Необходимо отметить, что Указ от 21 февраля 1697 года предусматривает отвод свидетелей только ответчиком. Отсюда видно, что закон не предполагает никакой возможности выставления свидетелей ответчиком, иначе возник вопрос об их отводе истцом. Таким образом, права истца и ответчика неравны.
При отсутствии свидетелей приходиться прибегать к столь сомнительному доказательству, как церковная присяга — приведение к вере. В силу специфики этого вида доказательства необходимо было личное участие сторон в принесении присяги («у веры быть»). Указ говорил, что крест должен целовать только сам ответчик, а «не детем и не свойственником и не людем их».
Присяга приноситься не в суде, а в церкви. Приводит к ней не судья, а священник. Священник при этом обязан наставить присягающих, предупредить о большом грехе, который берет на свою душу клятвопреступник.
Указ вводит смертную казнь за лжесвидетельство. (статья 10: «А буде же кто свидетель скажет во свидетельстве лживо, и про то сыщется ж: и за то его ложное свидетельство казнить смертью ж»).
Указ впервые вводит термин «свидетель», пришедший на смену прежнему термину «послух» и еще более раннему — «видок».
Отменяя очные ставки, государство увеличивало доходы казны (при громадных затратах на проведение реформ это было очень кстати), ибо за них раньше не брались судебные пошлины. Поскольку все дела разбираются розыском, то и пошлины взимаются со всех, вернее, со всех лиц, проигравших дело.
Указ устанавливал пределы действия закона во времени. Обратной силы он, как и всякий процессуальный закон, не имел, что специально оговаривается, но применялся к незаконченным делам, в том числе пересматриваемым в силу обжалования ( статья 14: «А которыя судныя дела и очныя ставки до сего Государева указу в приказех и в городех вершены, а после того вершенья на те дела спору по се число не было: и тем быть так, как они вершены; а о не невершенных и на которыя вершенныя дела челобитье принесено до сего государева указу, и по тем делам великаго государя указ чинить по сему ж своему великаго государя указу розыском»). К решенным делам применялся принцип, установленный в русском праве еще X главой Соборного Уложенья, — res judicata pro veriata habetur. Введение новой формы процесса не являлось основанием для пересмотра решенных дел.
Указ 21 февраля 1697 года был дополнен и развит «Кратким изображением процессов или судебных тяжб». «Краткое изображение процессов...», основываясь на принципах указа 1697 года, развивает их применительно к военной юстиции, военному судопроизводству, являясь, таким образом, специальным законом по отношению к общему закону.
В своей процессуальной части этот документ представляет собой специальный закон по отношению к Указу от 21 февраля 1697 г. Указ устанавливал общие принципы розыскного процесса, который, по мнению Ф.И. Калинычева, применялся в военных судах еще в ХVII веке ( по уголовным делам )[28]. « Краткое изображение...» — военно-процессуальный кодекс.
Он вносит существенно новые формы и институты в процессуальное право России. Эти нововведения в определенной мере проистекают из западных источников, которыми пользовались составители русских воинских законов, но они отражают и уровень общественно-политического и правового развития России, достигнутый ею к началу XVIII века, дальнейшее развитие абсолютизма.
Однако, поскольку « Краткое изображение...» имело ограниченную сферу применения и поскольку оно было именно кратким, нельзя сказать, что Соборное Уложение в части, касающейся розыскного процесса, полностью потеряло силу.
По словам Владимирского-Буданова, в «Кратком изображении...» « нашло себе место полное применение понятия следственного (инквизиционного) процесса...»[29]. Тем не менее отдельные элементы состязательности все же сохраняются : возможность для сторон проявлять некоторую инициативу в движении дела, обмен челобитной и ответом, определение круга спорных вопросов и доказательств и др. Впрочем, «чистого» следственного процесса, очевидно, не бывает.
Можно отметить в рассматриваемом документе такую тенденцию : инициатива сторон сужается за счет расширения прав суда; в то же время деятельность суда и оценка им обстоятельств дела все жестче регламентируются законом, для проявления собственного усмотрения и какой-либо инициативы судей почти не остается места. Воля сторон и воля суда поглощаются и заменяются волей законодателя. В этом и проявляется укрепление абсолютизма с его стремлением сосредоточить все области жизни в руках одного лица - самодержавного монарха.
«Краткое изображение...» посвящено почти целиком вопросам судоустройства и процесса. Изредка встречаются статьи ( и даже последняя глава ), содержащие нормы материального уголовного права. Отделение процессуального права от материального - большое достижение русской законодательной техники начала XVIII века, неизвестное еще Соборному Уложению.
