Особенно беспокоила Стронга привычка иммигрантов употреблять алкоголь и, как следствие этого появление и процветание многочисленных питейных заведений, так называемых “салунов”, которые, как казалось ему, начинали контролировать и законодателей, и исполнителей закона. По его мнению, “салун” стал уже тогда своеобраазным политическим институтом. «Его политическая поддержка может иметь решающее значение, потому что владельцы ‘салунов’—это прежде всего владельцы ‘салунов’, а потом уже демократы или республиканцы,—возмущался Стронг.—И если их торговля в опасности, для них легче сменить политические взгляды… и использовать это в интересах бизнеса. Талантливый нью-йоркский политик, имеющий репутацию непьющего верующего человека, сказал, что он скорее выберет поддержку салуна чем поддержку церкви».[128] Причиной растущей власти содержателей баров опять объявлялись иностранцы. Стронг заявлял: «Это иммиграция поддерживает власть спиртного, и мы имеем “спиртной голос». Иммиграция поставляет большинство жертв мормонизма, и мы имеем «мормонский голос». В иммиграции сила католической церкви, и мы имеем «католический голос». Иммиграция породила и вскормила американский социализм, и у нас возник «социалистический голос». Иммиграция течет в города, и создает там политическую неразбериху. Нет более серьезной угрозы для нашей цивилизации, чем наши города, управляемые толпой».[129] Таким образом, делался вывод о недопустимости продолжения такого притока иммигрантов.
Один из первых критиков неограниченной иммиграции на научной основе был социолог Р. Мэйо-Смит. В 1890 г. вышла его книга «Эмиграция и иммиграция».[130] Основатель Лиги ограничения иммиграции П. Холл рекомендовал ее позже как «лучшую работу современности» по вопросам иммиграции.[131] Одной из проблем, занимавших Мэйо-Смита, была проблема участия иммигрантов в политической жизни Америки. В то время получить американское гражданство для большинства из них было несложно. Переселенцы наводнили крупные промышленные центры, а в некоторых городах они составляли большинство населения, таким образом, определяя исход местных выборов. Приехав из стран, политические системы которых имели мало общего с американской демократией, иммигранты считались политически отсталыми, неспособыми осознать свою ответственность за голосование на выборах и самостоятельно принять решение. Мэйо-Смит показывал на примере штата Массачусеттс, что «в то время как среди коренных американцев штата только 54,5%—люди старше 20 лет, среди иммигрантов—84,5%. Между тем мужчины старше 21 года, т.е. имеющие право голоса, составляли 25,5% всего населения США; прри этом коренные белые американцы мужского пола в этом возрасте—22,4% коренного белого населения; в то время как белые иммигранты старше 21 года—46% от общего числа белых иммигрантов».[132] Выходило, что следствием такого соотношения могло быть преобладание иммигрантов с правом голоса над коренными американцами в местах, где общая численность их была равной. Мэйо-Смит отмечал, что в 14 штатах иностранцам разрешалось голосовать на выборах штатных легислатур (следовательно, опосредованно на выборах в конгресс) после того как они устно заявляли о своем намерении натурализоваться, хотя и не подавали официального прошения об этом и могли вообще этого не делать. В штатах Алабама, Арканзас, Делавер, Флорида, Индиана, Миннесота, Миссури, Северная Каролина, Северная Дакота, Техас и Висконсин для участия в выборах необходимо было прожить год и заявить о своем намерении стать гражданином США. В Колорадо, Канзасе, Небраске и Орегоне ценз оседлости был еще ниже—6 месяцев.[133]
Мэйо-Смит критиковал стремление политиков завоевать симпатии иммигрантов в городах путем потакания их «неамериканским» запросам. Например, ирландцы требовали, чтобы Америка строила свои отношения с Великобританией в зависимости от состояния отношений последней с Ирландией. Немцы во многих местах «контролировали действия политиков в отношении спиртных напитков, часто будучи в оппозиции с настроениями местного населения».[134] Отсюда, как мы видели на примере Стронга,—употребление в общественно-политической лексике того времени выражений «немецкий голос», «ирландский голос» и т.д. Мэйо-Смита беспокоило и влияние римской церкви, основанное на «голосовании согласно указаниям священников». Он писал, что подобное влияние, без сомнения, оказывалось католиками в штате Нью-Йорк с целью получения и использования общественных средств и земель для нужд церкви.[135] Другим аспектом проблемы было ухудшение состояния дел в городском управлении, которое также связывалось Мэйо-Смитом с преобладанием иммигрантов на выборах в городах. «Недавние вспышки анархизма и социализма» он также относил на счет влияния иностранцев: «…Социализм и анархизм не произросли на американской почве, и их происхождение не англо-саксонское».[136] В целом, экономические и политические воззрения иммигратов виделись социологом как «абсолютно отличные от тех, что свойственны англо-говорящей расе».
