В классических мусульманских странах государство и его институты выражают исторически сложившийся компромисс светских и духовных начал в управлении мусульманским обществом. Поэтому, естественно, что именно государство в мусульманских обществах выступает наиболее последовательным противником движений сторонников “чистого ислама”. Часто, это в первую очередь касается таких государственных институтов, как армия.
Именно государство и армия ведут жесткую борьбу со сторонниками идеи “чистого ислама” из Исламского фронта спасения (ИФС) в Алжире. Турецкая армия оказала давление на позиции радикальной исламской партии РЕФА бывшего премьер-министра Эрбакана, добившись ее запрещения, полагая, что идеи “чистого ислама” несут угрозу стабильности основ турецкого государства. Жесткие меры против так называемых “неоваххабитов” предпринимает даже правительство Саудовской Аравии, которое, согласно действующим в территории бывшего СССР стереотипам, стоит за радикальными “ваххабитскими” организациями по всему миру. В данном случае “неоваххабиты” представляют серьезную угрозу традиционной системе организации власти в Саудовской Аравии, в основе которой лежат идеи классического “ваххабизма”.
В Афганистане на момент появления движения Талибан в 1994 году практически полностью отсутствовали институты централизованного государства. Это обусловило слабость позиций традиционной элиты. И, в первую очередь, это имело отношение к традиционной пуштунской элите. Крах институтов централизованного афганского государства в ходе гражданской войны 1992-94 гг. объективно задел интересы именно этнических пуштунов.
Централизованное государство в Афганистане с момента его образования всегда было государством, где доминировали этнические пуштуны. В то же время, исторически пуштунские племена всегда имели высокую степень автономности от центрального правительства в Кабуле. “Племя поступилось частью своей ответственности за поддержание социальной стабильности и обеспечения обороны от влияния извне в пользу центральной власти при сохранении, тем не менее, большей части ответственности за собой”/18. Многолетняя война в Афганистане и политические эксперименты серьезно ослабили взаимную зависимость самостоятельных пуштунских племен и государства. Разрушение институтов государства в ходе событий 1992-94 гг. сделало самостоятельность пуштунских племен и полевых командиров почти абсолютной в ходе естественных процессов дефрагментации Афганистана. Мы уже отмечали ранее, что распад Афганистана отвечал локальным интересам локальной пуштунской элиты, усилившей с вои позиции в ходе войны.
Уникальность афганской ситуации заключается в том, что когда движение сторонников идей “чистого ислама” Талибан появилось в 1994 году в южных районах Афганистана, ему пришлось иметь дело только с многочисленными разрозненными военно-политическими и псевдогосударственными объединениями, представлявшими из себя независимые друг от друга отдельные части традиционной системы организации афганского общества. Пуштунская традиционная элита не могла противостоять давлению со стороны движения Талибан. Отсутствие централизованных государственных институтов способствовало деморализации традиционной пуштунской элиты. Движение Талибан несло объективную угрозу традиционным ценностям и власти пуштунской элиты. Однако, в 1994 году противостоять жестко структурированной организации сторонников “чистого ислама” пуштунская традиционная элита не могла.
Движение Талибан сравнительно легко захватило город Кандагар, ставший его столицей, и южные районы Афганистана с преимущественно пуштунским населением. Объективные противоречия между традиционной системой организации пуштунского общества и угрозой, которую представляли для нее устремления движения Талибан, заставило почти всех влиятельных пуштунских политиков составить оппозицию движению Талибан. Все пуштунские партии бывшего Пешаварского альянса, Хекматиара, Халеса, Гейлани, Сайяфа, Наби Мохаммади, Моджадедди, выступили против движения Талибан.
В то же время, пуштунские лидеры на местах не могли противостоять талибам. В большей степени это зависело не от военных возможностей движения Талибан, поддерживаемого Пакистаном. Важную роль сыграл тот факт, что власть традиционной элиты в пуштунских районах за годы войны в Афганистане серьезно ослабла, традиции осуществления власти были нарушены, системные связи внутри пуштунских сообществ оказались размыты. В Афганистане появилось большое количество деклассированных людей, потерявших привычные социальные ориентиры. Они и составили первичную социальную базу для пополнения рядов движения Талибан. Кроме того, объявленные лозунги наведения порядка, прекращения войны имели огромный успех в истощенной войной Афганистане.