Вместе с тем еще не разграничиваются уголовный и гражданский процесс, хотя некоторые особенности уже намечаются ( например, в порядке обнародования приговоров ). Общий ход процесса, названия процессуальных документов и действий, в принципе, одинаковы и для уголовных, и для гражданских дел.
В отличие от Соборного Уложения «Краткое изображение ...» построено весьма четко. Вначале идут две главы, носящие как бы вводный характер. В них даются основная схема судоустройства и некоторые общие положения процесса. Затем идет последовательное изложение хода процесса, своеобразно разделенное на три основные части.
Формулировки закона несравненно более четки, чем в Соборном Уложении. Пожалуй, впервые в русском праве часто даются общие определения важнейших процессуальных институтов и понятий, хотя и не всегда совершенные. Законодатель не редко прибегает к четкому перечислению классификации отдельных явлений и действий. Некоторые статьи закона содержат в себе не только норму права, но и ее теоретическое обоснование, иногда с приведением различных точек зрения по данному вопросу.
По своей законодательной технике «Краткое изображение...» стоит достаточно высоко. Вместе с тем нужно отметить один внешний недостаток закона. Это — пристрастие законодателя к иностранной терминологии, обычно совсем ненужной и не всегда грамотной. В.О. Ключевский отмечал, что Петр I не очень силен в русской грамматике. Надо полагать, что в иностранных языках он был не сильнее. Еще С.М. Соловьев отметил, что Петр в отличие от его старших братьев, не получил серьезного образования. Он был по преимуществу самоучкой, хотя и гениальным самоучкой[30].
Закон закрепляет стройную систему судебных органов, не известную до Петра I, довольно четко регламентирует вопросы подсудности. Для осуществления правосудия создаются специальные органы. Однако они все еще не до конца отделены от администрации. Судьями в военных судах являются строевые командиры, в качестве второй инстанции выступает соответствующий начальник, приговоры судов в ряде случаев утверждаются вышестоящим начальством. Нет пока деления на органы предварительного следствия и судебные органы.
В соответствии с этим в процессе отсутствует деление на предварительное производство и производство дел непосредственно в суде.
Владимирский-Буданов считал, что «Краткое изображение...» было заимствовано из западных источников. В нем нашло свое отражение полное применение понятия следственного (розыскного) процесса. Процесс становиться тайным и письменным (вместо судоговорения установлен двукратный обмен бумаг между сторонами). Истец подавал письменное заявление. Ответчик представлял возражение также в письменном виде. Такая форма процесса применялась не только в военных судах, но и во всех судах как по уголовным, так и по гражданским делам. Представительство допускается только при не возможности сторон лично явиться в суд и только по некоторым делам.
«Важнейшим недостатком петровского процесса обыкновенно считают введенное им учение о формальном значении доказательств (то есть заранее установленной оценке их законом, а не судьею). Но при исключительном господстве следственных начал в процессе, это скорее достоинство, чем не достаток: ибо произвол, данный судье, был столь велик, что без ограничения его теорию формальной силы доказательств, само понятие суда утрачивалось бы: приговор являлся бы простым решением судьи по его усмотрению»[31].
Собственное признание по-прежнему считалось доказательством. Оно являлось «лучшим свидетельством всего света». Благодаря такому ошибочному взгляду, процесс преимущественно направляется к выколачиванию собственного признания пыткой, применение которой значительно возросло.
Вторым видом доказательства были свидетельские показания. Законодатель различал силу свидетельских показаний в зависимости от моральных качеств свидетеля, его пола, общественного положения и отношения их к сторонам. В первом случае к свидетельству не допускаются «преступники, явные прелюбодеи, люди, не бывшие у исповеди»[32]; во втором случае сила свидетельских показаний больше если свидетель мужчина (а не женщина), знатный человек (а не простолюдин), духовный (а не светский), и ученый. В третьем случае свидетельство родственников не допускалось. Число свидетелей определяется со стороны минимума: показания одного не являются доказательством.
В петровском процессе уцелел «один из видов суда Божьего, именно Очистительная присяга, к которой допускается обвиняемый в том случае, когда против него не было других достаточно весомых улик; впрочем законодатель неодобрительно смотрит на присягу, предпочитая лучше оставить человека в подозрении»[33]. С принятием присяги подозреваемый считался оправданным. В случае отказа от присяги, он признавался виновным, но наказывался значительно слабее, чем при установлении его виновности другими, более верными доказательствами.