Об этой устойчивости империи надо напомнить, чтобы меньше внимания обращать на тайны византийского двора, царедворство и заговоры и предательства, о которых до сих пор любят порассуждать всякого рода "специалисты". Ну, допустим. Что в конце XIX века подсчитали, что из 109 императоров 34 умерли естественной смертью, 8 умерли на войне или охоте, 12 отреклись от престола, 12 скончались в тюрьмах и монастырях, 18 оскоплены, лишены зрения, изуродованы, а 20 задушены, отравлены, сброшены с колонны. Разве эти подсчеты говорят о чем-нибудь большем, чем только о борьбе за власть, столь естественную и для империй, и для карликовых государств? Империя оценивается по главному критерию силе экспансии или, как в случае с Византией, по той устойчивости, которой империя обладает. Еще раз напомню, Византийская империя просуществовала свыше 1100 лет и это лучшее доказательство тому, что имперская мощь и воля были куда более значимы, чем возня вокруг трона и интриги двора. В качестве иллюстрации от противного можно сослаться на последнее десятилетие нашей российской истории, когда власть преднамеренно уничтожала имперский статус государства и занималась разбоем такого масштаба и такого цинизма, которые поставили под вопрос саму идею государственности, будущее страны и выживание народа. Повторю, интриги дворцовые и крепость государства не всегда взаимообусловлены и имперская воля может реализовываться не обязательно через благополучие правящей династии (интригами и фаворитизмом переполнено правление Екатерины Великой, но именно в годы ее царствования имперская воля и мощь определили место России в тогдашнем "мировом сообществе" и поведение империи на протяжении всего XIX века).
У Византии было свое историософское предназначение, которое она исполнила до конца и тем вошла во всемирную историю как величайшая империя и непобедимая твердыня. Конечно же, речь идет о Православии, взлелеянном Византией и переданном миру для движения к Пути, Истине и Жизни. Не государственная история, не культурное своеобразие и не научно-технические достижения (хотя и обо всем этом можно говорить в панегирическом стиле) составили удел и смысл византийской государственной жизни. Именно и прежде всего взращивание Православия составляло главнейшую цель жизни империи и именно этим Византия дорога всему православному миру.
Уже перенос столицы Восточной Римской империи в маленький благополучный Византий потрясает своей нечеловеческой мудростью и сакральной предопределенностью. Становится возможным укрепить взаимодействие провинций и создать властную вертикаль в восточном присредиземноморье, где эллинизм, римское владычество, традиционный сепаратизм вполне способны были разрушить и без того почти призрачное государственное единство необъятных территорий. Императорская власть справилась с задачей сохранения единства территорий, защитив этнические общности от внешней агрессии и взаимоуничтожения.
Не устрой Константин Великий Восточную Римскую империю, течение христианской истории пошло бы по совсем другому руслу и католическая схизма могла бы представлять христианство во всей его "полноте", в то время как на востоке арианская ересь смогла бы подавить православие, которое существовало бы в виде одной из многочисленных сект и не более того.
Уже упомянутая арабская экспансия вполне могла смести с лица земли христианство в Передней и Малой Азии и Северной Африке. Только присутствие мощной византийской империи не позволило совершиться трагедии и оградило христиан даже на занятых арабами территориях от полного уничтожения. За триста лет, предшествовавших арабским завоеваниям, Византийская империя помогла укоренить православие в духовной жизни этнических общностей указанных выше регионов, сделала его смысловой основой этнического самосознания и это дало возможность этносам даже в условиях арабского владычества сохранить себя и сохранить свою православную духовность (немаловажно, что арабский халифат позволял веротерпимость, в отличие от турок-завоевателей, которые знали только насилие и конфессионально-этническую нетерпимость в отношении завоеванных народов. Сошлюсь на известный договор, заключенный между халифом Омаром и патриархом Софронием в 638 году после взятия Иерусалима: "Во имя Бога премилосердного Омар - обитателям Элии. Они будут находиться под охраной и сохранять свою жизнь и имение.
Их храмы не будут разрушены и будут представлены им в пользование. Но вход в храм для мусульман не возбранен и днем и ночью. И двери открыты для проходящих.
Воздвигать крест над храмом не позволено, а также и звонить в колокола. Пусть довольствуются билом. Пусть не строят новых храмов ни в городе, ни в окрестностях.
Мусульманскому страннику пусть дают в своем городе даром ночлег и прокормление в течение трех суток.
Дети христиан не обязаны изучать Коран, но пусть не проповедуют открыто своей веры мусульманам, пусть никого не привлекают к ней, но пусть не мешают своим родственникам принимать ислам.
