В христианской среде Валентин был «истинным христианином», привлекая к себе обещанием раскрыть истинное учение Христа, переданное ему спутником и учеником апостола Павла, а среди язычников – скорее всего, поклонником истинной философии, который смог проникнуть в суть вещей глубже Платона. Естественно, в первом случае учение о Плероме и Демиурге не предназначалось для всеобщего обозрения («когда посредством своих умствований отвратят кого‑либо от веры и сделают их своими беспрекословными слушателями, то излагают им отдельно неизреченное таинство своей Плеромы» (Iren. Adv. haer. III,15,2)), а во втором — как можно позже начинался рассказ о миссии Христа (к слову, в «Против гностиков» Плотина имя Христа не упоминается вообще ни разу; это послужило причиной для отнесения «гностиков Плотина» к языческому гнозису, но Порфирий в «Жизни Плотина» ясно пишет: «Были при нем среди христиан…»). Все это позволяет объяснить ряд противоречий в изложении системы различными ересиологами, (например, сведения о его системе как мифологизированной конструкции у Иринея и монистических фрагментов самого ересиарха у Климента). В последствии эта идея была воспринята и другими гностическими шкрлами.
К каким язычникам была обращена эта проповедь? Обращались ли гностики ко всем, от рабов до императора, как церковные миссионеры, или обращались к каким‑то определенным группам? Ориентировались ли все гностические секты на один и тот же круг или нет? Да и можем ли мы вообще сказать что‑либо определенное об их аудитории? Прежде всего, рассмотри причины гностической агитации. Казалось бы, зачем гностикам, гордящимся своей избранностью, аристократам духа, привлекать к себе внимание толпы, подобно «несмышленым» церковным христианам? С точки зрения любой гностической теологии ответ однозначен: Плерома, высший мир, восстановится только тогда, когда все духовные семена созреют и будут собраны, когда все узнают о своем происхождении и о том, почему они здесь. Так, «основатель» гностицизма Симон искал духовные семена в самых разных социальных слоях, от публичного дома, где он нашел саму Первомысль-Елену, до Римского Сената (Iust. Apol. I 26). Но далеко не все обращались к столь широкому кругу. Валентиниане, по Иринею, «о душах, имеющих в себе семя Ахамот, говорят, что они лучше прочих, поэтому и более других возлюблены Демиургом, который, не зная причины сего, думает, что они от него таковы. Поэтому он и ставил их пророками, священниками и царями» (I,7,3), Демиург управляет миром «до надлежащего времени более всего для попечения о Церкви» (I,7,4), т.е., как минимум, о психиках — душевных людях. Отсюда понятно, где следует искать духовных: если не меж сильных мира сего, то в «среднем слое». Действительно, чуть ниже Ириней пишет: «И, как мне кажется, не без причины они не хотят учить этому всех вьяв, но учат только тех одних, которые в состоянии давать за такие таинства большую плату» (I,4,3).
Мы не можем точно сказать, насколько тесно связывались духовность человека и его положение в этом мире. Но очевидно, что обеспеченный человек имел больший досуг, otium, чем, скажем, ремесленник. О необходимости otium’а для самосозерцания, характерного для гностицизма, пишет А.Д. Нок, отмечая, что «самосозерцание требовало otium'а. Так вот, возможно, в древнем мире было больше otium'а, чем в нашем и otium на более низком финансовом уровне, чем сегодняшний прожиточный минимум; otium был в большей степени рассматриваем как идеал. Это неприменимо для определения социального окружения, в котором христианство получило более всего приверженцев, но таковы были круги, в которых могли взять начало направления мысли, близкие к гностицизму».[30] Кроме того, состоятельный человек, получив хорошее образование, гораздо лучше безграмотного ремесленника или крестьянина мог понять платонизирующие построения Валентина или его последователя Марка, который «более всего имеет дело с женщинами, и притом с щеголеватыми, одевающимися в багряницу, и самыми богатыми». Кажется, и здесь гностики предвосхитили церковных христиан.[31] Возможно, эта ориентация имеет истоком тоже школу Валентина: чему‑то планомерно учиться мог только человек обеспеченный, не заботящийся о хлебе насущном.
Есть несколько интересных подробностей о валентинианском обучении и ритуале, но, скорее всего, сообщение о «пятилетнем пифагорейском молчании» у Тертуллиана (Adv. Val. 1) — не более чем метафора для обозначения таинственности, окружавшей учение, а ритуалы Марка, о которых рассказывает Ириней, использовались только в его школе.
