Касаясь проблемы восточнославянского этногенеза и ранних этапов этнической истории восточных славян, Б.Д. Греков на первый план постоянно выдвигает вопрос о культурной, а не чисто этнической преемственности.9 Он стремится подчеркнуть столь важную для раскрытия общей цели его исследования мысль о том, “что вся предшествующая Древнерусскому государству общественная и политическая жизнь народов юга нашей страны связана с последующими событиями, развернувшимися на той же территории”.10
Представления Б.Д. Грекова о процессе восточнославянского этногенеза были исключительно близки взглядам Б.А. Рыбакова, ранние работы которого способствовали окончательному оформлению этногенетической позиции Б.Д.Грекова.
Прародина, по Б.А. Рыбакову, это условная, с сильно размытыми рубежами территория, на которой проходил необычайно запутанный и трудно определимый этногенетический процесс. В бронзовом веке ее пределы доходили до Одера и Варты, проходили севернее Припяти, охватывали земли по Днепру с устьями рек Березина, Сож, Десна, Сейм, а с юга были ограничены течением Роси и Тясмина, затем граница пересекала в верхнем течении Южный Буг, Днестр и Прут и шла по северному склону Карпат.11 Разработанная Б.А. Рыбаковым концепция происхождения и древнейшая история славян основана на совокупности данных разных наук, приведенных в общую систему и взаимно подкрепляющих друг друга. Основой концепции является совпадение ареалов археологических культур, прослеженное на протяжении трех хронологических периодов, в общей сложности охватывающих около тысячи лет, что отвечает существованию определенной этической общности.12 Совпадают ареалы тшинецко-комаровской культуры XV-XII вв. до н.э., раннепшеворской и зарубинецкой культур II в. до н.э. – II в. н.э. и славянской культуры VI – VII вв. н.э. типа Прага-Карчак (карта 2. приложение). Область тшенецко-комаровской культуры, по мнению Б.А.Рыбакова, можно признать первичным местом объединения и формирования праславян, отпочковавшихся от массива индоевропейских племен, что автор подтверждает мнением лингвистов о времени обособления праславян в середине II тыс. до н.э.13
Вторая составная часть концепции Б.А. Рыбакова сводится к выяснению причин прерывистости процесса единообразного развития археологических культур в пределах намеченной территории. Первый интервал на протяжении около тысяч лет был связан, по его мнению, как с переменами в хозяйственном и социальном развитии внутри славянского мира, так и с вовлечением западной части праславян в сложный процесс формирования лужицкой культуры, основа которой, по всей вероятности, была кельто-иллирийской. В восточной половине славянского мира развитие шло более спокойно, и здесь на месте тшеницкой культуры образовались белогрудовская (XII-IX вв. до н.э.) и чернолесская (VIII-первая половина VII в. до н.э.) культуры.14 Последняя распространилась на левый берег Днепра в долину Ворсклы. Ареал чернолесской культуры полностью совпадает с областью распространения архаичной славянской гидронимии по О.Н. Трубачеву, что подтверждает, по мнению Б.А. Рыбакова, славянскую принадлежность населения, создавшего эту культуру.15
Третье звено концепции Б.А. Рыбакова составляет вычленение праславянской зоны из обширной области скифской культуры. Отождествление праславян с земледельческими племенами, подпавшие под сильное влияние скифской культуры. Анализ данных Геродота, сведенных в единую систему и сопоставленных с археологическими картами, физико-географическими условиями и сведениями о хозяйственной жизни племен Скифии, привел Б.А.Рыбакова к выводу, что именно потомки носителей чернолесской культуры – праславяне, жившие на Днепре, - во времена Геродота, в отличие от скифов-кочевников, занимались земледелием и были объединены в союз под именем “сколоты”.16 К этому времени относится иранизация праславянского языка и религии, показательны параллели скифским мифам в волшебных позднейших восточнославянских сказках. Падение лужицкой и скифской культур привело к возникновению славянского единства, проявившегося в близости зарубинецкой и пшеворской культур. Изменение исторической ситуации, завоевании римлянами Дакии во II в.н.э. вызвали усиления влияния Римской империи, создали благоприятные условия для развития хозяйства и торговли, что способствовало возникновению высокоразвитой черняховской культуры, занимавшей восточную часть славянского мира.17 Лесостепная часть ареала черняховской культуры почти совпадает, по данным Б.А. Рыбакова, с древнейшим сколотским союзом и была заселена славянами, тогда как молдавско-приморская зона этой культуры принадлежала, по всей вероятности, готам. В то же время западная часть общего славянского мира испытывала влияние со стороны германских племен, что привело во II-V вв. к нарушению единства славянской культуры, которое возобновилось еще раз лишь в VI-VII вв. после падения Римской империи.