Пусть не выносят на улицу ни своих крестов, ни своих священных книг.
Пусть уважают мусульман и уступают им место, когда те пожелают сесть.
Пусть не одеваются, как мусульмане, и не покрывают своей головы, как правоверные.
Пусть не говорят тем же языком, не называются т6еми же именами, не имеют на своих печатях арабских надписей. Пусть не ездят верхом в седлах, не носят никакого оружия, не берут мусульманина в услужение.
Пусть платят исправно подать, признают халифа своим самодержцем и ни прямо, ни косвенно не вредят его служению".
Все эти угрозы, вероятно, осознавались Константином Великим или, хотя бы, предчувствовались. Во всяком случае, подготовив и проведя в Никее Вселенский собор, на котором был выработан православный Символ Веры и разгромлено арианство, Константин Великий занялся переводом столицы в Византию и устроением Восточной Римской империи. У государства, на глазах выраставшего в Малой Азии и восточном присредиземноморье, была готовая религиозно-политическая доктрина, не придуманная несколькими умниками, как это делается у нас в последние пять лет под соусом "поиск национальной идеи", а выстраданная трехсотлетним периодом формирования Предания, исповедничеством и мученичеством. Византия начала свое имперское шествие воистину правым словом и на протяжении одиннадцати веков свидетельствовала миру о Православии, обогащая и крепя Традицию и Предание.
А утверждать Православие приходилось в среде, переполненной эллинским спекулятивизмом, ортодоксальным иудейским монотеизмом и отголосками местных языческих культов. То и дело возникавшие ереси порой готовы были исказить или вообще отменить православную традицию, а если вспомнить иконоборчество, то в VII - IX веках оно вообще становилось религиозно-политической доктриной империи. Арианство, монофизитство, монофелитство, несторианство, уже упомянутое иконоборчество - мощные ереси, потрясавшие империю, а сколько малых отклонений от Православия и местных ересиархов, о том надо отдельно читать в церковной истории. Византия унаследовала высокую культуру предшествующих цивилизаций, образовательный уровень населения был значителен и это в совокупности создавало благоприятную среду для толкования вкривь и вкось Писания, не говоря уже о жажде внести свое "веское и неповторимое слово" в Предание. Григорий Нисский в конце IV века так сатирически описал это самодеятельное теологическое мудрствование: "Одни, вчера или позавчера оторвавшиеся от черной работы, вдруг стали профессорами богословия. Другие, кажется прислуги, не раз битые, сбежавшие от рабьей службы, с важностью философствуют о Непостижимом. Все полно этими людьми: улицы, рынки, площади, перекрестки. Это - торговцы платьем, денежные менялы, продавцы съестных припасов. Ты спросишь их об оболах (копейках), а они философствуют о Рожденном и Нерожденном. Хочешь узнать цену на хлеб, отвечают: "Отец больше Сына". Справишься: готова ли баня? Говорят: "Сын произошел из несущих". Сарказм налицо, но ведь если "богословствовали" рабы и черный народ, то уж свободные крестьяне и ремесленники "творчески развивали" эти и другие идеи куда как активнее. А что тогда говорить об "интеллигенции"и монашеской братии, которым само положение позволяло идти "дальше, дальше, дальше"по любому богословскому вопросу, чтобы в конце пути оказаться лжеучителями и внеправославными (выбираю самые мягкие слова) толкователями Писания и Предания.
В этом бушующем море амбиций, заблуждений и искушений была имперская воля, чтобы Истина воссияла, соблазн расточился и подлинное слово просветило духовный мир человека и общества. Пример Никейского собора здесь был благодатно непререкаем, что позволило самые трудные и действительно судьбоносные проблемы решать именно соборно и именно вселенски. С 325 года по 787 год было проведено семь Вселенских соборов, решения которых определяют до сих пор нашу православную жизнью. Но важно помнить, что в тех исторических условиях имперская власть была светским двигателем духовного строительства, что лишний раз подтверждает мнение о Византии как империи духовного делания, что бы ни писали историки и современники об интригах и хитросплетениях дворцовой жизни.
А какие подвижники и духовные ратоборцы преодолевали соблазны и строили неприступную православную твердыню! Одно перечисление имен поражает мощью духа, которой обладала Византийская империя: Афанасий Великий, Василий Великий, Григорий Нисский, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, Максим Исповедник, Иоанн Лествичник, Иоанн Дамаскин, Роман Сладкопевец, Ефрем Сирин, Григорий Палама, Симеон Новый Богослов. Марк Ефесский...