НЕМЕЦКИЙ МЕНТАЛИТЕТ И ПРОИСХОЖДЕНИЕ ДВУХ МИРОВЫХ ВОЙН
Райнер Бендик
Ментальности - это совокупность взглядов и представлений людей, которые находят выражение в их мыслях и поступках. Они воплощаются в определенных моделях восприятия, надежд, суждений и поведения. Ученые, исследующие историю ментальностей, пытаются определить роль человека как существа мыслящего, чувствующего, обладающего определенными потребностями и желаниями в историческом процессе. Наука изучает варианты поведения, поступков и т.п людей в каждый данный конкретный момент1.
С учетом вышесказанного автор настоящей статьи делает попытку проанализировать, какие специфически немецкие модели ожиданий и поведения могут рассматриваться как причины двух мировых войн и как объясняется само возникновение такого рода ментальности в немецком обществе.
Ментальности по своей природе субъективны. Для того, чтобы получить репрезентативные данные, необходимо изучить источники, формирующие модели восприятия и суждений, доминирующие в том или ином обществе. Одним из таких источников являются школьные учебники и атласы по истории. Они знакомят молодое поколение с ценностями и нормами жизни старших, с их пониманием истории и надеждами на будущее. Школьные учебники призваны передавать историческое знание молодым и одновременно давать интерпретацию исторической самооценки и формировать представление о мире в целом, характерное для данного общества. Таким образом, школьные учебники и атласы могут рассматриваться как своего рода "национальные автобиографии".
Предлагаемая статья посвящена немецким школьным учебникам > истории и историческим атласам, изданным в период с 1900 по '45 г. Их изучение поможет понять то влияние, которое первая мировая война оказала на немецкую интерпретацию истории. Основная проблема, которую предстоит разрешить, - была ли война уже теоретически обоснована до 1914 г. или события войны и ее последствия формировали новый взгляд на историю и на будущее страны. Возникает ряд вопросов: под каким углом зрения до 1914 г. рассматривались соседние страны, ставшие позднее врагами? Явилась ли первая мировая война подтверждением прежних исторических представлений или ее временники были вынуждены их пересмотреть? Как поражение в войне и Версальский мирный договор интерпретировались в 20-30-е годы ? Какая существует связь между тем, как трактовалась история во времена
времена Веймарской республики и Третьего рейха? Не делала ли сама трактовка немцами истории первой мировой войны возможным развязывание второй мировой войны?
До 1914 г. в немецких учебниках внешнеполитическое положение рисовалось в мирных тонах. И лишь изредка в учебниках можно встретить угрожающие сценарии развития событий, которые в политических дискуссиях стали доминировать после отставки канцлера Бюлова. В наиболее распространенном немецком учебнике по истории Фридриха Нойбауэра не содержалось утверждения, что Германия находится в окружении враждебных государств, вплоть до издания, увидевшего свет весной 1914 г. Впрочем, позиция Нойбауэра была исключением. В других же учебниках особо подчеркивались "достижения Кайзера на благо мира", утверждалось, что "в качестве надежного защитника мира" он немало преуспел в суровой борьбе с внешней опасностью. В книге для чтения Мартенса провозглашалось, что благодаря сдержанности немецкой политики не только целое поколение живет без войны в Европе, но также ослаблены напряженность и разногласия между отдельными государствами (особенно между Германией и Францией)4. Распространенный упрек в адрес школьных учебников — они отстают от жизни - не может служить объяснением того, почему в них не нашла отражение охватившая общество истерия по поводу враждебного окружения. Хотя общепризнанно, что требуется около десяти лет, чтобы последние научные изыскания заняли свое место в школьных учебниках5, все же и самые свежие события находили в них свое отражение. Учебники стали одним из компонентов всей системы интерпретации истории, господствовавшей в обществе. Школьная программа 1901 г. ставила перед прусской школой задачу в первую очередь на уроках истории "наглядно показывать тот вклад, который внес царствующий дом в улучшение жизни общества"6.
Исходя из этого в школьных учебниках акцент делался на внутриполитическом развитии; при этом превозносилась государственная социальная политика и осуждались цели, которые выдвигали социал-демократы. К тому же критическая оценка внешнеполитической ситуации могла бы посеять сомнения в правильности политического курса, определяемого императором, поскольку она была не в состоянии отвести воображаемую угрозу и достигнуть желаемых результатов. Главной оказывалась не задача передачи конкретных знаний, а прославление монарха. Однако надо отметить, что в ходе общественной дискуссии выявились различные взгляды. С другой стороны, немецкое меньшинство по ту сторону границ автоматически рассматривалось как аванпост немецкой экспансии. Имея в виду такую возможную перспективу, на этнографических картах особо были обозначены территории,
куда "естественным образом" могла устремиться экспансионистская политика Германии. Журнал пояснял, что "во все известные нам периоды истории" Россия была "местом поселения немцев"7. Проживание немецкого меньшинства на Балтийском побережье, распространение немецкого языка в письменной и устной речи через Балтику и Скандинавию втягивало весь Балтийский регион в "сферу немецкой культуры", в которой немцы с их идеей "более высокой культуры" демонстрировали свое превосходство над славянами8.
