Боргояков М.И.
Как известно, в III в. до н.э. на территории Монголии и Южного Забайкалья образовался военный союз хунну, ядро которого составили двадцать четыре племени. Большинство исследователей считают, что гунны в своей основе представляли объединение тюркских племен, возможно, с включением также этнических групп моногольско-тунгусского и кетского происхождения. А.П.Дульзон полагал, что господствующая группа гуннов, соседствовавшая с китайцами, говорила на енисейском (кетском) языке.[1]
Количество племен, составивших основу хуннского союза в степях Монголии и Южного Забайкалья, соответствует упоминаемому в тюркском предании об Огуз-хане числу его внуков (24), каждый из которых стал главой племени, названного по его имени.[2]
Возможно, в этом предании нашел отражение хуннский период истории тюркских племен.
Существует предположение, что тотемным животным шаньюйского рода гуннов был бык.[3] Родоначальником другой группы гуннов считался, по-видимому, олень или волк, на что указывают отрывочные сведения древних авторов и более поздних преданий о происхождении тюрко-моногольских родов.
По сообщению историка Приска, этот "свирепый род" расселился на дальнем берегу Мэотийского озера (то есть на берегу нынешнего Азовского моря). У Иордана приводится следующая легенда о гуннах: "Охотники из этого племени, выискивая однажды, как обычно, дичь на берегу внутренней Мэотиды, заметили, что вдруг перед ними появился олень, вошел в озеро и, то, ступая вперед, то, приостанавливаясь, представлялся указующим путь. Последовав за ним, охотники пешим ходом перешли Мэотийское озеро, которое до тех пор считали не переходимым, как море. Лишь только перед ними, ничего не ведающими, показалась Скифская земля, олень исчез. Вовсе не зная, что, кроме Мэотиды, существует еще и другой мир, и приведенные в восхищение Скифской землей, они, будучи догадливыми, решили, что путь этот, никогда ранее не ведомый, показан им божественным соизволением. Они возвращаются к своим, сообщают им о случившемся, расхваливают Скифию и убеждают все племя отправиться туда по пути, который узнали, следуя указанию оленя. Всех скифов, забранных еще при вступлении, они принесли в жертву победе, остальных, покоренных, подчинили себе".[4]
Из этой легенды следует, что олень, указавший путь гуннам, был в их представлении тотемным животным-родоначальником и его образ связывался с названным озером. Е.Ч.Скржинская пишет, что сюжет об олене (иногда это бык или корова), следуя за которым гуннские охотники перешли Мэотийское болото или Киммерийский Боспор, был широко распространен и повторялся у ряда писателей У-У1 вв. (Евнапий, Созомен, Прокопий, Агафий, Иордан).[5] "Я нашел и такое известие, - писал последний, - что Киммерийский Боспор, обмелевший от снесенного Танаисом ила, позволил им перейти пешком из Азии в Европу...". Е.Ч.Скржинская отмечает, что древние авторы, хорошо представляя фантастичность сказания об олене, в попутных замечаниях выражали скептическое отношение к этому вымыслу.[6]
Далее укажем, что в решающий момент битвы на Каталаунских полях, известной в истории как "битва народов", гуннский вождь Аттила обратился с воодушевляющей речью к своим воинам: "...Наконец, к чему фортуна утвердила гуннов победителями стольких племен... Кто же, наконец, открыл предкам нашим путь к Мэотидам, столько веков пребывавший замкнутым и сокровенным? Кто же заставил тогда перед безоружными отступить вооруженных?..".[7]
Е.Ч.Скржинская замечает, что слова Аттилы свидетельствуют о том, что гуннский вождь имел в виду глубоко почитаемого прародителя гуннов - тотемное животное (оленя, быка, а может быть, и волка), которое, согласно преданию, указало путь в Европу, много столетий остававшийся им неведомым.
Гуннские предания (или мифы), естественно, не могли исчезнуть бесследно. Они продолжали жить в мифах многих народов Евразии, в том числе тюрских. В том же предании об Огуз-хане, получившем широкое распространение среди тюркских народностей, проводником выступает волк. Согласно этому преданию, на рассвете в шатер Огуз-кагана проник луч, подобный солнечному. Из того луча возник сивошерстный, сивогривый большой волк и произнес: "Теперь двигайся с войском, Огуз-каган. Веди сюда народ и беков, я буду тебе показывать дорогу". Следуя на запад по пути, указанному волком, Огуз-каган побеждает своих врагов.[8]
Сюжет о "волке-вожатом" очень близок преданию о происхождении самнитского (древнеиталийского) племени гирпинов (гирпус волк). Гирпины пришли на завоеванную ими территорию, ведомые волком ("волк, подойдя к нему, стал его спутником и вожатым").[9]
Столь близкое совпадение сюжетов вряд ли можно объяснить типологическим сходством. Сюжет о волке-вожатом из предания об Огузе, видимо, весьма древен и существовал еще в эпоху скифов и гуннов.
В.А.Гордлевский отмечает, что сказания о волке, традиционные для тюрко-монгольских племен, могли быть занесены в Европу кочевниками из Азии. Они оказали влияние и на средневековый европейский эпос. Ал.Веселовский, анализируя предания об Аттиле, обнаружил в них два эпических течения: более сторое - гунно-гетское, преломившееся в восприятии мадьяров, "наследников гуннов", и более новое - итальянское (латино-христианское). Для гуннов, гетов и мадьяров Аттила - герой, родившийся в результате сверхъестественного зачатия - от света...[10] (Ср.: в предании об Огузе сивогривый волк возникает из луча, подобного солнечному). С другой стороны, согласно преданию, рождение Огуз-кагана связывается с быком. Налицо явное переплетение (смешение) двух древних сюжетов.