Т.Н. Третьяков, подчеркивая сложность процесса славянского этногенеза, в который на разных этапах вовлекались многие племена, считал, что предки славян теряются в среде древних европейских земледельческо-скотоводческих племен. Начало этногенеза славян, балтов и германцев, по его мнению, восходит к племенам культуры шнуровой керамики конца III-начала II тыс. до н.э. в бронзовом веке массиву праславянских племен принадлежала тшинецко-комаровская культура, к которой восходят чернолесские и белогрудовские памятники, оставленные населением, этнически родственным лужицко-поморским племенам.18 Рассматривая территорию занятую соседними племенами - балтийскими, германскими, кельтскими, фракийскими, восточно-иранскими, с которыми контактировали древние славяне, исследователь выделяет земли, где возникли и обитали славяне до своего расселения в I тыс. н.э. – это пространство между средним Днепром и Верхнем Днестром, охватывающее северное Прикарпатье бассейн Вислы и, возможно доходящее до верхнего течения Одера и Эльбы. Основную роль в истории славянских племен на территории Восточной Европы. П.Н. Третьяков отводил зарубинецкой культуре, которая сложилась, вероятно, на основе чернолесских и белогрудовских памятников, впитала в себя элементы лужицко-поморские, отчасти милоградские и скифские.19 Дальнейшая история зарубинецких племен выглядит, по мнению П.Н. Третьякову следующим образом. На рубеже нашей эры началось их продвижение к северу и северо-востоку по Днепру и в поречье Десны и Сомы, чему способствовало давление скифо-сарматских племен и затем готов. На Десне складывается позднезарубинецкая культура, в которой лишь минимально отразились местные юхновские черты, тогда как зарубинецкое влияние распространилось в балтийской среде на широких пространствах лесной полосы Восточной Европы, вплоть до Верховьев Днепра и Оки.20 По основным признакам к зарубинецким примыкают, по П.Н. Третьякову, памятники киевского типа открытые в окрестностях Киева по Днепру и его притокам и относящиеся ко II-IV вв. При дальнейшем развитии на основе позднезарубинецких памятников образовалась колочинская культура, принадлежавшая, по мысли автора, к одной из группировок восточных славян, а при расселении позднезарубинецких племен к югу на бывшую черняховскую территорию сложились раннесредневековые славянские памятники типа Пеньковки. Не верхнеднепровское, а более западное происхождение имели только славянские памятники типа Корчак. Черняховская культура распространилась в разноплеменной среде и не имела прямого отношения к восточнославянскому этногенезу, лишь южная часть зарубинецкого населения могла оказаться отчасти под черняховской “вуалью”.21
Зарубинецкая линия развития славян, намеченная П.Н. Третьяковым, находит сейчас широкую поддержку среди археологов, занимающихся культурами рубежа и первой половины I тыс. н.э. Работу в этом направлении продолжил Е.А.Горюнов, но на новом материале его выводы оказались более осторожными, чем у П.Н. Третьякова. Е.А. Горюнов считал, что памятники киевского типа имели особый характер, и в них есть лишь отдельные элементы, близкие к зарубинецким, поэтому их нельзя назвать позднезарубинецкими.22 В дальнейшем на основе киевской складываются колочинская культура, но последнюю сменяют славянские памятники VII – VIII вв., не связанные эволюционным развитием с колочинской культурой, как предполагал П.Н.Третьяков. Появление в Верхнем Поднепровье славянских памятников (VII-VIII вв.), по мнению Е.А. Горюнова, вероятно, было вызвано отходом на север под нажимом хазар части пеньковского населения. В связи с этим этническое лицо колочинской и киевской культур не поддается четкому определении., но “некоторые данные позволяют считать, что обе культуры в своей основе являлись славянскими”.23
Р.В. Терпиловский, непосредственно занимающийся киевской культурой, подчеркивает ее перерастание в колочинскую, и при этом отмечает значительную роль киевской культуры в сложении банцеровских и тушемлинских древностей Верхнего Поднепровья и Подвинья, родственных колочинским. Он считает возможным и существование определенных генетических связей киевских памятников Среднего Поднепровья с пражской культурой. Киевская культура послужила основой возникновения и пеньковских памятников в Днепровском лесостепном побережье, что было связано, по мнению Р.В. Терпиловского, с продвижением на юг в середине I тыс.н.э. скорее всего около V в., части деснинских племен. Этнос носителей пеньковской культуры идентифицируется со славянами-антами, наблюдается взаимопроникновение элементов пеньковской и колочинской культур образующих широкую смешанную зону в левобережной лесостепи и Подесенья, поэтому колочинские памятники, как и пеньковские, и общую для этих культур подоснову-киевскую культуру – автор расценивает как славянские. Таким образом, киевская культура оказывается исходным пунктом возникновения всех раннесредневековых славянских группировок.