Щедрым сердцем своим Мария Александровна жалела девушку, всегда несколько робевшую в ее присутствии, и снисходительно смотрела поначалу на мелкие ее промахи: непозволительно долго разговаривала с наследником, повернулась на дворцовом выходе спиною к старичку - камергеру , разливая чай, наполнила чашку через край, зонтик подала прежде, чем нужно.. Все это мелочи дворцовой жизни, опыт придет с годами. А пока, почему же не порадоваться за здоровую, остроумную, веселую молодежь, сияющую румянцем после катания на лодках, долгих прогулок по паркам Царскоселья и Петергофа или тенистым тропинкам Ильинского? *
Уезжая куда - либо надолго, императрица живо интересовалась чем живет в ее отсутствии вся семья, старшие сыновья, подопечные девушки – фрейлины, двор, свет… И сыновья исправно рапортовали, составляя длинные или короткие – зависело от нрава каждого из них – письма – отчеты, подобные вот этому: « .. Ездили с обществом на ферму и пили там чай. М.Э. Мещерская ездила с нами также верхом и часто бывала с нами в Павловске. Она оставалась в Царском селе до сегодняшнего дня, потому что княгиня Чернышева все откладывала свой отъезд в Париж, по разным причинам. Мы, конечно, об этом не жалели.» (начало июня 1864 года Петербург. Великий князь Александр Александрович – матери, императрице Марии Александровне). Зоркое око и вещее материнское сердце Государыни Марии , может быть, гораздо раньше сына уяснило то, что ему самому было невдомек сразу : Мария Мещерская нравилась Александру более остальных, слишком часто он упоминал о ней в письмах и разговорах, матери нужно было бы обратить внимание, пожурить.. Но .. Любящие родители склонны снисходительно взирать на молодость – пора ее так коротка!
Да и горе внезапной, ошеломляющей, как пожар, смерти старшего сына - цесаревича Николая, за восемь месяцев с небольшим сгоревшего от скоротечного, острого туберкулеза спинного мозга, повергло Марию Александровну в пучину такого невыразимого отчаяния, что было ей, право же, вовсе не до тайн сердца второго сына, столь нечаянно и горестно ставшего волею Неба Наследником престола.
Между тем, именно летом того печального, 1865 года, чувства великого князя Александра к Марии Мещерской стали принимать характер не просто симпатии, а глубокого чувства, большого и серьезного. 7 июня 1865 года он записал в своем лаконичном дневнике:
« Каждый день то же самое – было бы невыносимо если бы не М.»
Теперь он уже не только ждал встреч, он постоянно думал о ней, общение с княжной стало просто потребностью и приносило облегчение его измученной печалью и сомнениями душе: он очень сильно был привязан к брату, любил его и был потрясен его кончиной почти накануне женитьбы на датской принцессе Дагмар. Справиться с внезапностью потери, смириться с болью ее ему было тяжело. Он справлялся, в силу воспитания, в силу глубокой христианской веры своей, но с трудом! А Мария была, пожалуй, единственным человеком, кто принял к сердцу, непритворно и искренне такое неожиданное, огромное горе, свалившееся на только с виду могучие, несокрушимые плечи Александра.
( *Подмосковный дворец – усадьба, личное имение императрицы Марии Александровны, оставленное ею в наследство младшему сыну – великому князю Сергею Александровичу. – С. М.)
Она - то ведь знала не понаслышке, что это такое – терять дорогих тебе близких!
С Марией было вообще всегда - просто. Она умела молчать, умела угадывать мысли с полуслова, умела ободрить всего лишь улыбкою или взглядом. Впрочем, также умела она и подчеркнуто равнодушно пройти мимо, едва заметно пожав плечом, и от запаха ее духов у Наследника вдруг начинала сильно кружиться голова и он чувствовал себя несколько странно: и взволнованно и растерянно. Он не задавал себе прямого вопроса - любовь ли это, просто ли боль одинокой души или же - чувственное вполне естественное волнение молодого тела при виде прелестной девушки. Он лишь искал ее общества стремился стать ее другом, и это начинали замечать при Дворе и в свете.. Несколько нечаянных встреч и прогулок в Царском и Петергофе, ежевечернее визави за карточным столиком на вечерах императрицы, и Александр, благодаря злоречию света уже имеет объяснение с щепетильной и вспыльчивой Мама, находящей такое поведение «неприличным».
И ему, конечно же, ничего не оставалось, как подчиниться воле матери – Государыни.
