Эмский указ не просто нанес ущерб деятельности украинофилов - он поставил под вопрос основы всего украинского движения. Несмотря на печальный опыт 1863 г., украинофилы еще надеялись на то, что если они будут придерживаться умеренных взглядов и апполитичности, им удасться избежать правительственных репрессий. Кулиш даже разработал целую теорию, обосновывающую чисто культурническую природу украинского движания, согласно которой русские обладали необычайно развитыми способностями к государственному творчеству, чего не было у украинцев, о чем свидетельствует их несчастливая история. Поэтому украинцам-де выгоднее оставаться в Российской империи, пользуясь ее мощью и престижем. При этом он считал, что украинцы с их великолепным фольклором в культурном отношении намного даровитее русских. Отсюда вполне логично вытекало то, что украинцам следует оставить политику русским и сосредоточиться на культурных делах. Однако Эмский указ развеял надежды Кулиша на то, что в отношениях между российской политикой и украинской культурой установятся взаимоотношенияпо принципу “живи сам и дай жить другим”, что в конце концов заставило его прийти к еще менее реалистическим взглядам на природу украинского культурничества.
Еще один из “отцов-основателей” украинского движения, Костомаров, после 1876 г. перешел на откровенную капитулянтские позиции. Человек, однажды написавший: “Пусть ни русские, не поляки не надеются, что они владеют землей, на котрой живут украинцы”, теперь советовал своим коллегам послушно следовать царской политике. Другие лидеры украинофилов, такие как Антонович и Житецкий, избрали путь компромисса. Сохранив приверженность идее культурной самобытности украинцев, они всячески подчеркивали, что это не означает ограничения благотворного влияния русской культуры и империи. Они действительно верили, что можно сохранить преданность и “малой” украинской родине, и более “широкому” российскому обществу, включающему в себя русских, украинцев и белоруссов. Остальные, такие как Борис Гринченко и Олександр Кониский, нисмотря ни на что считали себя исключительно украинцами и стремились свести к минимуму связи Украины с Россией. Однако у них не было конкретной реальной программы действий в сложившихся обстоятельствах. Таким образом, под угрозой царских репрессий среди украинофилов возникали существенные разногласия относительно целей и тактики движения и даже определения собственной национальной сути, что осложняло их и без того непростое положение.
Русофилы и народники в Галичине и Буковине.
В Галиции среди украинского, или, как здесь его называли, “руського” общества после десятилетнего застоя новое движение началось в 1859 году. Проект введения латинского алфавита в галицкой письменности, предложенный наместником Голуховским, был последней каплей, переполнившей чашу унижения галицких русинов. Поляки в это время захватили уже вполне в свои руки управление Галицией, став между краем и центральным правительством, и теперь этот проект введения латинского “абецадла” открывал перед галицким обществом перспективу полного ополячивания всей галицкой жизни. С большим единодушием выступали галицкие украинцы против этого проекта и своим единодушным протестом успели предотвратить эту “реформу”. Но этот успех был только эпизодом - возникал вопрос, как противостоять новому натиску полонизации, угрожавшему окончательно затопить галицкую Украину? Консервативные элементы галицкого общества, священники и чиновники, чувствовали свое бессилие разбудить народную жизнь. До сих пор они возлагали все надежды на австрийское правительство. Теперь, когда оказалось, что оно отдало Галицию в жертву полякам и ничего не хочет сделать для украинцев против воли поляков, надежды этих консервативных элементов обращаются к России.
Такое русофильское направление подготовлялось уже раньше старым славяно-российским языком, довольно близким к российскому книжному языку XVIII в., и традициям покровительства, оказывавшегося Россией православным в старой Польше. Затем влияли сношения с некоторыми русскими славянофилами (в особенности с Погодиным), поддерживавшими со своей стороны такое русофильское направление в Галиции. Большое впечатление произвел также финал венгерского восстания, когда Россия своими войсками помогла Австрии подавить это восстание; Россия осталась в памяти галичан как олицетворение державного могущества, безграничной политической мощи, и вообще Россия николаевских времен, придавившая так сильно Польшу после восстания 1831 года, рисовалась галичанам как идеальное царство справедливости и порядка. Австрию же в конце 1850-х годов постигли крупные неудачи в Италии, затем в 1860-х годах ее разгромила Пруссия; казалось что приходит конец самому ее существованию. И когда к этому же времени австрийское правительство вполне перешло на польскую сторону и отдало Галицию в полное распоряжение польской шляхты - консервативные элементы русинского галицкого общества все надежды своего спасения перенесли на Россию.
