С 1601 по 1616 гг. пост Вице-камергера двора занимал Джон Стенхоп, близкий друг и сосед по имению Р. Сесила. Госсекретарю стоило больших усилий отстоять за Стенхопом эту должность при формировании нового двора. Яков I считал, что в соответствии с идеей равного представительства англичан и шотландцев во властных структурах пост Вице-камергера должен быть передан шотландцу. В связи с этим на Стенхопа оказывалось очень сильное давление, и он был вынужден реже бывать при дворе. В конце концов, в феврале – марте 1616 г. Стенхоп был вынужден под давлением писем от короля передать пост, но не в пользу шотландца, а Джону Дигби, который был активным сторонником испанского брака принца Карла.[70] К тому времени проблема унии отошла на второй план, а внешняя политика во многом зависела от расклада внутриполитических сил.
Д. Дигби занял пост Вице-камергера по возвращении из Испании в марте 1616 г. До этого он был камергером Ближней Палаты (с 1605 г.) и королевским стольником. В 1606 г. Дигби был посвящен в рыцари. В 1610-е гг. он неоднократно являлся послом в Испании, активно подготавливая "испанский брак", за что в 1618 г. получил баронский титул, а в 1622 г. – титул графа Бристоля. Несмотря на частые отлучки на континент, Дигби успевал активно вмешиваться во внутреннюю политику и в управление двором, в частности, участвовал в распределении придворных постов и организовывал встречи испанских послов с королем[71].
В конце правления Елизаветы и при Якове Стюарте должность Вице-камергера часто совмещалась с постом казначея Королевской Палаты (Treasurer of the Chamber). Он отвечал за расходы департамента, его казну, рассчитывал годовой бюджет Палаты и выплачивал жалование ее слугам. Казначей Королевской Палаты вместе с казначеем-кассиром низшего департамента были главными финансово-ответственным лицами двора. На их имя Казначейство выделяло средства предназначенные для содержания хаусхолда[72].
В 1618 г. казначеем Палаты был назначен Уилиям Ювидейл (Uvedale). Пост был отделен от должности Вице-камергера в силу частого отсутствия Д. Дигби в зарубежных посольствах и У. Ювидейл стал действительным финансовым управляющим Палаты.
Должность казначея Палаты была введена в первые годы правления Генриха VIII. С момента ее учреждения завершилось создание административно-финансовой системы раннетюдоровского периода. В это время Палата стала центральным финансовым ведомством государства. Ей были переданы доходы от коронных земель и от доходных судов. Но, как уже отмечалось, эта система просуществовало не долго – до реформ государственного управления Т. Кромвеля, когда казначей Палаты был поставлен в зависимость от государственного Казначейства. Он должен был предоставлять туда регулярные отчеты, после чего получал ассигнования на нужды департамента.
Занятие финансово-ответственного поста всегда было сопряжено с риском сокращения собственных доходов и даже разорения[73]. Подобно другим финансовым должностям, казначей Королевской Палаты нес личную ответственность за доходы и расходы своего ведомства, вплоть до покрытия дефицита и долгов бюджета из собственного кармана.
На протяжении всей второй половины XVI в. Королевская Палата постоянно испытывала нехватку средств. Суммы, поступавшие из Казначейства, с трудом покрывали растущие расходы департамента. Большая их часть шла на устройство придворных церемоний и развлечений (маскарады, спектакли, игры, рыцарские турниры), прием иностранных постов и выплату жалования слугам. Последнее иногда даже задерживалась, и часть оплаты некоторых групп слуг департамента была переведена в Счетную Палату низшего департамента.
Расходы еще более возросли с вступлением на престол Якова I Стюарта. Пытаясь преодолеть собственную стесненность в средствах, он выделил часть поступавших в Палату ассигнований в распоряжение своего личного казначея (Keeper of the Privy Purse, буквально — хранитель "личного кошелька"). Личный казначей короля хранил наличные деньги, из которых должен был оплачивать повседневные расходы монарха.
Должность личного королевского казначея была создана Генрихом VII, но до начала XVII в. она объединялась с постом королевского постельничего. При Якове это уже самостоятельная фигура в составе Королевской Спальни. Как правило, пост занимал один из королевских фаворитов. Личный королевский казначей, единственный из всех финансово-ответственных постов двора, не отчитывался ни перед кем, кроме короля. Отчеты о его расходах прекратили поступать в Казначейство именно при первом Стюарте (с 1605 г.), когда пост занимал один из шотландцев— Джордж Хоум[74].