19 июня 1865 года, как обычно, Цесаревич увиделся с М.Э. вроде бы случайно, на живописной, так называемой «Английской» дороге, ведущей из Царского села в Павловск. Он был верхом она ехала в экипаже, с попутчицей – гувернанткой. Разговор вели по – русски, чтобы не поняла старая мисс. Тщательная запись этой встречи осталась в дневнике цесаревича. Из нее явствует, что решительное объяснение состоялось во время внезапного ливня, под деревом, где они решили укрыться, прекратив прогулку. «Я сказал ей, что мы больше не можем оставаться в таких отношениях, как были раньше, что во время вечерних собраний мы не можем сидеть вместе, потому что это только дает повод к разным нелепым толкам и сплетням. Княжна сказала, что совершенно с тем согласна, что она в отчаянии, и не знает, что делать!» …
Александр с горечью повествовал далее:
«Как мне ни грустно было решиться на это, но я решился. Вообще, в обществе будем редко говорить с нею, а если придется, то – о погоде или каких – нибудь предметах более или менее неинтересных. Но наши дружеские отношения не прервутся, и если мы увидимся просто, без свидетелей, то будем всегда откровенны.»
Несколько последующих дней после «дождливого объяснения» цесаревич и Мещерская не виделись вовсе. Придворные сплетни начали понемногу утихать. Хранительницей тайны наследника и княжны являлась неизменно Александра Васильевна Жуковская., в тяжелые минуты помогавшая им: передавала письма, приветы, записочки, договаривалась о мимолетных встречах, словом, терпеливо курсировала между влюбленными, миря их, когда вспыхивали кратковременные размолвки, недоразумения, столь естественные в весьма напряженной обстановке, что постоянно царила вокруг нечаянно полюбивших друг друга наследника и скромной фрейлины. Наконец, 27 июня, цесаревич увиделся с Мещерской на обедне в дворцовой церкви, а затем – на завтраке у императрицы. По окончании трапезы Мария улучила удобный момент и подарила Александру небольшую фотографию в серебряном квадрате паспарту, где она была изображена в экипаже вместе с подругой, Сашей Жуковской. Подарок не мог, пожалуй, вызвать никаких сплетен, это было не камерное фото, но вот надпись:
« В воспоминание последнего дня в милом Царском»!
Наследник поспешил спрятать фото подальше от любопытных взоров, а в дневнике в тот день записал: «В девять с четвертью был вечер у МамА, все почти играли в карты, я сочинял стихи и страшно скучал и грустил по М.Э., которая не была приглашена.»
Впрочем, лето было уже в разгаре и для скуки и тоски времени почти не оставалось: в эту пору у мужской половины романовской семьи были обычные, суровые, чисто мужские заботы – военные сборы, традиционно проходившие в Красном Селе под Петербургом.
Здесь всегда проводились учения, смотры, парады частей гвардии, разбивались военные лагеря, устраивались состязания в стрельбе и вольтижировке. Поздно вечером, после очередного многоверстового марш - броска во главе отряда кирасир или уланов, после изнурительных состязаний в конной выездке, Александр замертво падал в своей палатке на походную постель. Писать дневник не было сил. За несколько минут перед тем как окончательно провалиться в сон, он успевал лишь подумать о том, а действительно ли Мария Мещерская любит его, и успеть признаться себе, что он не знает точного ответа на этот вопрос . Ведь они даже ни разу толком не объяснились!
Так вот, терзаясь сомнениями и неопределенной, смутной, тоской, ничего не зная о тайнах сердца Марии – слишком хорошо умела она скрывать свои чувства от всех, и от самой себя, прежде всего! – уехал Александр на несколько дней - навестить мать в подмосковное Ильинское. Уезжая, попросил наставника - опекуна, графа Перовского, показать Жуковской и Мещерской его комнаты в Александровском дворце Царского Села. Граф исполнил указания Наследника и провел молодых фрейлин по его личным покоям: кабинет, библиотека, спальня.. Девушки были в восторге от увиденного. Мария сказала, что у хозяина есть вкус, и что его апартаменты ей очень понравились. Александр был польщен и впервые в жизни почувствовал себя интересным просто, по – человечески, личностно, а ни как – наследник великой державы, «царственная кукла»!
В сентябре, в Ильинском, у Мама, справляли панихиду по милому брату – это был первый день рождения Никса , который отметили горестными слезами, без него, втайне надеясь, что следит с Небесной высоты и благословляет их за память сердечную. В дневнике Александра появилась тогда грустная и печальная запись, знаковая в его судьбе:
«Плакал, как ребенок, так сделалось грустно снова, так пусто без моего друга, которого я любил всех более на земле и которого никто на свете мне заменить не может, не только теперь, но и в будущем. С ним я разделял и радость, и веселье, ничего от него не скрывал, и уверен, что и он от меня ничего не скрывал. Такого брата и друга никто из братьев мне заменить не может, а если и заменит его кто, отчасти, то это - Мать или будущая моя жена, если это будет милая Dagmar!»
Принцесса Датская мелькнула перед Наследником в туманной грезе, но полной уверенности в том, что греза станет явью – не было: Царственная Дама из северной земли , как бы завещанная ему умирающим Никсом, обитала где - то далеко, словно - на другой планете, а М.Э. – веселая, живая, теплая, земная, - была совсем рядом, казалось, лишь протяни руку и – коснешься!