В занятых движением Талибан к 1994 году южных и юго-западных районах Афганистана пуштунские сообщества приняли по отношению к нему зависимое положение. Однако, совершенно иная ситуация сложилась, когда движение Талибан столкнулось с военно-политическими объединениями, организованными на основе этнической солидарности национальных меньшинств Афганистана.
Институты централизованного государства в Афганистане были почти полностью разрушены в 1992-94 гг. в ходе гражданской войны. На тот момент дезинтеграция страны отвечала интересам практически всех военно-политических группировок, включая основные пуштунские объединения и организации национальных и религиозных меньшинств. Однако, в отличие от пуштунских организаций, интересы национальных меньшинств были более четко выражены.
Состояние раздробленности позволяло национальным меньшинствам в Афганистане получить ту долю самостоятельности и автономности, какой они никогда не обладали в централизованном афганском государстве с доминированием этнических пуштунов. Постоянная угроза пуштунской реставрации, равно как и конкуренция со стороны других организаций национальных меньшинств предопределили высокую степень этнической солидарности. В отличие от пуштунов, в 1992-94 гг. разделенных на множество самостоятельных центров власти, зоны влияния политических организаций национальных меньшинств почти полностью совпадали с территориями их расселением.
Высокая степень этнической солидарности была характерна для национальных меньшинств узбеков, таджиков, шиитов-хазарейцев. Их интересы, соответственно, представляли политические организации Джумбиш-Милли (Национальное исламское действие Афганистана, НИДА), во главе с генералом Дустумом, Исламское общество Афганистана (ИОА) во главе с Раббани/Масудом, Хезбе и-Вахдат (Партия исламского единства Афганистана, ПИЕА), возглавляемая Халили. Кроме того, к партии Раббани/Масуда принадлежал и губернатор Герата, в окрестностях которого проживало много этнических таджиков, Исмаил-хан.
В пределах контролируемых политическими организациями национальных меньшинств территорий, в 1992-94 гг. были в миниатюре созданы фактически независимые национальные псевдогосударства с минимальным набором необходимых государственных институтов.
Появление на афганской политической сцене движения Талибан создавало прямую угрозу интересам политических организаций национальных и религиозных меньшинств. Причем, эта угроза носила двоякий характер. С одной стороны, движение сторонников “чистого ислама” угрожало исторически сложившимся принципам организации традиционных обществ национальных меньшинств, включая и власть традиционной элиты. С другой - элиты афганских узбеков, таджиков и хазарейцев отдавали себе отчет, что появление новой политической организации движения Талибан означает начало процесса пуштунской реставрации в Афганистане, что представляло прямую угрозу их интересам.
В 1994 году на первый план для почти всех афганских военно-политических группировок вышла угроза распространения идей “чистого ислама” со стороны движения Талибан. Именно это легло в основу временного союза политических организаций национальных меньшинств и пуштунских группировок в борьбе против движения Талибан. Благодаря чему, дальнейшее продвижение талибов вглубь Афганистана было временно остановлено.
Натолкнувшись на сопротивление армии Ахмад Шах Масуда под Кабулом, талибы сосредоточили основной удар в северо-западном направлении в сторону туркменско-афганской границы. В ходе наступления в 1995 году были захвачены город и провинция Герат. При этом были разгромлены отряды губернатора Герата, члена партии Исламское общество Афганистана президента Раббани, одного из влиятельных полевых командиров времен войны с советским присутствием - Исмаил-хана. Исмаил-хан бежал на территорию Ирана, а отряды талибов вышли на границу Афганистана с Туркменистаном. Таким образом, уже в 1995 году был выполнен первый этап геополитической задачи открытия транспортных коридоров в регион Центральной Азии.
Планы открытия транспортных коридоров в регион Центральной Азии в тот момент имели и конкретное воплощение в виде идеи строительства газопровода и автомобильных дорог из Туркменистана через территорию Афганистана в Пакистан. Так, в 1995 году практически одновременно с выходом отрядов талибов на границу с Туркменистаном правительство этой страны предоставило компании “Юнокал” права на создание консорциума для строительства газопровода - от туркменско-афганской границы до города Мултан в Пакистане. “Талибы прошли по линии Кандагар - Герат, т.е. по афганской части основного магистрального пути, который должен связать Пакистан с Центральной Азией. Любопытно, что летом 1994 года был одобрен проект строительства железнодорожной линии от туркменской Кушки до пакистанского города Чаман. Ветка эта должна была пройти по западным районам Афганистана через Герат и Кандагар. И через некоторое время, в этих районах появились талибы”.[56]