Они надеялись, что Российский государь в самом скором времени отнимет Галицию от Австрии, как отторженную часть своего наследия, и в этих надеждах проповедовали возможное сближение с культурой и языком официальной России. Под впечатлением погрома австрийских войск под Кениггрецом в 1865 году львовская газета “Слово” - орган этих консерваторов (“русофилов”, как их называли) - выступила открыто с таким новым политическим исповедованием: доказывала, что галицкие русины один народ с великороссами, а украинский язык - только разновидность “русского языка”, отличающаяся лишь выговором, зная правила произношения великоросского языка, галицкий русин может “в один час” научиться говорить на нем; и нет, собственно никаких русинов - есть один только “русский народ”, от Карпат до Камчатки; поэтому нечего хлопотать над созданием народной украинской литературы, раз есть готовая русская, т.е. великорусская литература.
Таким образом, из консервативно-реакционных течений галицкой жизни 1850-х годов, под впечатлением полного равнодушия австрийского правительства к галицким украинцам, начало в 1860-х годах создаваться галицкое москвофильство, близкое по духу, как видим, тому “большинству малороссов” России, на которых ссылался в 1863 году Валуев, говоря, что они не знают ни украинской народности, ни языка, а только один русский народ и язык, - это москвофильство охватило почти всю тогдашнюю интеллигенцию Галиции, Буковины и закарпатской Украины, наиболее подпавшей мечтам о всесильной России после разгрома венгров российскими войсками. В Галиции в этом направлении пошло немало людей, которые в 1848 году вполне решительно стояли на украинской почве - среди них сам Яков Головацкий, который на первых своих лекциях украинского языка на вновь основанной кафедре Львовского университета возвеличивал этот язык, а теперь также присоединялся к числу приверженцев единого русского языка и позже перешел в Россию. Конечно, легче было ждать всяких благодатей от России и тем временем бездействовать, не ссорясь с поляками (как действительно и поступало большинство галицких москвофилов), чем работать над пробуждением украинского народа и созданием культурных и всяких других основ для его новой жизни.
Но именно этим другим путем пошли более энергичные элементы тогдашней галицкой молодежи, а с ней и некоторые представители старших поколений. Они чувствовали себя более близкими демократическому народничеству украинского движения, как раз тогда оживавшему в России, чем той официальной России николаевских времен, о которой мечтали священники и чиновники москвофилы и которая в это время так ярко обнаружила перед самим русским обществом свою несостоятельность и уступила место более прогрессивным направлениям нового царствования Александра II. Проявления тогдашнего украинского возрождения в России наполняли Галицкие кружки молодежи радостью и надеждой. Жадно ловила она пылкие слова Шевченка. “Кобзарь” становится для нее священной книгой. С новой силой захватывают ее влияния украинского романтизма, традиции козачества; у молодежи входит в моду одеваться “по-козацки”. С юношеским пылом изгоняет эта молодежь из употребления галицкой интеллигенции польский язык. Она старается как можно больше приблизиться к украинскому языку и украинской жизни и своими изданиями (“Вечерницi” 1863, “Мета” 1863-1865, “Нива”1865, “Русалка” 1866, “Правда” 1867г.) пробуждает в обществе любовь и привязанность к своему народу. Наряду с наивными и анахронистическими пережитками романтического народничества в галицкую жизнь входила живая, прогрессивная струя интересов к народным массам и горячих желаний поднять ее культурный, экономический и политический уровень.
Это новое “народовецкое движение”, как его называли, наряду с Галицией охватывает и Буковину и создает здесь первые начатки национальной жизни, какой не знала до этого времени эта маленькая окраина, отрезанная политическими, а затем и религиозными и культурными границами от соседней Галиции. Хотя и связанная с Галицией в административном отношении, в последнее время она жила особняком, не затронутая и не разбуженная малоподвижной галицкой жизнью. Такое галицкое народовство 1860-х годов находит более живой отголосок на Буковине. Здесь выступает несколько талантливых и полных энергией писателей такие как братья Воробкевичи, в особенности Исидор, популярный поэт, затем Осип Федькович - наиболее выдающийся талант, какой к тому времени дала австрийская Украина; в своих рассказах и стихотворениях он раскрыл перед своими читателями чарующую панораму Карпат и связанных с ними преданий, легенд и картин яркого, красочного гуцульского быта. За отсутствием местных органов, местного литературного движения, эти буковинские писатели присоединяются к галицкому движению, принимают участие в галицких народовских изданиях и при слабых вообще литературных галицких ресурсах этого времени приобретают большое значение в развитии первых начатков нового украинского движения в Галиции. В самой Буковине народная украинская жизнь начала развиваться значительно позже; в здешнем обществе “Руська Бесiда”, служившем центром литературной и общественной жизни, основанном в 1880-х годах окончательно одерживают верх народовцы.