введение..........................................................................................................................................
Формирование идеологии футуризма. Довоенный футуризм..............................................
Поэты на фугасах. Русский футуризм в годы Первой мировой 1914–1917гг...................
Февральская революция и Возрождение футуризма...........................................................
Заключение..................................................................................................................................
Источники и литература:.......................................................................................................
Вопрос о связи русского футуризма и революции возник после Октября 1917 года. Главная причина этого— попытки левых от искусства захватить доминирующие позиции в художественной жизни.[1] Поэтому в 20–х годах истоки и сущность футуризма рассматривали в контексте проблемы “футуризм и революция”. В литературе 20–х речь шла в основном об Октябрьской революции, хотя прямо на это не указывалось, в то же время рассматривалось не восприятие и не отношение к революции, а степень революционности футуристической идеологии и часто степень соответствия идеям большевизма. Шапирштейн–Лерс видел в футуризме народничество с революционным уклоном в условиях общественной реакции.[2] Н. Горлов рассматривал футуризм как явление, рожденное революционными настроениями в обществе; по его словам, русские футуристы делали ту же революцию, что и большевики, но с другого конца; отрицание старого, буржуазного быта и революция в эстетике привела футуристов к отрицанию старого строя и социальной революции.[3] Идейные противники “левых от искусства” расценивали футуризм как протест части мелкобуржуазной богемы или одно из проявлений буржуазного строя.[4] В 30–х годах последняя позиция, определенная более политической, чем научной логикой, стала доминирующей. Футуризм, как и остальные проявления формализма, был объявлен формой буржуазного влияния[5], что в значительной степени затруднило его научное изучение. В советской литературе практически нет работ, посвященных истории русского футуризма. История довоенного футуризма освещена только в двух работах Харджиева— “Ранний Маяковский” и “Турне кубофутуристов”— опубликованных в 1940 году.¯[6] Работы содержат обильный фактический материал по истории и теории, раскрывается своеобразие русского футуризма, проблема революционности футуризма не рассматривается, в то же время отмечается оппозиционное отношение к эстетическим вкусам буржуазии и идеологии правящих классов, выразившееся в лозунгах самоценного искусства, автономного от утилитарных задач.[7] Хотя 60-е и 70–е годы отмечены появлением значительного количества работ по отдельным аспектам авангарда и творчеству отдельных его представителей, работ собственно по истории футуризма в это время не появилось. Первая работа по истории русского литературного футуризма принадлежит Маркову, ученому из Калифорнийского университета (1968); футуризм рассматривается как сложное, многоликое, почти хаотическое явление, сочетающее совершенно несовместимые элементы(примитивизм, урбанизм, славянофильство, символизм и т. п.); Марков рассматривает футуризм только как литературное течение, отрицает существование каких–либо политических тенденций в русском футуризме, не прослеживает восприятие футуристами революции даже в эстетическом плане.[8] В конце 80-х годов начинается новый период, продолжавшийся первые два постсоветские десятилетия, в изучении наследия русского авангарда. Появляются работы по истории русского футуризма. В труде Крусанова авангард рассматривается в социальном аспекте, как общественное движение с особой идейно–художественной системой взглядов и представлений. Основное внимание автора сосредоточено на конкретных событиях (выставки, публикации, выступления и т. п.), а также восприятию и реакции общества на идеи и практику авангарда. (На сегодняшний день опубликован лишь первый том, охватывающий историю дореволюционного авангарда, который соотносится с термином “футуризм”.)[9] В работе Бобринской, посвященной истории футуризма в мировом масштабе, история русского футуризма рассматривается в контексте основной, по мнению Бобринской, идеи русского футуризма— идеи “психической эволюции”, стремления к открытию новых возможностей в психике и сознании человека— этой идеей объясняются попытки создания футуристами мирового, заумного языка будущего и взгляд на искусство как способ трансформации мира, в этом же контексте рассматривается восприятие футуристами войны и революции— восприятие мифологизированное, как факторов, способствующих психической эволюции.[10]
Проблема “футуризм и Февральская революция” никогда не становилась предметом отдельного научного исследования. Отношение отдельных футуристов к Февралю рассматривается в биографической литературе, в то же время в биографической литературе почти не прослеживается связь восприятия революции с идеологией футуризма.[11] В историографии не прослеживаются революционные тенденции в русском футуризме (отчасти это сделано в работе Бобринской).¯¯ В то же время правильное представление об этих тенденциях необходимо для прояснения особенностей футуристического восприятия Февраля.
