В ряде округов по-прежнему значительным оставалось влияние местных лендлордов, что отражалось на ходе выборов. Например, на юге Линкольншира на выборах 1841 г. в 32 из 44 избирательных округов, принадлежащих одному землевладельцу, голоса всех избирателей были отданы ему [15]. Если земельная собственность в избирательных округах распределялась примерно поровну между землевладельцами - кандидатами от вигов и тори, то претенденты от противоборствующих партий заключали между собой так называемый мир округа, сводившийся к дележу представительных мест от данных округов.
В силу всех этих причин избирательная реформа 1832 г. не привела к существенным изменениям как в процедуре избрания, так и составе избранных. В принципе, такая ситуация устраивала обе противоборствующие стороны, поскольку виги, как и тори, совсем не стремились к усложнению системы выборов и увеличению затрат на избирательную кампанию (они возникли бы при наличии сильных и многочисленных конкурентов). Привлечение большого числа новых лиц в политику грозило не только подрывом влияния действующих в то время политиков, но было невыгодно и по материальным соображениям. Виги решились на проведение парламентской реформы не потому, что они стремились к демократизации избирательной системы, а потому в первую очередь, что хотели прийти к власти, заручившись симпатией и поддержкой как общественного мнения, так и различных группировок парламентской оппозиции, которые им удалось сплотить в борьбе за избирательную реформу. Ликвидировав наиболее анахроничные элементы избирательной системы, виги тем не менее сохранили представительство от "гнилых" местечек, которое обеспечило преобладание в палате общин сыновей пэров и баронов.
Поэтому всплеск активности в период избирательных кампаний 1831 и 1832 гг. быстро сменился рутинной политикой "необходимого выбора" и партийного сговора. Так, перед выборами 1831 г. в Нортгемптоншире имелось два места, которые были поделены между кандидатами от вигов и тори. После реформы 1832 г. количество выборных мест увеличилось до четырех. За два новых места начала развертываться предвыборная борьба, причем виги имели реальные шансы опередить своих соперников, но лидер вигской партии виконт Олторп выступил против соперничества с кандидатами от тори в этих избирательных округах, предложив поделить новые места на паритетных началах. Он не желал "идти на траты из-за того, что некоторые заблуждающиеся люди будут настаивать на одном из кандидатов, часто вопреки всем причинам и здравому смыслу" [16].
Виконт Олторп выражал позицию "старых" вигов - консервативно настроенной части вигской партии, тесно связанной родственными и экономическими интересами с лендлордами. "Старые" виги считали, что принятие парламентской реформы 1832 г. завершило борьбу за либерализацию избирательной системы. Причем, закончилась эта борьба самым выгодным для них образом. Наличие в парламенте представителей крупной буржуазии обеспечивало вигам преимущество в борьбе с консерваторами, поскольку депутаты-буржуа поддерживали более либеральные законопроекты вигов. Вместе с тем малочисленность представителей буржуазии в парламенте давала вигам возможность контролировать их действия и не допускать проведения самостоятельной политики со стороны буржуазных группировок. Поэтому главной своей задачей "старые" виги считали сохранение выгодной им ситуации, ради чего они были готовы пойти на существенные политические компромиссы с тори.
Готовность виконта Олторпа разделить или даже отдать политическую власть торийской оппозиции показывает, что виги и тори были больше связаны экономическими и родственными интересами, чем разделены политической конкуренцией. Их соперничество носило во многом чисто внешний характер. Недаром видный английский публицист Уильям Хезлитт сравнивал эти две партии с "двумя грохочущими каретами, которые двигаются по одному и тому же пути, к одному и тому же месту назначения, обрызгивая друг друга грязью" [17].
Влияние, которым пользовались лендлорды во многих (чаще всего сельских) избирательных округах, было вызвано не только их финансовыми доходами. Очень важным для осознания английских политических реалий первой половины XIX в. является то обстоятельство, что земельная аристократия пользовалась традиционным уважением в английском обществе. В глазах английского обывателя, особенно сельского жителя, а количество сельских избирателей значительно увеличилось в результате парламентской реформы, лорд или сквайр, владевший обширным поместьем, заслуживал большего доверия как политик, чем банкир или фабрикант. Это обстоятельство часто лишало выборы парламентариев их политического содержания. Для типичного сельского арендатора первой половины XIX в., голосование было функцией, связанной с принадлежностью его к земельному объединению, но не с персональной ответственностью. Ответственность арендатор нес перед землевладельцем, а не перед своей совестью. Поэтому "его политическая лояльность была лояльностью по отношению к землевладельцу, а не к политической партии" [18].