В декабре 1890 г. президент Американской экономической ассоциации Ф. Уокер объявил: «Перспективы нации неясны. Предмет [иммиграции] требует постоянного и полного внимания». Он призвал ассоциацию изучить проблему в целом и предложить американскому народу свои выводы.[137] С начала 1890-х гг. периодические издания стали говорить о важности скорого принятия конкретных действий. В одной из передовиц республиканской «Нэйшн» в сентябре 1891 г. указывалось, что проблема иммиграции достигла такой остроты, когда необходимо предпринять более решительные шаги для ее решения. Главное беспокойство вызывало относительное и абсолютное увеличение количества иммигрантов «латинских рас»—носителей традиций и привычек, чуждых американской цивилизации, не имеющих ничего общего с англо-саксонской культурой. Тревожной тенденцией было названо также преобладание среди иммигрантов представителей низших социальных слоев.[138] Тогда же Г. К. Лодж отметил, что проблема иммиграции привлекает «с каждым днем все больше внимание общества», и те, кто понимает, что «это самый сложный вопрос для американского народа»—принадлежит к числу «самых серьезных и проницательных людей общества».[139]
Имидж иммигранта стал приобретать все больше отрицательных черт. Примером этого может служить описание итальянца—«даго», которое было дано Э. Морганом в ежемесячном популярном научном обозрении в статье под звучным названием «Что нам делать с ‘даго’?» (1890): “Этот даго, кажется, не только кучкуется в стадо, но и дерется,—писал Морган.— Нож, которым он разрезает хлеб, используется им для того, чтобы отхватить ухо или палец другого «даго», или чтобы полоснуть по его щеке… Зрелище человеческой крови знакомо ему так же хорошо, как и зрелище пищи, которую он употребляет… Его женщины следуют за ним как собаки, ожидают обращения не лучше чем с собаками, и не имеют ни малейшего представления, как вести себя, без постоянной череды ударов и пинков… Очевидно, что ему нечего терять, и с любой точки зрения он не может ничего приобрести—даже в самой суровой тюрьме, которую только мог изобрести американский ум».[140]
Порою дело доходило до открытых столкновений. В марте 1891 г. в Новом Орлеане толпа линчевала оправданных судом 11 итальянцев, подозреваемых в убийстве шефа местной полиции. Стоявшие на улице жители, не дождавшиеся обвинительного приговора, расправились с иммигрантами сами. Судилище обсуждалось по всей стране, действия горожан вызвали одобрение. Сенатор Г. К. Лодж ответил на это событие очередной статьей в «Североамериканском обозрении», где писал о наплыве в страну людей, «далеких от нас расой и кровью», «почти полностью неграмотных и в большинстве своем лишенных профессии, образования и денег». Что же касается подвергнутых суду Линча, утверждал политик, то в Америке “по отношению к итальянцам как таковым никакой враждебности не существует”. Наоборот, их воспринимали до сих пор как “старательных людей, склонных к ссорам в своем кругу, но в целом бережливых, работящих, воспитанных”.[141] Убитых постигла печальная участь, поскольку большинство в толпе верили, что итальянцы принадлежат к секретному преступному обществу, ответственному за убийство полицейского: «Распространено мнение,—указывал Лодж,—что это сообщество не только ответственно за убийство шефа полиции, но что оно расширяет сферу своих действий и контролирует суды, используя угрозы, а также постепенно распространяет свой контроль на правительство города и штата».[142]
Итальянцы представляли частный случай, однако антипатия к отдельным этническим группам сливалась в неприязнь ко всей иммиграции из Южной и Восточной Европы в целом. При этом овертоном звучали слова о расовой неполноценности «новых» иммигрантов. Так, упомянутый президент Массачусеттского института технологий Ф. Уокер озаглавил свою статью в журнале «Форум» «Иммиграция и деградация». В ней он старался систематично описать отличия «новой иммиграции» от «старой»: иммигранты прибывают «все более из стран Южной и Восточной Европы—народы, которые не смогли сами отстоять для себя благ в течение войн между расами на протяжении веков и в борьбе с тяжелыми природными условиями; народы, которые менее всего способы приспособиться к нашим политическим порядкам и общественной жизни, и которые до сих пор находятся на самой низкой стадии промшленного развития». Уокер являлся, по мнению историка Хайэма, «американцем, внесшим оригинальный вклад в нэйтивистскую мысль конца XIX века».[143] Он развил теорию о демографическом вырождении американской расы при увеличении уровня естественного прироста среди иммигрантов и его уменьшения среди коренного населения. Являясь директором ценза 1870 г., он раньше всех увидел эти опасные с его точки зрения тенденции. Впоследствии проблема иммиграции полностью захватила его внимание.[144]