Следует также отметить, что гуннская легенда об олене в известной мере перекликается с киргизским преданием о Рогатой матери-Оленихе - прародительнице рода буга, записанным еще Ч.Валихановым (ХIХ в.). Этот древний сюжет использовал Ч.Айтматов в повести "Белый пароход". Изложим его содержание (по А.Алимжанову ).
Кара-Мурза и Асан (герои предания), охотясь за оленями в горах Ала-Мышык, увидели в стаде маралов прекрасных девочку и мальчика с оленьими рогами. Они убили мальчика и схватили девочку, которая с воплем бросилась на труп брата и долго неутешно рыдала. Предание гласит, что, проклятые рогатой девочкой, Асан и Кара-Мурза не имели потомства. Предводитель Мирза-Кул, к которому привели прекрасную девочку, отдал ее замуж за своего внука Яман-Кула. По преданию, эта родоначальница по имени Муюзбайбиче (Рогатая мать) прославилась своей необыкновенной мудростью. Утверждают, что в последствии она утратила украшавшие ее рога. Вымыв как-то голову, она приказала служанке вылить воду в такое место, которого не касалась нога человека. Служанка из любопытства, или же не найдя соответствующего места, выпила эту воду и от этого зачала сына, назвав его после рождения именем Джелден ( от ветра)... По сообщению Ч.Валиханова, современные ему киргизы продолжали свято чтить память Рогатой матери и в тяжелые моменты своей жизни приносили ей жертвы, обращаясь к ней с молитвой. Она считается покровительницей озера Иссык-Куль, и дух ее витает над Иссык-кульской долиной.[11]
В религиозных представлениях многих народов Евразии важное место занимал образ быка (или коровы, оленихи). Из тюркской мифологии известно, например, что легендарным первопредком тюркских огузских племен был Огуз-каган (Бык-каган), рожденный Ай-каган от быка. Ог'уз или бука (в различных фонетических вариантах) являелся культовым животным - тотемом, название которого стало этнонимом.[12]
Наиболее убедительное, с нашей точки зрения, объяснение этимологии собирательного этнического имени огуз дает А.Н.Кононов, считая его исходной основой Ог' (ок) род, племя + афф. множ. ч. - (у) з. Эта основа находится в прямой связ родаи со старотюркским словом о'г мать и к этой же основе восходят слова ог'ул потомство, сын, и "огуш" - сородич.[13] Корни этого понятия ( "первопредок", "род") уходят, по видимому, в глубокую древность.
Пугу (другое название быка. - М.Б.) как одно из поколений племени теле упоминается в истории Танской династии (VII-VIII вв. н.э.). Отмечается, что обычаи у этого племени в основном те же, что и у тугю.[14] Этот этноним сохранился у современных киргизов (бугу), он бытует также у хакасов (пуг'а): был улус Пуг'алар аалы, то есть "улус рода Пуг'а".Представители этого рода свое происхождение возводили к племени пуг'у (бугу). В прошлом у хакасов бытовали мужские имена Пуг'а, Хара Пуг'а и т. д. В енисейской рунической надписи ( № 50 по С.Е.Малову) Буг'а встречается в качестве собственного имени : "Буг'а эр аты " Геройское имя Буга . Это же имя фигурирует в уйгурских памятниках XII-XIV вв. и в хакасском фольклоре. Культ быка был известен предкам западных бурят. Так, например, ленские буряты считают себя потомками мифических сыновей быка- первопредка Буха-Нойона, Эхирита и Булагата. В бурятской мифологии говорится, что, "задевая небо своими широкими раскидистыми рогами, божественный бык спустился на землю, породил на берегу Байкала двух героев-близнецов, предков бурятского народа, Эхирита и Булагата, а затем встретил своего извечного врага - Черного быка Тайджи-хана.После тяжелой схватки побежденный Черный бык с ревом удалился. Буха-Нойон лег отдохнуть на этом месте и окаменел навеки".[15]
Археологические данные свидетельствуют о том, что культ быка у различных племен и народов восходит к глубокой древности.По сообщению М.Д.Хлобыстиной, в Хакасии центральными образами Окуневского искусства (II тыс. до н.э.) выступают женщина-мать и ее тотемный супруг - бык. Роль быка как ведущего тотема на ранних стадиях развития скотоведческих обществ определялась реальной экономической обстановкой эпохи ранней бронзы, когда именно крупный рогатый скот составлял основу хозяйства, костяк стада. Это положение сложилось еще в эпоху энеолита, когда, по-видимому, и утвердилась идея почитания быка. По словам автора,иконографические изображения женщин в сочетании с фигурами быков указывают на связь этих изображений с культом плодородия, с идеей благополучного продолжения рода. Неизменно повторяется образ окуневских стел-мегалистов - лицо женщины, увенчанное бычьими рогами.[16] В представлении людей окуневской культуры бык ассоциировался,с одной стороны, с образом Солнца, с другой - с понятиями "вода", "река" и "плодородие", игравшими исключительную роль в жизни древних народов, особенно кочевых. "Нет почти ни одного племени, - пишет М.И.Шахнович, у которого вода не считалась бы матерью всего живого, целебной, очистительной силой плодородия ".[17] "Нет воды - нет жизни", - говорили в старину. Поэтому в сознании древнего человека образ быка связывался с источником воды, дающим жизнь. В отдельных случаях понятия "бык" и "река" совмещались в представлении древних - бык обитал в воде, в реке. Отзвуки этого представления можно обнаружить в хакасском эпосе. В поэме "Хан-Кичегей" одноименный богатырь борется с быком-чудовищем, обитавшим в большой реке: Черная великая (большая) река вздулась,