Рассматривая разрыв Валентина с Церковью, мы отметим уже ставшую привычной недостаточную (мягко говоря) документированность. Известно только одно свидетельство Тертуллиана (Adv. Val 5), которое, впрочем, могло быть заимствовано у кого‑нибудь из его предшественников. То, что мы знаем о позднейших валентинианах, показывает, что они считали себя истинными христианами и обычно не они рвали с Церковью, а их изгоняли. Они принимали активное участие в делах общины, некоторые из них даже были священниками. Так, например, известен валентинианский пресвитер Флорин: против него восстало не местное духовенство, а Ириней из Лиона (Eus. HE V,20).
Все, что нам известно об этом периоде жизни Валентина, не содержит, по сути, никакой информации ни о причинах, ни о самом разрыве. Правда, есть свидетельство Епифания о том, что Валентин, «достигнув Кипра — и действительно потерпев кораблекрушение — отпал от веры и совратился духом» (Haer. 31,7,10).
Сообщение Тертуллиана о разрыве из-за неполучения епископства ставилось под сомнение еще в прошлом веке: «Некоторые исследователи недоверчиво относятся к этому сообщению Тертуллиана. Трудно, говорят, поверить, чтобы оскорбление личного самолюбия было причиной ереси»[32] — писал М.Э. Поснов, имея в виду Амелино. Может быть, итальянского исследователя смутило то, что Валентин не одинок: известно еще о трех лицах, ставших еретиками из-за того, что они не получили епископского сана:
1) (Гегисипп пишет): «Церковь в то время называли чистой девой, потому что никто не обольстил ее суетным учением. Обольщать ее учением одной из семи ересей, бывших в народе (от них был и он), начал Феобуфис, недовольный тем, что не стал епископом. Отсюда вышел Симон и его последователи — симониане…» (Eus. HE IV,22,4‑5).
2) Маркион, как свидетельствует Епифаний; об этом мы уже упомянали выше.
3) Бар Дайсан (Вардесан) (по Феодору бар Куни, Бар Дайсан сам оставил Церковь, когда ему не удалось сделаться епископом)[33].
По этому поводу нельзя сказать ничего определенного: действительно ли все они порвали с церковью из-за того, что не стали епископами (о Бар Дайсане и Маркионе есть и другие данные, а о Феобуфисе известно только от Гегисиппа) или Валентин произвел такое впечатление, что после него всякому еретику стали приписывать желание стать епископом и объяснять его еретичество неполучением желамого.
В конце своей жизни Валентин отправляется на Кипр и, если верить Епифанию, оказывается отлучен от церкви и там. М.Э. Поснов считает, что «Валентин, отлученный от церкви в одном месте, искал с ней общения в другом, как было, например, с Маркионом; притом, если об отлучении Маркиона предстоятели были оповещены, то об отлучении Валентина могли знать в одном месте и не знать в другом».[34]
Известный английский исследователь гностицизма Р. Мид говорил о Валентине как о «великом неизвестном страдальце гностицизма». Мы же, напротив, постарались продемонстрировать, что даже тех немногих сведений, которые есть у нас о жизни ересиарха, при сопоставлении с информацией о христианстве II в. достаточно для создания пусть не детального, но все же более или менее «разборчивого» портрета одной из ключевых фигур раннехристианской жизни.
Автор А.Д. Пантелеев
[1] Свидетельство Тертуллиана о том, что Валентин и Маркион «признавали всеобщее учение в Римской церкви, в епископат блаженного Элевтерия» (175‑189гг.) (Praescr. Haer. 30) не выдерживает никакой критики. Гарнак исправляет имя Eleutheri на Telesphori (125‑136 гг.), а Пройшен, подозрительно относясь ко всему сочинению Тертуллиана, говорит, что Гарнак делает ему много чести, исправляя это: Тертуллиан по незнанию путал римских епископов.
[2] Столяров А. Тертуллиан. Эпоха. Жизнь. Учение // Тертуллиан. Избр. соч. М.,1994. С. 19.
[3] Кажется, не стоит возлагать всю вину за подобные высказывания на одного Тертуллиана: он использовал труды предшественников (по крайней мере, о школе Валентина). Ириней, которому принадлежит лучшая, по общему признанию, работа, направленная против валентиниан, пишет об их сочинениях следующее: «Предшественники мои, и притом гораздо лучше меня, не могли удовлетворительно опровергнуть последователей Валентина, потому что не знали их учения» (IV, praef., 2).
[4] Поснов М. Э. Гностицизм II века и победа Христиаснкой церкви над ним. Брюссель, 1991. С. 496.
[5] Болотов В.В. Лекции по истории Древней Церкви. т. II, М., 1994. С. 209.
[6] Тальберг В. История христианской церкви. СПб., 1992. С. 137.
[7]The Encyclopedia Britannica. 11th ed. Vol. 27, col. 852.
[8]Rudolf K. Cnosis. The Nature and History of Gnosticism. San Francisco, 1987. Р. 319.