 1 июля 6692 г. [ПСРЛ. Т.1, стб. 396; Т.2, стб. 630; Татищев, с.301].
Ошибка Лаврентьевской и близких ей летописей, превративших 31 июля в 31 июня, бесспорна. Однако ссылка на возможную палеографическую ошибку не решает задачу, поскольку понедельником 31 июля, день Евдокима Нового, является в 1189 и 1195 гг., что никак не вписывается в хронологический контекст того времени. Наилучшее соответствие всем календарным признакам обеспечивает ипатьевская датировка: 30 июля оказывается понедельником в 1184 г. [Бережков, с.82, 202]. Однако существование татищевской датировки (1 июля), ровно на 1 лунный месяц отстоящей от ипатьевской, делает возможным предположение, что источником "лаврентьевской" ошибки является ошибка не в написании даты, а в пользовании лунной таблицей: лицо, осуществлявшее перевод лунной даты в юлианскую, отыскивая нужную юлианскую дату на пересечении строки и столбца, незаметно для себя мог перескочить с июньской на июльскую строку и тем самым породить столь странный гибрид. Это тем более могло быть возможно, если такая работа по пересчету лунных датировок в солнечные проводилась задним числом и механически, т.е. средневековый хронолог не вчитывался в общий контекст и просто механически выписывал даты из первоисточника, преобразовывал их в юлианские, а затем вновь помещал их в переписываемую им книгу.
Самое замечательное состоит в том, что лунные датировки продолжали использоваться и в XVI в., когда в официальном летописании вроде бы прочно утвердился сентябрьский стиль, привязанный к 1 сентября, что само по себе должно было устранить саму основу для "лунно-солнечных" разночтений, происхождение которых и было связано с множественностью используемых на практике стилей от СМ и подвижностью новогодий.
Например, в летописях под 7019 г. рассказывается о смерти митрополита Симона и поставлении на его место Варлаама. При этом оказывается, что Симон умер в ночь со вторника на среду не то 29, не то 30 апреля, не то … 28 мая, а возведение Варлаама на "митрополичь дворъ" состоялось в неделю то ли 27, то ли 28 июня, то ли 17, то ли 27 июля! В промежутке между этими событиями - заметьте, "тое же весны" (!) - в Москву пожаловала из Казани царица Нур-салтан - или 21, или 22 июня, или даже 6 июля [ПСРЛ. Т.6, с.251-252; Т.8, с.252; Т.25, с.217; Т.26, с. 302; Т.28, с.346; Т.30, С.140; РЛ. Т.4, с.498; Т.9, с.277].
Налицо почти полный набор разночтений, характерный и для более ранних времен, но в данном случае ссылаться на ветхость копируемых книг невозможно, поскольку летописи, созданные в XVI в., описывали не столь уж далекие, вполне вероятно, происходящие на глазах летописцев события. И это означает, что в повседневном употреблении русские книжники продолжали использовать и ультрамартовский стиль (обратите внимание на характерное для него разночтение в 10 дней - 27-17 июня), и лунные таблицы, привязанные как новолуниям, так и полнолуниям (в пользу этого говорят датировки о приезде Нур-салтан: разночтения в 14-15 дней вполне могут возникать при использовании полнолунных таблиц как новолунных [Журавель, 2002б]), и, наконец, новогодия для них - не в теории, а на практике - оставались подвижными, а иначе разночтения в 1 лунный месяц просто не могли бы возникнуть. А само соседство на страницах одной и той летописи этих разнородных по происхождению датировок говорит о том, что они первоначально были лунными и попали туда из разных источников, принадлежащих перу разных людей.
Это станет очевидным, если разобрать вопрос о том, когда же на самом деле умер митрополит Симон, а Варлаам занял митрополичий двор. Указания на дни недели говорят в пользу того, что первое событие произошло во вторник 29 апреля, а второе - 27 июля. Это означает, что в первой паре (29.4 - 28.5) верной оказывается первая дата, а во второй паре (27.6 - 27.7) - вторая. Стало быть, расчеты дат производились с помощью разных по форме лунных таблиц, начало лунных кругов в которых отличалось на 1 и на 2 месяца: только в этом случае лунные датировки одного и того же года могут находить верные юлианские соответствия в разных - ранних или поздних - рядах сохранившихся до наших дней дат.
Разночтение, связанное с царицей Нур-салтан, как уже сказано выше, возникло скорее всего из-за неправильного использования полнолунных таблиц как новолунных: поскольку полнолуния наступают на 14-15 дней позже новолуний, то рассчитанная с их помощью юлианская датировка будет именно на это число дней больше истинной. Так обстоит дело и в случае с датой 6 июля, содержащейся в Типографской летописи. Правильность такой трактовки подтверждает летопись Ермолинская, согласно которой Нур-салтан пробыла в Москве 5 месяцев и 2 недели [ПСРЛ. Т.23, с.199]: если этот срок прибавить к дате 21.6, то получится как раз пятница 5 декабря, в которую, согласно Львовской летописи, Нур-салтан выехала из Москвы в Крым [РЛ. Т.4, с.498].
Хотелось бы отметить еще одну странность, которую повторяют все летописи, описывающие смерть митрополита Симона: разболелся он якобы 26 апреля в неделю, хотя в 7019/1511 г. этот день приходится на субботу. Это тем более странно, что смерть его правильно отнесена к ночи со вторника на среду, с 29 на 30 апреля. Эту ошибку трудно объяснить с точки зрения традиционного подхода. Если же принять, что в первоисточнике болезнь митрополита была обозначена лунной датой, то погрешность в 1 день следует признать естественным следствием использования лунников, самые точные из которых попросту не могут идеально соответствовать истинным лунациям. Поэтому надо признать указание на день недели в данном случае более показательным и потому отнести начало болезни Симона не к 26, а к 27 апреля. Явлением того же рода оказывается и следующая противоречивая датировка Повести временных лет: восстание киевлян против князя Изяслава Ярославича (1067 г.), в ходе которого горожане освободили из заточения Всеслава Полоцкого и посадили его на киевское княжение, датируется 15 сентября, но при этом утверждается: "Вь день бо Вьздвижения Всеславъ и въздохнувъ рече: "о кресте честныи! Понеже к тобh вhровахъ, избави мя отъ рова сего"[11] [ПСРЛ. Т.2, стб. 161].