Показательно, что расходы "личного кошелька" короля за первые пять лет правления Якова I возросли в 5 раз по сравнению расходами за тот же срок в последние годы правления Елизаветы. Это один из самых высоких приростов королевских расходов в процентном отношении, сравнимый только с процентом роста содержания всего королевского хаусхолда в целом[75].
В конце правления Елизаветы отмечалась тенденция к сокращению ассигнований на ее личную казну и к переводу ее личных расходов на попечение Казначейства. Их основу составляли обыкновенные бытовые расходы королевы на одежду, седла и т.д. С приходом Якова I эта тенденция была остановлена, и роль "личного королевского кошелька" резко изменилась.
В 1606 г. Хоум оставил пост канцлера государственного Казначейства, после чего поступления из государственного финансового ведомства в распоряжение личного королевского казначея сократились. По подсчетам Н. Кадди, в 1603-1605 гг. в "личный кошелек" короля поступило около 23.000 ф., а в 1605-1611 гг. всего 11.600 ф.[76]. Ф. Дитц оценивает расходы личного казначея за первые полные три года правления Якова Стюарта 1604-1606 гг. в 25.500 ф., а за следующие три года (1607-1611) в 10.750 ф.[77] Казалось бы на лицо явное снижение личных королевских расходов, но эти подсчеты не учитывают экстраординарных поступлений, которые резко возросли. В действительности произошло изменение источников для ассигнований "личного кошелька" короля, потому что Казначейство не могло в должной мере обеспечить непостоянные по своей природе и чрезвычайные по своему объему потребности короля. Произошло своеобразное перераспределение финансовой ответственности между Казначейством и личным казначеем Якова I.
Главное место в расходах личного казначея заняло не обеспечение материальных потребностей короля, что перешло в руки Казначейства и казначея Королевской Палаты, а распределение денежных наград, подарков, пожалований в пользу ближайших королевских слуг Якова I. "Личный кошелек" превратился в своего рода финансовую службу двора для обеспечения важных услуг и неотложных дел в интересах короля.[78] Значительное количество средств поступало в обход Казначейства. Например, в июле 1614 г. 5.400 ф. поступило от новых барристеров (serjeants-at-law) в качестве должностных вступительных взносов, а в 1619 г. — 6.000 ф. от лондонского Сити за подтверждение хартий. При этом большинство поступлений в "личный кошелек" не предназначалось для общественного ознакомления. Дополнительно часть сумм для личных королевских расходов выделялась из Большого Королевского Гардероба, которым одно время также руководил шотландский фаворит Якова I и камергер Спальни Джеймс Хей (Hay)[79], а в 1620-е гг. значительные средства поступали через Бэкингема от продажи титулов и должностей.
Хранитель личного кошелька Д. Хоум проявлял высокую политическую и административную активность на других постах, через него Яков I фактически осуществлял управление Шотландией, что вызывало необходимость в частых отъездах фаворита из Англии. Поэтому практическое ведение расходов и поступлений "личного кошелька" с 1606 г. находилось в руках заместителя и слуги Хоума Роберта Джосси.[80] Джосси вел бухгалтерию и выдавал средства из личной королевской казны до 1611 г. Джосси как камер-юнкер, или грум, входил в состав Королевской Спальни, помимо того, он являлся грумом Малого или Личного Королевского Гардероба, т.е. принимал участие в церемонии облачения монарха.
С 1611 г. "личный кошелек" Якова I был снова передан непосредственно в руки одного из ведущих шотландских королевских слуг Джона Марри (Murray)[81]. Он сохранил его до конца яковитского правления. Марри, позднее шотландский граф Аннандейл, занимал одно из ключевых мест в системе патрон-клиентных и политических отношений раннестюартовского двора. Его влиятельное положение было подтверждено повышением в 1622 г. с должности камер-юнкера до поста камергера Королевской Спальни. В последние годы жизни Якова I к Марри перешел контроль за печатью в виде королевской подписи (подробнее см. п. 2).
Значение должности личного королевского казначея подчеркивалось тем фактом, что он входил в состав Королевской Спальни, которая при Якове стала независимой от остальной Палаты. В нее входили только самые приближенные к монарху слуги.
Именно Королевская Спальня (Bedchamber) стала социально-политическим и пространственным центром раннестюартовскогo двора, ведущей придворной службой с момента восшествия на престол Якова I.