В советской России функционировало два вида концлагерей. Одни из них находились в ведении Народного Комиссариата Внутренних Дел (туда направлялись люди, уже осужденные трибуналом), другие – в ведении ВЧК, там отбывали наказание "потенциальные классовые враги ", "чуждые элементы ", "паразиты ", арестованные на всякий случай в административном порядке. По официальным данным самих репрессивных органов: 1 января 1921 года в 107 лагерях НКВД находилось 51 тыс. заключенных, в лагерях ВЧК – 25 тыс. В 1918-1919 годах было арестовано 128 тыс. человек, 54500 из них были освобождены, 9641 – казнены. Впрочем, историки отмечают, что эти цифры нельзя считать вполне достоверными. Например, Лагетт (4) приводит цифру в 140 тыс. жертв ВЧК за 1917-1922 годы. Не говоря уже о том, что в 1921-1922 годах миллионы людей стали жертвами тотального голода, к чему власть можно также считать причастной, поскольку ею не были предприняты нужные меры для его предотвращения. (Засуха 1921 года, вызвавшая массовый голод, не может служить достаточным оправданием, поскольку в истории России были не менее тяжелые времена, скажем, 1891 год, когда засуха была еще более масштабной, но при этом, благодаря мерам, предпринятым и государством, и обществом, голодных смертей в точном смысле этого слова практически не было (1)). Революционная власть не считала своим долгом принятие всех возможных мер ради спасения голодающих; ее гораздо больше заботило сохранение так называемых завоеваний Революции.
"Красный террор " носил государственный характер. Он был направлен не против отдельных лиц, даже не против отдельных партий. Его объектом были целые социальные группы, целые классы, а на некоторых этапах гражданской войны – большие группы населения страны. Например, подавление восстания донских казаков, вспыхнувшего весной-летом 1919 года, приняло формы настоящего геноцида. По подсчетам историков, было физически уничтожено примерно 70% донского казачества.(2) В 1994 году были впервые опубликованы (1) 2 поистине чудовищных приказа, отданных в июне 1921 года. Речь шла о бунте тамбовского крестьянства ("антоновщина "), начавшегося в августе 1920 года. Для подавления этого бунта командующим войсками Тамбовской губернии был выпущен приказ следующего содержания:
1 Леса, где прячутся бандиты, очистить ядовитыми газами, точно рассчитывать, чтобы облако удушливых газов распространялось полностью по всему лесу, уничтожая все, что в нем пряталось.
2 Инспектору артиллерии немедленно подать на места потребное количество баллонов с ядовитыми газами и нужных специалистов… " Это отношение к русским крестьянам, бунтовавшим против продразверстки, как к неким вредным существам, словно бы не имеющим человеческого статуса, о многом говорит.
Как ни прискорбно, цитируемый приказ и многие, аналогичные ему, были отданы бывшими русскими офицерами, которые до революции, несомненно, не могли бы даже себе вообразить подобные действия по отношению к русским крестьянам. (Речь идет о командующем войсками Тамбовской губернии М.Н.Тухачевском и председателе Полномочной комиссии ВЦИК В.А. Антонове-Овсеенко).
Планомерный террор распространялся и на армию. Большевики строили регулярную армию с дисциплиной, значительно более строгой, чем в царской армии. Она была основана на жестких наказаниях и расстрелах. Главком Вацетис рапортовал Ленину: "…Смертельная казнь у нас на фронтах практикуется настолько часто и по всевозможным поводам и случаям, что наша дисциплина в Красной Армии может быть названа в полном смысле этого слова кровавой дисциплиной. "(2) Кроме того, в 1919 году во всех губерниях, уездах, городах и на заводах из местных большевиков, членов профсоюзов и "сочувствующих " были созданы "Части особого назначения " (ЧОН), которые собственно и осуществляли расстрелы в Красной армии. Широко практиковались заградотряды. То есть сзади красноармейцев, идущих в бой, шли или сидели "чоновцы " с пулеметами, в задачу которых входило помешать возможному отступлению войск. В ряды "чоновцев " было вовлечено в общей сложности 363045 человек. Такое поведение власти демонстрировало варварскую суть революции на первой ее стадии.
