Вся история русской церкви в глазах собора имела лишь одно определенное значение - "яко же и не бысть". Церковь получила свое бытие только как бы со дня открытия собора или, самое большее, с предшествовавших ему деяний патриарха Никона.
В указанном отрицании или зачернивании русской исторической церкви и заключается весь смысл и вся жизнь церкви господствующей. Этим отрицанием определяется вся ее дальнейшая история.
"Пусть будет греческое, лишь бы не было прежнего своего исторического русского" - таково руководственное начало церкви при патриархе Никоне при соборе 1666-1667 годов и в последующие десятилетия, до времен Петра, до возглавенствования иерархов, получивших западноевропейское просвещение.
"Пусть будет латинско-католическое или немецко-протестантское, лишь бы не было народного русского" - таково начало церкви с петровских времен до наших дней. Против этого отрицания русских народных исторических начал восстал русский народ в лице старообрядцев. Старообрядчество в его общей исторической массе никаким образом нельзя определять как отщепенство от церкви господствующей, как только разлад или раздор с нею. Несмотря на все жизненные сплетения старообрядцев и лиц господствующего исповедания, несмотря на всю видимую борьбу старообрядческой Церкви с церковью господствующею, старообрядчество живет и развивается само по себе, без всяких отношений к господствующему исповеданию.
В течение веков до Никона патриарха русский народ накопил очень большие запасы церковных знаний и веропонимания. В своей народной толще он далеко не был таким невеждою, каким изображали его историки до последнего времени. Хотя отсутствовало образование официальное, зато широкими волнами разливалось по всему народу просвещение в самой жизни. Монастыри, приходы, почти бесчисленные по своему количеству, являлись истинными рассадниками истинно народного просвещения. Монастырские библиотеки, а нередко и приходские храмы в старину были более богаты книжными сокровищами и произведениями высокого церковного художества, чем в наше время, в расцвете книгопечатания. Процветала не одна обрядность, но и истинные религиозные знания. В духовных повестях чисто русского происхождения нередко даже в наше время можно любоваться и глубиною богословского и философского мышления. Московские богословы при своем, так сказать, доморощенном образовании, случалось, вели очень тонкие словопрения с представителями западной богословской науки, и не только не пасовали перед ними, но и побеждали их глубиною своего собственного разумения. Отношения иерархии и мирян, чисто культурное значение Церкви нашим предкам были более глубоко известны, чем даже современным богословам.
Никоновские реформы имели то значение, что ими русский народ отстранялся от непосредственного участия в делах церковных, и накопленные в течение долгих веков религиозные знания откладывались куда-то в сторону. Наряду с этим главенствующее значение получала
бесконтрольная воля и власть иерархии, и взамен народного веропонимания выдвигалось на первое место понимание иное, принесенное из чужих стран.
Эти народные знания не могли быть заглушены никакими новыми течениями, никакою властью они не могли быть исторгнуты из духа народного. Старообрядчество и есть история того, как русский народ проявляет свои веками скопленные религиозные знания, как эти знания, иногда совершенно неожиданно, выбиваются на Божий простор и распускаются в пышные и дивные творения.
История господствующей церкви, в сущности, представляется историей того, как заносились на русскую землю и прививались к ней инородные религиозные веяния сначала новогреческие, затем латино-католические и, наконец, протестантские. В сообразность этому история старообрядчества есть история развития собственно русской религиозной мысли, зарожденной в глубине веков, задавленной было при Никоне, но никогда не утратившей своих жизненных сил, растущей стихийно.