Тем не менее, решающие схватки революции происходили в Париже, куда в мае 1789 прибыли бретонские представители. Бретонские депутаты проявили себя как наиболее активные деятели Генеральных Штатов и Конституционной Ассамблеи, где некоторые из них считались личностями общенационального масштаба: адвокат из Ренна Иссак Ле Шапелье (Issac Le Chapelier) /1754-1794/, основатель бретонского Клуба, ставшего в последствии знаменитым Якобинским Клубом; Жан Ланжуинэ (Jean Lanjuinais) /1753-1827/, профессор канонического права из Ренна; негоциант Ле Гуен де Керангаль (Le Guen de Kerangall) стоял у истоков отмены привилегий, провозглашенной в ночь на 4 августа; Мишель Жерар (Michel Gerard), один из немногих выбранных крестьян, уроженец окрестностей Ренна, имевший большую популярность в ассамблее, к которому король однажды обратился: "здравствуйте голубчик" (bonjour mon bonhomme). "Сборная Бретани" быстро завоевала признание благодаря своему задору и энтузиазму: "гренадеры Генеральных Штатов", как их прозвали, были на гребне всех политических событий 1789 года. Хорошо организованные, они поддерживали постоянную связь со своим электоратом. Их политическая борьба была, прежде всего, борьбой классовой, а забота о правах человека, ограничивалась инициативой по отмене дворянских привилегий, причем подход был весьма дифференцированным, когда вопросы привилегий и прав человека конфликтовал с их личными интересами. Так, представители торгового цеха из Нанта и Лориента, ожесточенно сопротивлялись отмене работорговли: "Любовь к черным не может превалировать над любовью к нашим согражданам", заявил один лориентский депутат. Когда 6 мая 1789 Некер (Necker) предложил рассмотреть вопрос о "торговле черными людьми", депутаты из Нанта написали своим избирателям, что "решение, губительное для французской нации, готовится в Генеральных Штатах [...] если оно будет иметь успех, как обещает шайка одержимых, мнимых поборников гуманности". Ле Шапелье поспешил к ним на помощь: "Мне кажется, нет человека рассудительного и действительно гуманного, кто может помышлять о предложении освободить черных". В то же время, бретонские депутаты легко "сдали" все привилегии провинции.Отказ от прав и привилегий Бретани
Этот вопрос и сегодня остается темой для споров. Напомним коротко, что Бретань пользовалась тогда политической и финансовой самостоятельностью (что обеспечивало ей режим наибольшего благоприятствования), а так же различными судебными, военными и религиозными льготами. Многочисленные наказы избирателей, как приходов, так и сенешальств, решительно настаивают на сохранение прав и льготы провинции: Ренн, Нант, Гвенран, Ванн, Дол, Фужер, Динан, Кемперле, Карэ, Шатолин... Никто не требует их отмены. Напротив это одна из немногочисленных точек соприкосновения между тремя сословиями. Однако, в течение ночи 4 августа, бретонские депутаты Третьего сословия, вдохновленные пафосом событий, отказываются от бретонских прав, в то время как они получили наказ "употреблять все свое рвение для (их) поддержки и сохранения" (сенешальства Сен-Брие, Динан и др.). Депутаты духовенства отклоняют этот отказ. Кажется, что общественность была сильно шокирована этим отказом...
Но защита прав и бретонских льгот быстро принимает другой оборот, так как ее берет на себя аристократия, а патриотическая буржуазия в ответ на это, считает нужным идти дальше в разрушении здания бретонской конституции: Парламент и Штаты Бретани уничтожены 3 и 5 ноября 1789. Напрасно Парламент пытался оспаривать свою полную отмену. Прибывшие на заседание Конституционной Ассамблеи в январе 1790, судьи утверждают: "Наши льготы - это права, а не привилегии; сословия имеют привилегии, но только нации обладают правами". Их позиция осуждена в результате длительного противоречивого обсуждения, где они подверглись неистовым атакам Мирабо, который их обвинил в попытке встать на пути "великой революции, которая собирается изменить лицо мира и судьбу человеческого сообщества" и которая порицает все эти "древние хартии". Однако бретонские законодатели встретили поддержку других ораторов, которые отмечают, что привилегии следуют из "контракта нации с нацией" и что таким образом "именно против буквальной расправы над ваннским договором 1532 года, протестуют бретонцы. Нет больше ничего святого среди людей, если подобные документы не соблюдаются [...] все обязательства договора взаимны. Таким образом, доказано, и я не боюсь огласить это в присутствии представителей французской нации, что Бретань свободна, и что мы не имеем больше никакого права на эту провинцию, если мы не желаем точно выполнять условия договора, который объединил её с короной [...] одно из условий этого договора определённо гласит, что Бретань будет иметь Парламент, Канцелярию, Палату Счетов, и что не будет сделано никаких изменений относительно к отправлению правосудия в этой провинции, без предварительного согласия ее Штатов". (Аббат Маури, не бретонец).