К семнадцатому году большинство групп, связывавших себя с футуризмом, распались, идеалам футуризма остались верны только кубофутуристы и близкие к ним художники и писатели Þ Кубофутуризм неединственное течение в русском футуризме, но только это течение можно соотносить с конкретными революционными событиями.
Разработка проблемы “Февраль и футуризм” затрудняется характером источников. В воспоминаниях футуристов, в основном написанных в советское время, Февральская революция или упускается из виду, скорее всего сознательно,[12] или же подчеркивается ее консервативный, буржуазный характер и неизбежность социалистической революции[13]; Маяковский, Каменский, Крученых говорят о футуризме как об искусстве, отвечающем интересам революции и связывают его с большевизмом,[14] наиболее ярко условность подобных натяжек видна в воспоминаниях Матюшина— Матюшин трактует заумные стихи из оперы Крученых—
Сарча саранча
Пик пить
Пить пик
Не оставляй оружия к обеду за обедом
Ни за гречневой кашей
как призыв к рабочим.[15] Представление о действительном восприятии Февраля могут дать только первые воспоминания Каменского, законченные в июле 1917.[16] Художественные произведения футуристов не могут рассматривается в качестве основного источника— особенность любого художественного текста— многозначность, к тому многие футуристические тексты обладают спецификой(акцент на форме, алогизм, использование смыслового и звукового сдвига, заумного языка, т. п.), затрудняющей их анализ. Для прояснения данной проблемы гораздо большую ценность представляют манифесты и статьи футуристов, отражающих идеологию, во многом формирующуюся “на ходу”. Наибольшую ценность представляют документы личного, интимного характера— дневники, письма и т. п.( подобных документов сохранилось не так много, а из сохранившегося лишь небольшая часть опубликована и легкодоступна)— раскрывающие не только отношение к определенным событиям, но и понять мироощущение автора. В то же время необходимо соотносить конкретное мироощущение с футуристической идеологией, поскольку проблема восприятия футуристами Февральской революции будет оправдана только в том случае, если рассматривать её не как совокупность восприятия отдельных писателей и художников, а как восприятие людьми, обладающими рядом общих мировоззренческих принципов.
Формирование идеологии футуризма. Довоенный футуризм.
Новое русское искусство началось с выставок “StefanoV“ и “Золотого руна” в 1907–1908 годах.[17] Первый литературный сборник, тех кого в дальнейшем назовут футуристами, появился в 1910 (“Садок судей”). (В этом же году вышел сборник “Студия импрессионистов” с участием Хлебникова, Д. и Н. Бурлюков; годом раньше “Шарманка” будетлянки Елены Гуро.) В первый период¯¯¯ русского футуризма, продолжавшийся где–то до конца 1911, идут активные художественные поиски, формируются принципы нового искусства, в то же время русский авангард пока что остается только совокупностью художественных течений. Качественно новый период— 1912–1914 годы. Большинство исследователей считают эти годы расцветом русского футуризма.[18] Если под расцветом понимать степень публичной активности и общественного интереса, тогда с этим утверждением можно согласится. В эти годы существовало огромное количество группировок в живописи(“Бубновый валет”, “Ослиный хвост”, “Союз молодежи” и др.) и в литературе(“Гилея” или кубофутуристы, “Академия эгопоэзии”, “Мезонин поэзии”, “Центрифуга” и др.), при чем почти все претендовали на открытие новых художественных направлений, проходили многочисленные выставки, публиковалось множество книг и теоретических работ, эти годы отмечены огромным общественным интересом к футуризму, проводились многочисленные публичные диспуты и лекции, причем не только в Москве и Петербурге, но и в городах европейской части России, Украины, Крыма, Закавказья, в провинции появились подражатели футуризма(в основном, почему–то, на юге Российской империи— в Ростове–на–Дону, Харькове, Екатеринославле и др.).[19] Выставки, литературные сборники, организация новой художественной группы или метода, как правило, сопровождались манифестами (первый манифест “Пролог. Эго–футуризм.” написал Северянин еще в ноябре 1911), таким образом формировалась идеология футуризма. В этот период футуризм перестает быть только художественным течением. Как отмечает Крусанов, именно в 1912 году термин “футуризм” получает широкое распространение, первоначально “футуризмом” обозначалось только одно из новейших течений в живописи.