В периодической печати тема революционной милиции стала злободневной. 19 мая в "Петроградском листке" автор статьи "Наша милиция" с возмущением писал: "Надо каждый день говорить об этом учреждении... Сегодня узнаем, что в 1-м Московском подрайоне выдавались без числа и счета разрешения на спирт... за мзду. Некий уголовный М. К. Пастушкевич хозяйничал в комиссариате. Вчера в пойманном воре Н. Дроздове был опознан бывший милиционер 1-го подрайона Александро-Невской части. В 3-м Литейном подрайоне с населения собиралась дань на "содержание" милиции. У милиционеров сами стреляют ружья. На днях на Васильевском острове милиционеры придумали способ разгонять "хвосты". Они распорядились обливать людей из поливных рукавов. Было весело" 54. Ситуация особенно усугубилась с лета, когда поведение некоторых милиционеров становится особенно вопиющим.
В условиях ограниченной продажи винно-водочных изделий, нетрезвое состояние милиционеров, их попытки заняться спекуляцией реквизированного спирта сильно бросались в глаза. Если в первые месяцы революции городская сатира по отношению к милиции в качестве объекта высмеивания брала наличие уголовного элемента среди милиционеров, то в дальнейшем доминировала тема пьянства, участия в незаконной торговле вином. В этот период появляется следующая частушка: "Нет милее для милиций // Спирто-винных реквизиций, // Потому - от всех почет, // Бочка же всегда течет!" 55 Летом героями газетной хроники происшествий часто становились пьяные милиционеры. 7 июля в "Маленькой газете" отмечалось, что милиционер 4-го Александро-Невского подрайона Брызгалов "до того "нашмонился", что совсем память потерял, расположившись на ночлег прямо на улице. Обобрали "блюстителя" до нитки, а потом еще чуть не поколотили". Спас горе-милиционера от расправы возмущенной толпы его сослуживец 56. Среди населения закреплялось мнение, что милиционеры всячески стараются использовать свое положение для личной выгоды. Престиж их катастрофически падает, а одновременно рушатся и зыбкие основы легитимности верховной власти. В июньском (8-м) номере "Трепача" появилось шуточное объявление: "Милиционер предлагает услуги по выносу мяса из городской лавки для клиентов вне очереди. Плата - по соглашению". Подобные факты накапливались, слагались в общественное мнение и в конце концов начинали приводить и к дискредитации самой революции. В летних номерах журналов, газет попадаются заметки, в которых с чувством тоски вспоминаются старые добрые городовые. Образ добродушного дядьки-городового противопоставляется эксцентричному и порой социально опасному милиционеру.
Один из горожан писал в газету: "Плюньте, г. редактор, в лицо тому обывателю, который вам скажет, что ему не жаль городового" 57. В подобных письмах люди выплескивали свою обиду, возмущение, боль за разочарования, которые принесла с собой русская революция. Известный художник Ре-ми нарисовал для "Нового Сатирикона" карикатуру, озаглавленную "Тоска по твердой власти", на которой изображен стоящий на коленях в своей комнате обыватель перед тенью городового. Под рисунком текст: "Обыватель: - О, дорогая тень! Если бы ты знала, как я тоскую о тебе под лучами слишком жаркого для моего организма солнца свободы" 58. Свобода, с первых дней революции ставшая ее главным символом, идеей, деградировавшая в произвол и анархию, к лету - осени 1917г. начинает тяготить обывателя. Актуальным становится порядок, законность, слишком сильно почувствовали люди, как утомила их революционная свобода. Милиция же - институт, который должен был служить стражем порядка, законности - сама превращалась в очаг произвола.
Слабостью милиции пользовались криминальные элементы, учитывавшие особенности психологии толпы, легко провоцируемой на самосуд, погромы и т. д. Пытаясь противостоять этим явлениям, милиционеры нередко сами оказывались пострадавшими. Еще в июле преступники, сами как огня боявшиеся самосудов, смекнули, что иногда таким путем можно извлекать некоторую пользу для себя. Как-то в Москве, в Хамовниках, милиционер Катаев увидел двух хорошо одетых и спокойно прогуливающихся по улице известных воров-рецидивистов и попытался их задержать. Однако те не растерялись, а начали кричать, показывая на милиционера: "Граждане-товарищи! Вот провокатор, бей его!" На Катаева набросились и стали избивать; проезжавший мимо на извозчике офицер, соскочив с пролетки, ударил Катаева шашкой по лицу 59.