Основу того, что можно назвать "политическим уважением" в отношении лендлордов со стороны арендаторов, составляли традиция, имущественная зависимость и совпадение мнений по многим политическим вопросам. Так, по вопросам сохранения привилегий англиканской церкви или защите прав земельной собственности интересы лендлордов и арендаторов совпадали. Именно существование "политического уважения" позволяло земельной аристократии в течение длительного времени воздействовать на избирателей. Однако приоритет происхождения и клановость на выборах в сельских округах, а также отсутствие у арендаторов возможности реально участвовать в политической жизни, приводили к тому, что последние, как правило, не имели политических мнений вообще. Это часто способствовало возникновению политической апатии у сельских избирателей. Именно она обусловила поражение тори на выборах 1831 и 1832 гг.
Вообще, говоря о жителях сельских округов, трудно выявить систему в их политическом поведении и непосредственные причины, по которым уважение, проявляемое к аристократическому кандидату на выборах, сменялось полным равнодушием к нему и неучастием в выборах. Вероятней всего, одной из главных причин было существование определенной политической зависимости сельских избирателей от землевладельцев. Вместе с тем имелась возможность преодоления этой зависимости. Либеральные кандидаты вряд ли могли уговорить селян, связанных с лендлордами и джентри имущественными и традиционными отношениями, голосовать против них, но подтолкнуть сельских избирателей к игнорированию выборов им иногда удавалось. Можно предположить, что определенную (но, видимо, не определяющую) роль в этом процессе играла публицистическая кампания по пропаганде либеральных идей и кандидатов, представляемая фритрейдерской прессой как позиция "общественного мнения", т.е. мнения большинства, что всегда было значимо для консервативных селян. Но вместе с тем надо отметить, что экономические идеи фритрейдеров противоречили интересам сельских жителей, поскольку без поддержки последних стали бы невозможны выступления лендлордов против отмены хлебных законов, регулировавших ввоз зерна, что сохраняло высокие цены на него на внутреннем рынке.
Таким образом, "классические либералы", представлявшие интересы фритрейдеров, в отличие от вигов-лендлордов вряд ли могли рассчитывать на поддержку сельского населения. В лучшем случае сельские избиратели могли сохранять по отношению к буржуазным кандидатам нейтральную позицию. Поэтому "классическим либералам" было необходимо продолжать борьбу за избирательную реформу с целью введения всеобщего избирательною права для мужчин и пропорциональной системы представительства по числу жителей от городских и сельских округов. Только через увеличение реального числа городских избирателей можно было при данной системе обеспечить политическое господство либеральной буржуазии.
Если в сельских округах после реформы 1832 г. активность избирателей и результаты выборов мало отличались от дореформенного периода, то в городах реформа вызвала серьезные перемены. Прежде всего увеличилось количество электората. Впервые в английской избирательной практике были введены обязательные списки избирателей и партийные списки. В результате у юристов появилось много работы, поскольку необходимо было определить социальный статус и имущественный ценз того, кто избирал, и того, кто имел право быть избранным. Кроме того, каждая партия стремилась наводнить избирательные списки по округам своими сторонниками и исключить под разными предлогами лиц, зарегистрированных противоположной стороной.
В 30-е годы XIX в. общественное мнение становится реальностью политической жизни. Свободная пресса, свобода собраний, митингов, слова, право обращения к королю и парламенту с петициями, уже имевшиеся в английском обществе, стали активно использоваться экономически развитыми, но не имевшими доступа к политической власти слоями общества, в первую очередь торгово-промышленной буржуазией, для критики политики правительства. Переход к новым буржуазным отношениям разрушал традиционный уклад английского общества, сменяя вертикальную иерархию горизонтальными связями. Политическая жизнь сосредоточилась в крупных промышленных городах. Представители различных слоев городского населения вовлекались в политические дискуссии, у них появлялись свои лидеры, свои общества, своя пресса. Это позволяло им не только высказывать свое мнение, но и оказывать давление на правительство.
И виги, и тори быстро осознали важность общественного мнения и попытались использовать его для укрепления своего политического влияния и привлечения голосов избирателей. К середине 30-х годов XIX в. они стали создавать по всей стране свои политические организации (ассоциации, клубы, общества). Дж. Паркес, руководивший в 1835 г. избирательной кампанией вигов, писал: "Мы должны организовать ассоциации в Лондоне для предварительной подготовки, сбора подписей, регистрации избирателей и финансирования нашей предвыборной кампании" [19]. Партийная деятельность особенно активно развернулась в городах, поскольку после муниципальной реформы 1835 г., упразднившей олигархические городские корпорации и обеспечившей демократическую процедуру регистрации избирателей, регистрационные списки обновлялись каждый год. В отличие от городов в сельских округах избиратель регистрировался только один раз, и перерегистрации не требовалось.