[20] Как художественного метода футуризма в русской живописи не существовало, за исключением нескольких работ Гончаровой, Малевича, Розановой и Ларионова[21]; художники–новаторы шли от французского кубизма, ранее почти все прошли через импрессионистический этап, некоторое влияние оказал немецкий экспрессионизм и решающее русский и восточный примитив ( русский и восточный лубок, иконопись, современное низовое искусство— живопись вывесок, подносов, роспись крестьянских жилищ и т. п. + массовая городская фотография)[22]. В литературе последователями итальянского футуризма считали себя Илья Зданевич и Шершеневич, Зданевич одно время вел переписку с Маринетти и писал звукоподражательные стихи a la Маринетти[23], Шершеневич занимался переводом итальянских манифестов.[24] Но большинство русских поэтов–футуристов подчеркивали свою независимость от итальянского футуризма[25], который представляли лишь по отдельным манифестам, но в то же время очень часто обозначали свои произведения как футуристические. По справедливому замечанию Маркова, слово “футуризм” могло обозначать очень многое от декаденствующего эстетства и символизма до импрессионизма и крайнего урбанизма[26], но прежде всего это слово, видимо, должно было обозначать отказ от прошлого и принципы новой эстетики. В 1913 году в периодической печати и в обществе “футуризмом” начинают обозначать все новаторские течения не только в литературе, но и в живописи.[27] Сами футуристы начинают расценивать футуризм как нечто большее, чем просто художественное новаторство. Уже эго–футуристы в своих манифестах, очень мутных в отношении смысла, пытались представить футуризм как некую философию.[28] (Как показывает Марков, источником философии эго–футуризма, помимо гигантского самомнения и не менее гигантской самоуверенности, послужили несколько популярных брошюр о литературе и философии.[29]) В 1914 году Россию посетил Маринетти, в связи с этим большинство русских футуристов поспешило заявить о независимости русского футуризма, некоторые сделали это в крайне резкой форме. Ларионов призвал всех подлинных футуристов забросать Маринетти тухлыми яйцами и облить кислым молоком, поскольку Маринетти предал принципы футуризма, превратив его в религию с кодексом догматов, тогда как футуризм есть вечное движение вперед.[30](Ларионова никто не поддержал, “подлинными футуристами” оказались только члены группы Ларионова— Гончарова, Илья и Кирилл Зданевичи, Ле–Дантю и др., впоследствии Ларионов и К° расписались в солидарности с Маринетти.[31]) Хлебников расценил приветствие Маринетти как предательство первого шага русского искусства по пути свободы и чести, придав конфликту характер противостояния Азии и Европы, а себя и своих сторонников он назвал “людьми воли”.[32] Наиболее четкое определение футуризма в письме Большакова, Маяковского, Шершеневича в “Новь”— “футуризм— общественное течение, рожденное большим городом,” поэтому, хотя русский футуризм самостоятелен, некоторые параллели неизбежны.[33] Данный эпизод показателен: 1) тем, что большинство деятелей авангарда выступили от имени футуризма, хотя некоторые из них уже успели от футуризма открестится— например, Ларионов и его группа, уже в 1913 году разрабатывающие принципы лучизма[34], а затем идеологию всечества.[35] 2) попыткой охарактеризовать футуризм, отталкиваясь не только от особенностей художественного метода. К 1914 году футуризм превратился в определенную идеологию. Идеология футуризма была тесно связанна с художественными поисками, идеология футуризма появилась на базе новой эстетики. Одни и те же принципы формулировались представителями часто враждующих между собой группировок, в художественном плане совершенно различных. Первый принцип новой эстетики— отказ от прошлого, ненависть к прошлому, обращение к современности— отправная точка всего нового искусства— декларировался почти во всех манифестах, статьях, лекциях.