Известны и другие случаи, когда воры-рецидивисты целенаправленно сводили счеты как с конкретными представителями милиции, так и с милицией как таковой, выручали своих дружков, опять же мастерски манипулируя психологией толпы. Как правило, события происходили по одной схеме. Заметив милиционеров, ведущих задержанного в комиссариат, преступники, обычно одетые в военную форму - символ героически исполненного долга, неофициальной власти, силы солдат, способной противостоять власти милиции,- возбуждали толпу криками негодования, требованиями справедливости и угрозами самочинной расправы. Возбужденная толпа в конце концов набрасывалась на задержанного и пытавшихся его защитить милиционеров. Один из таких случаев, происшедший в Москве 21 сентября, закончился разгромом комиссариата, в чем проявилось отношение народа к милиции 60.
Продовольственный, финансовый, санитарно-гигиенический и др. кризисы, терзавшие Петроград и Москву, низкий профессиональный уровень милиции, приводивший не столько к разрешению проблем, сколько к провоцированию конфликтов с обывателями, настраивал последних весьма враждебно к милиции как к ближайшему, непосредственному представителю власти. Воспроизводилась ситуация февральско-мартовских дней, когда ярость революционизированного населения направлялась на полицию. Теперь нередко толпы народа грозили комиссариатам и участкам погромами, обвиняя их в бездеятельности, заставляя проводить обыски в тех местах, которые указывались из толпы. Милиционерам, опасавшимся физической расправы, приходилось в таких случаях уступать.
Подобные факты особенно часто отмечались в конце августа - начале сентября. В Москве 28 августа толпа с криками "Дайте хлеба!" (тот же лозунг, что и во время февральских беспорядков) окружила помещение 2-го Сущевского комиссариата, угрожая разгромом; в тот же день в ряде районов толпа заставила милиционеров провести обыски в казенных и частных помещениях, где якобы были припрятаны запасы. 1 сентября толпа женщин явилась в Алексеевский комиссариат, угрожая расправой, после чего отправилась громить лавки 61.
Учащались конфликты милиции с солдатами. Возникали перестрелки, заканчивавшиеся человеческими жертвами. В условиях падения авторитета милиции, потери властью своей легитимности в глазах народа на первый план выступал "человек с ружьем", как правило, солдат или дезертир, претендовавший на роль деятеля революционной власти. Дело доходило до уличных боев, с участием на каждой стороне до десятка человек. 16 октября в Москве на углу Немецкой улицы и Бригадирского переулка произошла перестрелка между солдатами и милиционерами. Началось все с того, что в чайной лавке солдаты затеяли ссору с посетителями и те вызвали по телефону милицию. Когда милиция прибыла, на улице их поджидала толпа солдат, открывших стрельбу и вынудивших блюстителей порядка, отстреливаясь из револьверов, отступить. Только прибывшему конному отряду милиции удалось восстановить порядок 62.
Статистическое бюро при Управлении делами милиции подсчитало, что только 30% всех случаев, при которых пострадали сотрудники милиции (ранены или убиты), имели место при задержании преступников, то есть при исполнении непосредственных обязанностей милиции, призванной бороться с криминальными элементами, а остальные 70% - при самосудах толпы, при задержании буйствовавших солдат и дезертиров. Таким образом, не преступники, уголовники-рецидивисты, а, скорее, революционизированные обыватели представляли для милиции наибольшую проблему. Хотя, учитывая отношение последней к своим обязанностям, ее внутренние особенности, можно говорить и об их взаимной угрозе. В докладе уже упоминавшейся комиссии Главного управления по делам милиции о результатах ревизии петроградской городской милиции отмечено, что "есть целые районы, милиция которых совершенно недостаточно обеспечивает безопасность граждан, а общественной безопасности угрожает сама". В сведениях же о происшествиях за летний период по Петрограду, составленных по рапортам районных комиссаров, числятся преступления (ограбления складов), в которых милиционеры были заподозрены как соучастники 63. Тем самым возбуждалась чрезмерная активность граждан, стремившихся взять в свои руки охрану как себя лично, так и революции, свободы в целом, что и нашло выражение в широчайшей деятельности революционного населения, начиная от организации домовых комитетов и заканчивая самосудами.
Революционная осень 1917г. наложила отпечаток на общественную психологию обывателей. "Медовый месяц" революции давно прошел, весенние иллюзии ожидаемой свободы сменились безрадостной действительностью продовольственной разрухи, ухудшением жилищно-коммунального быта на фоне все усугубляющейся криминальной обстановки. Идея Свободы деградировала, породив вседозволенность, отсутствие сдерживающего, контролирующего начала открыло простор для произвола отдельных групп; в разыгрывавшейся драме роль, принадлежавшая милиции, оставалась несыгранной в глазах населения и становилась объектом посягательств со стороны маргинальных слоев, наиболее комфортно чувствовавших себя в условиях социальной дестабилизации. Недисциплинированные солдаты и дезертиры, уголовные элементы, привыкшие к существованию в экстремальных условиях, перехватывали исполнительную власть у милиции. Физическая сила становилась главным обоснованием легитимности.