До 1914 г. школьные учебники истории и атласы содержали лишь легкий намек на такого рода взгляды. Была опубликована этнографическая карта Центральной и Восточной Европы, на которой были указаны национальные меньшинства, а восточнопрусская провинция Позен и Восточная Пруссия обозначались как польские территории. Однако никаких сопровождающих карту комментариев не было. Данный пример свидетельствует о том, что страхи и притязания "пангер-манцев" не являлись в то время доминирующими, и не они определяли общий характер убеждений, разделяемых немецким обществом. До 1914 г. государственные власти не испытывали желания прививать подобные взгляды молодежи.
Преподавание истории во время первой мировой войны многократно критиковалось и в конечном итоге подверглось фундаментальному пересмотру. Специальные педагогические издания выражали согласие, что школьные учебники не соответствуют современным политическим условиям. "Теперь, когда Мировая война развязана, это должно быть изменено... Недостаточно просто описывать события войны, но гораздо важнее изучить ее причины и оценить ее последствия".
Следовательно, прежние методологические и дидактические подходы больше не отвечали потребностям времени. Необходимая в условиях войны мобилизация сделала невозможным (с точки зрения ряда педагогов) и далее видеть свою первоочередную задачу в прославлении верховной власти. Напротив, теперь ученики должны были стараться уяснить себе, почему вчерашние соперники превратились во врагов, и за что воюет Германия. Для этой цели был по-новому сгруппирован весь учебный материал, была изменена и основополагающая ориентация уроков истории.
Эти новые требования были учтены прусским учебным планом, утвержденным в сентябре 1915 г. Согласно ему, будущее изучение истории в итоге должно было начинаться не с античности, а с прусско-немецкой истории, к традиционному хронологически построенному учебному курсу возвращение предусматривалось не ранее, чем через два года.
Периодические издания, посвященные общеобразовательным проблемам, в целом приветствовали новый учебный план. Единственным, кто подверг критике реформу 1915 г., был журнал, издаваемый Ассоциацией учителей истории Перекомпоновка учебного материала за счет истории средних веков и античности представлялась, по его
мнению, опасной для немецкого уровня образования. Однако в ходе войны журнал изменил свой взгляд на это. В 1918 г. он присоединился к общему хору, выразив опасения, что школьные программы, начинающиеся с изучения периода античности, могут воспитать подрастающее поколение в чрезмерно "космополитическом" духе. Теперь журнал заявлял, что рассказы о храбрости и патриотизме немецких солдат, обладающих моральным превосходством над противником, действительно могли бы занять место античной истории10.
Постепенный пересмотр ранее высказываемых взглядов свидетельствовал о том, что после четырех лет войны немыслимо было преподавать историю, опираясь на довоенные представления, ибо война доказывала ложность ценностей и взглядов мирного времени. Соответственно они не могли вновь обрести свою значимость и после перемирия. Депутаты Прусского ландтага по сути согласились с происходившей девальвацией ценности мира. Не только ораторы от консервативной или национально-либеральной партий хотели, чтобы уроки войны определяли общую направленность преподавания в школе. Представители католической партии Центра также заявили: "Образовательные ценности и методика преподавания истории военного времени должны быть использованы на благо всех наших школ и в условиях мира. Указ министра образования... но преподаванию истории в школе - это шаг в данном направлении"11.
Прусский ландтаг утвердил таким образом позицию, которой придерживались откровенно националистически настроенные авторы. Война приветствовалась как "наставница" или "очистительный огонь", а мир осуждался как время упадка. В августе 1914 г. немецкий народ преодолел все свои социальные и религиозные разногласия и выступил единым фронтом против врага. Заново возникшее единение людей рассматривалось как выражение нового образа мышления и как мощный аргумент в пользу авторитарного государства. Лозунг "Идеи 1914 г." они противопоставили демократическому лозунгу "Идеи 1789 г.". Для некоторых авторов мировая война была, таким образом, возможностью восстановить Германскую империю на действительно национальных основах: "Германия должна быть установлена на все времена. Более того, настоящая, подлинная Германия — вот что должно быть создано в первую очередь"12. Либералы и даже социал-демократы тоже разделяли такую оценку значения войны для страны. В мае 1915 г. Гертруда Боймер, ставшая позднее членом ландтага от Демократической партии, заявила при единодушной поддержке конференции Союза женщин-учителей, что "нормы для будущего должны быть определены сейчас так, чтобы они ни на один день не становились ниже, чем тот дух, который сейчас, во время величайшего напряжения всех сил, охватил наш народ". Предметом ее особой озабоченности было "построить будущее, достойное нашего великого настоящего и обеспечить устойчивое влияние нынешнего великого народного подъема на любое культурное начинание"13. По мнению Конрада Хениша, докладчика по вопросам образования от Социал-демократической партии в Прусском ландтаге, война выявила несоответствие старых взглядов современности. Он выразил надежду, что "в будущем идеи 1914 г." станут доминирующими в немецком обществе в гораздо большей степени, "чем идеалы 1789 г. и 1848 г."14.