[36] Новые художественные методы получили теоретическое осмысление— современность давала новые темы новые ощущения, новые чувства, о которых невозможно было говорить старыми средствами[37]. В то же время современность понималась как переходный этап. Футуристы противопоставляли себя современной буржуазной эстетике, которую они связывали с прошлым. Антибуржуазный характер, как справедливо указывает Харджиев, прежде всего сказался в принципе самоценного искусства, свободного от утилитарных задач— характерны сами формулировки этого принципа: Д. Бурлюк— ”Живопись стала преследовать лишь живописные задачи. <...> Жирные буржуа оставили художника своим позорным влиянием”, аналогичные формулировки с определениями “тупые буржуа” и “буржуазная спячка” в манифестах ”Ослиный хвост и Мишень” и “Эго–футуризм”.[38] О антибуржуазной направленности свидетельствует широкое обращение к примитиву, народному искусству— в живописи обращение к принципам лубка, иконы, вывески; в литературе — к фольклору и крестьянскому языку( Хлебников, Асеев). Также практика эпатажа и скандалов, иногда доходивших до драк с публикой.[39] Себя футуристы ассоциировали с будущим. Первоначально речь шла только об искусстве будущего— о Зарницах Новой Грядущей Красоты Самоценного (самовитого) слова( “Пощечина”) и т. п. , через некоторое время футуристы заявили— “Мы новые люди новой жизни”(Садок судей II, сборник поэтов “Гилеи”) и “Мы последние варвары мира старого и первые нового” (Доклад И. Зданевича). Футуризм стал рассматриваться как способ преображения мира— Объединившиеся поэты “Гилеи” и художники “Союза молодежи” говорили о изменении психики человека посредством нового искусства— Розанова— “....мы ценим только, те произведения, которые новизной своей рождают в зрителе нового человека”, Крученых— “Искусство идет в авангарде психической эволюции”, Маяковский в докладе “Достижения футуризма” рассматривал последний как ценный вклад в историю человечества.[40] Уже в 30–е годы проживая в США Д. Бурлюк, доказывая революционность футуризма через тезис о революции последнего в эстетике, писал, что “чистое искусство упражняет психические способности потребителя, укрепляет их силы, подобно тому, как гимнастика способна создать здоровое тело и прекрасные формы мускулатуры”.[41] (Бобринская рассматривает идею психической эволюции как одну из главных особенностей русского футуризма, идея психической эволюции, по её мнению, сформировала ряд положений футуристической эстетики— особое значение алогизма и абсурда, увлечение примитивом и инфантилизмом, интерес к различным техникам психических трансформаций, поиск заумного языка будущего и т. п.[42] Однако зависимость, видимо, была обратной. На это есть указание в процитированных Бобринской словах Крученых из манифеста “Новые пути слова”— “Современные баячи открыли, что неправильное построение предложений <... > дает движение и новое восприятие мира”— то есть новые психические возможности рождаются случайно, в результате формальных поисков. К тому же “Союз молодежи” и кубофутуристы, разрабатывающие идеи психической эволюции, не все силы русского футуризма. Интерес к примитиву возник задолго до декларирования идей психической эволюции, инфантилизм в живописи представлен работами Ларионова, враждующего с “Союзом молодежи”, в группы Ларионова входил один из главных теоретиков зауми и алогизма И. Зданевич.) Группа Ларионова представляла футуристическое преображение мира несколько иначе и менее серьезно— как вторжение футуризма во все области человеческого существования. В манифесте “Почему мы раскрашиваемся” Ларионов и И. Зданевич заявляют, что они [“будущники”, группа Ларионова] связали искусство с жизнью, по их призыву жизнь вторглась в искусство, теперь с помощью раскраски лица они начинают обратное вторжение, раскраска рассматривалась как начало перестройки жизни.[43] Ларионов распространял слухи о подготовки им брошюр, в которых он обещал изложить принципы моды и кулинарии будущего( в моде главный принцип— асимметрия, в кулинарии— всеядность и отказ от доминирующего положения мяса.[44] Эгофутуристы тоже говорили что–то подобное, но более неопределенно— уже летом 1912 года П. М. Фофанов писал, что из рядов русский футуристов явится некий гений, воплотивший в себе все идеи человечества и всё электричество, и преобразит мир.[45] После ухода из группы Северянина Игнатьев и К° издали листовку, в которой охарактеризовали эгофутуризм как возможность достижения Будущего в Настоящем посредством развития эгоизма— индивидуализации, осознания, преклонения и восхваления “Я” .[46]