Дискуссия разгорается, меняется сам предмет спора: теперь любое осуждение позиции бретонских депутатов Третьего сословия дает повод подозревать осуждающего в симпатии к привилегированным классам. Соответственно, поддержка сохранения прав провинций трактуется как поддержка аристократии.
Бретонские льготы, таким образом, отныне осуждены безвозвратно: так, во время учреждения федерации Понтиви в январе 1790: "Заявляем торжественно, что первым нашим свободным шагом будет немедленное отречение от этого древнего и варварского крепостничества, которое заставляло нас стонать под жестоким гнетом притеснения, и которое наши спесивые тираны имели смелость украсить пышным именем привилегий и льгот Бретани". Режим полной самостоятельности, предоставленный тогда департаментам, а также вновь созданные административные формации, мешают осознанию потери льгот. Таким образом, серьезный оппозиции со стороны населения не состоялось. Однако можно пытаться подумать и об ответственности буржуазии в этом процессе. Это из-за отсутствия или недостаточности национального бретонского сознания она не защитила автономный статус провинции? Или из-за желания благоприятствовать экономической унификации, выгодной, главным образом, собственной социальной группе? Была ли она просто подчинена или сбита с толку слишком абстрактными дебатами о последнем философском изобретении того времени: французской Нации? В любом случае, буржуазные бретонские депутаты абсолютно упустили политический смысл происходящего, не сумев предвидеть, что наиболее тотальная из централизаций была отныне возможна. К тому же, играя первые роли в начале, они будут быстро устранены другими деятелями, гораздо лучше сориентированными в политических реалиях.
К столкновению (1791-1792)
Узурпация Революции буржуазией вызывает озлобление со стороны других социальных классов, в частности аристократов, которые объединяются. Но главную роль в формировании оппозиции сыграла Церковь, имевшая большое влияние в деревнях. Развитие Революции вносит разлад и в ряды патриотов. Результат всех этих делений, общественных и политических: прогресс контрреволюции, которая пытается обуздать революционное движение. Атмосфера насилия ширится, надолго заставляя бретонцев забыть о своем национальном единстве и самосознании.
Вслед за отказом от прав и привилегий провинций, следует уничтожение самих провинций: 15 января 1790 принимается новое административное деление Франции на департаменты, дистрикты, кантоны и коммуны. Таким образом, провинции Бретань более не существует, а имеют место быть пять департаментов, практически в том виде как мы их знаем сейчас. Разница лишь в некотором изменении границ и названий - современные департаменты Кот-д`Армор и Морбиан назывались в то время соответственно, Кот-дю-Нор, и Кот-дю-Сюд.
Далее происходит еще одно знаменательное событие, определившее во многом ход революции в Бретани. 12 июля 1790, Национальная Ассамблея ставит на голосование гражданскую конституцию (устройство) духовенства.
По существу, это была полная реформа французской Церкви. Из ее компетенции были изъяты такие функции как регистрация рождений, смертей и браков. Законным, теперь признавался только гражданский брак. Были упразднены все церковные саны, кроме епископа и кюре, причем теперь это были выборные должности. Таким образом, отменялось утверждение французских епископов Римом. Было также упразднено множество епархий и приходов; в Бретани так поступили с 4 епархиями из 9. И как венец законотворческих изысков патриотов в области религии, была введена специальная присяга духовенства, подтверждающая примат гражданской власти над духовной (январь 1791). В Бретани, которая на протяжении веков, была крайне религиозной провинцией, ответ последовал незамедлительно. Духовенство, изначально симпатизировавшее, Революции (бретонский клир активно принимал участие в составлениях наказов избирателей; в период введения новых административных структур многие священники стали мэрами, районными прокурорами и т.д.), в большинстве своем не приняло эти "нововведения". Служители Церкви, разрываясь между восхищением идеями Революции и своим священническим долгом, в большом числе выходят в отставку со всех гражданских должностей которые они занимали. От 75 до 90% клира Бретани отказывается принять присягу, обрекая себя на подпольное существование. Крестьяне не понимают, почему их духовные наставники отныне находятся под угрозой и не хотят рисковать спасением души предавая своих "добрых священников". В конце 1790 и в начале 1791 гг. Начинаются волнения в Леоне, Ваннской области и области галло. В Жосселине, в августе 1790, население выражает солидарность священнику отказавшемуся читать декрет Конституционной ассамблеи во время мессы. Организовываются паломничества с целью просить у Бога защиты от новых законов. Повсюду наблюдаются скопления народа, и вот, 6 февраля 1791 происходит первая открытая конфронтация: в Ванне, крестьяне из окрестных деревень, думая, что их епископу угрожает опасность, хотят захватить город, однако их рассеивают драгуны из Лориента. Но 13 февраля они возвращаются, и происходит кровавое столкновение: отмечено более десяти погибших.