Отдавая дань исторической справедливости заметим, что в годы гражданской войны свирепствовали не только чекисты, но и белогвардейцы. Каждые из них "огнем и мечом " наводили порядок на подконтрольных им территориях. До недавнего времени историки сосредоточивали свое внимание именно на бунтах населения против белых, восстания же против красных изображались как результаты "подрывной " деятельности белых, сумевших обмануть народ. Складывается впечатление, что и "советская " и "антисоветская " , если так можно сказать, точки зрения основаны на искусственном подборе исторических фактов. Что касается населения страны, то на самом деле одни и те же люди, которые яростно выступали против власти "белых ", не менее самоотверженно стремились свергнуть власть "красных ", если тем удавалось взять верх. (например, движение, возглавляемое Нестором Махно с равным воодушевлением сражалось на оба фронта). А движение "зеленых " было направлено прямо против всех.
Движение "зеленых " возникало стихийно: появлялись самоуправляющиеся и самообороняющиеся объединения, которые затем распадались или гибли под ударами красных или белых армий. Здесь не было регулярных войск, вооружения было немного (в основном, то, что отбиралось у "белых " или у "красных "). Профессиональные военные составляли единицы, в основном, из младшего офицерского состава и из рядовых. Организация боевых отрядов – партизанская, тактика ведения боевых действий – тоже. Представители этого движения были настроены против диктатуры большевиков, но и против восстановления старых порядков. "Зеленые " жестоко подавлялись как "белыми ", так и "красными ". Подавление осуществлялось тыловыми частями Красной Армии и войсками ВЧК. Несмотря на то, что движение "зеленых " было массовым (весной 1919 года восстания охватили Брянскую, Самарскую, Симбирскую, Ярославскую, Псковскую, Смоленскую, Тверскую и некоторые другие губернии), но победить оно не могло, поскольку это движение не было политически организовано, отсутствовала единая программа, у движения не было общепризнанных лидеров.
Обобщая все вышеизложенное можно заключить, что в послереволюционное время народ больше всего хотел просто свободы и боролся против власти вообще.
Возвращаясь к теме "красного террора ", можно сказать, что устрашение большевиков применялось в масштабах, о которых не имели понятия "белые ". Террор на территориях, занятых "белыми " армиями, был всегда делом отдельных лиц, отдельных генералов, таких, как Май-Маевский или Слащов. Он (террор) носил, если так можно выразиться, кустарный характер. Кроме того, если посмотреть на эту проблему более широко, то можно заметить, что для консерваторов, каковыми в большинстве своем и были "белые ", вообще не характерна агрессивность, поскольку их целью является "сохранить ", а не "завоевать ". "Белое " движение, являющееся по своей сути разнородным, было объединено прежде всего одной целью – борьбой с большевиками. "Белые " не выработали четких и популярных лозунгов, что способствовало определенному моральному перерождению "белого " движения. " Начатое "почти святыми ", оно попало в руки "почти бандитов " ", - с горечью писал один из его идеологов В.В.Шульгин (6).
Террор был одним из решающих факторов победы большевиков в споре "красные " - "белые ". Размах террора определялся несколькими причинами:
- во-первых, стремлением обеих сторон (как "красных ", так и "белых ") к диктатуре как к методу управления;
- во-вторых, отсутствием демократических традиций;
- в-третьих, жестокостью и обесцениванием человеческой жизни в результате мировой войны.
Ярко описывает , например, Сергей Бабаян в своей книге "Господа офицеры " переживания офицера "белой " армии Виктора Неженцева. "… Картины нечеловеческого – нет, слишком человеческого зверства болезненными шрамами застывали в его душе. Картины эти настолько перемешались, так тесно переплелись своими кровоточащими узорами, что сразу, по одному вдруг проснувшемуся воспоминанию, невозможно было определить: какой из сторон принадлежит то или иное преступление. Мелькали, кружились, прыгали перед глазами, окрашивались в одну и ту же русскую кровь видения памяти…Сын, узнав о мученической смерти отца, ворвался в вагон с пленными и из маузера и нагана, с двух рук, до тех пор расстреливал бьющуюся в полумраке толпу, пока у него не закончились патроны… Теперь, как никогда ясно он видел главное преступление большевиков: они высвободили ту дьявольскую энергию темных сил, которая таилась, зрела в диком народе, - до поры до времени сдерживаемая законом, верой, традицией. Торжество человеческого порока на любой, а особенно, на гражданской войне объяснялось тем, что и за правое, и за неправое дело сражались одинаково грешные, неправые, ничем, кроме служения отвлеченной идее, не отличавшиеся друг от друга люди. Поэтому главным, преступно упущенным в семнадцатом году всеми русскими людьми, было не допустить большой крови; и главным виновником был тот, на ком было первое насилие, первая кровь. Первыми были большевики ".