Смирнов А.
Если возможно в нескольких словах охарактеризовать облик каждого из наших казачьих войск, то для Сибирского определение находится сразу: безотказное войско. В его истории нет ни Разиных, ни Мазеп — ничего, кроме тяжелой и не всегда приметной работы слуг Белого Царя, стражей великой империи. С полным правом, не кривя душой, пели сто лет назад сибирцы:
Верно службу мы служили,
Как клялись перед крестом;
Присягнув, не изменили
Перед Богом и Царем.
Чтобы ответить на вопрос, насколько разнообразной, напряженной, изматывающей была эта двухвековая служба, достаточно сказать, что ни одному из казачьих войск, кроме Сибирского, не приходилось отвечать за столь обширное пространство. На 1920 километров — от Тобола до Монгольского Алтая — раскинулись его станицы. А это все равно что от Варшавы до Парижа или от Петербурга до Перекопа! По полторы-две тысячи верст «отламывали» сибирцы, контролируя бескрайние казахские степи. Ни одному из казачьих войск, кроме Сибирского, не была обязана Российская империя одной пятнадцатой своей территории — речь идет о половине нынешнего Казахстана. При этом к 1916 году сибирские казаки — около 172 тысяч душ обоего пола — составляли лишь тысячную часть населения империи.
В отличие от потомков вольных боевых общин — Донского, Уральского, Терского войск — Сибирское было создано государством и с самого начала служило государству. Одно время, правда, его историю пытались вести от вольных казаков Ермака Тимофеевича — покорителей Сибирского ханства. В 1903 году войску дали старшинство с декабря 1582-го, когда, как считалось, ермаковцы стали «царской служилой ратью». Однако в 1586 году, когда в Сибири закрепилась государева администрация, казаков там осталось всего 90 человек. И основу формируемых властями для освоения и обороны новых земель казачьих отрядов составили не они, а «охочие люди» из жителей русского Севера. Собственно же Сибирское войско возникло в XVIII веке, когда Россия оформила свои границы на юге Западной Сибири.
Основой нового рубежа стала будущая столица Сибирского войска — Омская крепость. В 1716 — 1720 годах на юго-восток от нее по степному правому берегу Иртыша протянули Иртышскую укрепленную линию, из «фортеций» которой потом выросли Павлодар, Семипалатинск и Усть-Каменогорск. От Усть-Каменогорска цепь укреплений повернула на северо-восток, к Кузнецку (ныне Новокузнецк), — и к 1764 году по предгорьям Алтая пролегла 749-километровая Колывано-Кузнецкая линия. А в 1781–1792 годах Иртышскую линию продлили и на юго-восток: к 932 километрам прибавилось еще около 170 Бухтарминской линии.
Ни запад из Омска в 1752 году провели 576-километровую Пресногорьковскую линию (здесь, в Ишимской степи, было много пресных и соленых озер). Ее называли также Горькой, а иногда различали Пресногорьковскую (от поселка Сибирский до Петропавловска) и Горькую (от Петропавловска до Омска)…
У реки Тобол Пресногорьковская линия сомкнулась с Оренбургской, защищаемой казаками одноименного войска. А те, что служили на Пресногорьковской, Иртышской и Колывано-Кузнецкой, с 1770-х годов стали зваться «казаками Сибирской линии» и получили особое управление. До конца XVIII столетия новая служилая корпорация не раз пополнялась сибирскими крестьянами, солдатскими детьми, ссыльными запорожцами и добровольцами из числа временно служивших в Сибири башкир, мещеряков и донцов. Наконец 19 августа 1808 года она получила официальное наименование Сибирского линейного казачьего войска.
От кого же приходилось защищать южную границу Западной Сибири? Бухтарминскую линию строили на случай проникновения в верховья Иртыша китайцев. Прочими же (да в конце концов и Бухтарминской) прикрылись от набегов двух кочевых народов — монголоязычных джунгар (ойратов) и тюркоязычных казахов (первых в России называли калмыками, а вторых — киргизами). При этом всю первую половину XVIII века непосредственными соседями русских в Западной Сибири были джунгары, владевшие всем севером и востоком нынешнего Казахстана. Казахи же кочевали тогда далеко на юге и лишь иногда прорывались к нашей сибирской границе. Только в 1760-х годах Средняя казахская орда заняла земли рассеянных китайцами джунгар и на долгие годы стала основным противником сибирских казаков.
Уже в 1765 году на границе с «Киргизской степью» пришлось устроить своеобразную контрольно-следовую полосу — барьер из жердей и срубленных деревьев, тянувшийся вдоль Пресногорьковской и Иртышской линий, в 10 верстах перед ними. Вторую такую полосу образовали рогатки, поставленные в промежутках между крепостями и редутами на самой линии. Вдоль барьера стояли казачьи пикеты, курсировали — «от маяка до маяка, от станца до станца» — казачьи разъезды. Когда разметанный барьер оповещал их о появлении орды, маячные зажигали сигнальные костры — и все живое стремилось укрыться под защиту укреплений, а дежурные казачье отряды готовились ринуться на перехват кочевников.
Напряженность линейной службы казаков в Западной Сибири усугублялась явным несоответствием их числа громадной протяженности границы. Еще в 1787 году на 2400 километров сибирских линий приходилось всего 2009 местных казаков, в 1795-м — 2884, а в 1803-м — 5038[1]. Правда, в XVIII веке там несли службу еще несколько сот донских и яицких казаков, башкир и мещеряков, а до 1812 года и несколько драгунских полков. Однако и этого было недостаточно, а драгунская кавалерия оказалась к тому же малопригодной для борьбы с летучими ватагами кочевников. В 1812-м драгуны ушли воевать с Наполеоном, а сибирские линейные казаки остались единственной конницей в Западной Сибири, служащей с 17 лет и «доколе в силах»…
У этой горстки служивых и так почти не было отдыха, а их еще гоняли на всевозможные работы. Сменившись с поста, сибирский казак строил и ремонтировал укрепления, заготавливал для казны сено, дрова и строевой лес, сплавлял все это за сотни верст по Иртышу, перевозил казенный провиант и почту, присматривал за казенными складами, а в 1746–1770 годах даже пахал казенную пашню. О собственной запашке не могло быть и речи: казаку зачастую некогда было даже смолоть казенный паек зерна, и он отдавал за помол последние копейки казенного жалованья… А ведь на это жалованье еще надо было приобрести коня, оружие, снаряжение, одежду!
Неудивительны поэтому «худоконность» сибирских казаков того времени, бедность и ветхость их оружия и снаряжения. Но «люди в войске, — отмечал в 1808 году генерал Г. И. Глазенап, — и в физическом, и в нравственном отношении превосходны, честность, доброта, верность своему долгу вместе с казачьей удалью и расторопностью сохранились неприкосновенно от первобытных времен»[2]. Плохо обученные стрельбе и строю, мало или вовсе неграмотные сибирцы с честью выполняли самые трудные задания. В 1814 году сотник Старков, «еле дыша» из-за сильной разряженности воздуха, перевалил через Тянь-Шань в самой высокой его части и спустился в почти неизвестную еще нам Кашгарию.
За «усердие и исправность к службе» войско в 1812 году получило свою первую награду — флюгера на пики. В 1810-м были открыты школы для казаков действительной службы, а в 1815-м (впервые в истории казачества) введено обязательное начальное образование. Для подготовки офицеров в Омске в 1813 году создали войсковое училище, и уже в 1830-х годах образовательный уровень офицеров-сибирцев был выше, чем у их сослуживцев по Киргизской степи — уральцев и оренбуржцев. Тогда же войско стало выделяться образованностью урядников и многих рядовых казаков.
С 1810-х годов сибирцы стали проходить и систематическое военное обучение, облеклись в форменные темно-синие мундиры и такие же шаровары с красными лампасами (с декабря 1840-го цвет униформы стал темно-зеленым). Около 1812 года сибирские казаки впервые надели красные погоны, а офицеры — серебряные (артиллерийские — золотые) эполеты.
Это новое поколение сибирцев и вышло за линию, в Киргизскую степь: настало время окончательно замирить беспокойных соседей.
Служба сибирцев в Киргизской степи показала, на что способен русский казак. Войсковой старшина Лукин прошел через гиблую пустыню Бетпак-Дала. Сотник Ребров летом 1840-го, невзирая на 35-градусную жару, нехватку пищи и фуража, преследовал мятежные кочевья до самых Приаральских Каракумов, пройдя за 45 дней около 2000 верст. Зауряд-сотник Кудрявцев с 14 казаками 11 июля 1827 года целый день отбивался ружейным огнем от 500 казахов — и отошел только по приказу. В похожей ситуации оказался в ночь на 3 ноября 1829 года и хорунжий Потанин, 13 сибирцев которого подверглись нападению за рекой Чу отряда в 300 казахов. Но у Потанина не было приказа на отход, а был приказ добраться до Ташкента — и казаки заставили-таки нападавших отступить… А хорунжего Рытова с 33 сибирцами 5 декабря 1837 года застигли в голой степи уже 1000 воинов султана Кенесары! Обложенные с трех сторон, казаки отстреливались три дня, а затем бросились на прорыв и опрокинули врага.
Тогда уже войско действовало на пространстве в миллион квадратных верст, а на службе в нем даже в 1863 году состояло всего 12155 человек[3]. Между тем сибирцев не освобождалось и от службы на линии. А тот, кто не был наряжен в степной поход, разъезд, караул, конвой, в таможенную заставу или на учение, посылался на войсковые суконные фабрики, кожевенные и кирпичные заводы, войсковые мельницы, лесопилки, рыбалки и сенокосы, чистить и выезжать войсковых лошадей, строить казенные здания и лодки, чинить мосты и дороги, править службу полицейского, ямщика и сидельца винной лавки… Если в других войсках казаки служили по очереди (в Уральском, например, не наряжались на службу по 10 лет кряду), то сибирцы по-прежнему почти не знали отдыха. В конце концов в 1846 году сибирского казака пришлось сделать настоящим «казенным человеком»: теперь он получал от казны и войска не только жалованье и провиант на себя и детей мужского пола, но и коня, обмундирование, снаряжение, оружие. Служить, правда, стали уже не пожизненно, а только 30 лет.
Вообще, сибирские казаки при Николае I стали напоминать регулярных драгун — и жизнью по сигналу трубы, и драгунским ружьем со штыком, и атаками в сомкнутом строю (а не по-казачьи — разомкнутой лавой). Впрочем, в Киргизской степи, где сибирцы всегда были в абсолютном меньшинстве, только атакуя сомкнуто и можно было победить. Или же следовало спешиваться и отстреливаться, прикрываясь уложенными на землю лошадьми. А такой бой мог перерасти в рукопашный — и тогда был необходим штык… Но драгунские навыки не помешали сохранению казачьего духа!