Обо всем этом соответствующие министерства и ведомства знают. Но они, активно развивая деятельность ядерного полигона, нисколько не заботились об оказании помощи населению. За 40 лет не построено ни одного объекта социального назначения для населения. Не было какой-либо компенсации за нанесенный ущерб здоровью людей и экономике области.
Все это порождает чувство национальной обиды.
В текущем году обкомом партии получено более трех тысяч писем, телеграмм и обращений, в которых люди требуют закрытия полигона.
За немедленное закрытие его также единодушно высказались участники региональной научно-практической конференции Семипалатинской, Восточно-Казахстанской. Павлодарской, Карагандинской областей, города Алма-Аты Казахской ССР и Алтайского края Российской Федерации.
Все это вызывает взрыв социального протеста населения.
Однако ведомства не прислушиваются к голосу людей. У них по-прежнему подход к полигону как к объекту военному. Между тем он давно стал острой национальной проблемой.
Объяснение должностных лиц — «чистый полигон», «инертные газы», «обеспечена радиационная безопасность» - все это защита ведомственных интересов. Полигон никогда не был чистым и вряд ли им станет.
За 27 лет подземных взрывов земные недра получили значительную деформацию. Вопрос о необходимости переноса испытательной площадки по причине увеличения трещиноватости горного массива, сложности выбора новых площадок проектным институтом был поставлен еще в 1986 году.
К сожалению, соответствующие отделы ЦК КПСС поддерживают позиции ведомств и готовят материалы руководству партии без участия и учета предложений области. Нам стало известно, что без нашего участия подготовлен проект постановления, направленный по существу на продолжение ядерных взрывов на Семипалатинском полигоне.
Обком партии считает требование населения, узнавшего горькую правду о столь тревожном соседстве, обоснованным. Должны быть приняты необходимые меры по оздоровлению сложившейся обстановки в Семипалатинской области, чтобы у людей появилась вера в свое будущее и в социальную справедливость.
Люди просят компенсации ущерба, нанесенного за 40 лет активной работы полигона. Это было бы глубоко объективно и человечно, помогло бы снижению, социальной напряженности.
На этот счет предложения области имеются, они должны быть учтены постановлением.
Уважаемый Михаил Сергеевич, излагая Вам ситуацию в Семипалатинской области, полагаемся на Вашу мудрость и понимание».
28 сентября на эту записку была наложена виза М. Г. Горбачева: «т. Зайкову, т. Язову, т. Бакланову.
Прошу еще раз вернуться к проблеме. Горбачев».
Об этой визе мне сообщили немедленно. Я же через общий отдел обкома партии следил за продвижением нашего письма.
Л. Н. Зайков, в то время первый секретарь МГК, одновременно работал секретарем ЦК КПСС и ведал вопросами оборонной отрасли. Я решил немедленно поехать к нему. Наша встреча состоялась в кабинете первого секретаря МГК и продолжалась более часа.
Зайков оказался доброжелательным собеседником, произвел на меня хорошее впечатление. Он рассказал о том, что курирует оборонную отрасль 35 лет. Зайков стал рассказывать о проблемах Москвы, о вопросах, которые его беспокоят.
— Сейчас, — сказал он, — мяса осталось на два дня.
Ежедневно занимаюсь разгрузкой вагонов.
Постепенно разговор переключился на нужную мне тему. Я рассказал все, что знал о полигоне, о бедах, которые наносят взрывы каждой семье, народному хозяйству, экологии. Зайков поднял проект постановления, согласился, что срок прекращения испытаний с 1 января 1995 года — слишком далек. Чувствовалось, что собеседник пытается найти золотую середину, чтобы удовлетворить интересы сторон. Он предложил перенести срок закрытия полигона с 1 января 1995 года на 1 января 1993 года. Я настаивал на более коротком сроке.
— Срок до января 1993 года минимальный, необходимый для подготовительных работ на новом месте,— убеждал меня Займов.
В таком случае,— говорю,— надо объявить на этот период на Семипалатинском полигоне мораторий.
— Этого делать нельзя,- отвечал Зайков.- Прошедший полуторагодичный мораторий был по моей инициативе.
За это время в США проводили интенсивные испытания ядерного оружия, мы серьезно от них отстали.
Но пообещал:
— Если позволят проблемы Москвы, поеду на Новую Землю, а затем приеду в Семипалатинск.
Доверительный разговор завершился тем, что Зайков согласился на два года сократить сроки прекращения испытаний на полигоне - 1 января 1993 года. Но и этот срок для нас был неприемлем. Наша позиция - прекратить взрывы немедленно. Однако достигнутое уже означало начало последующего успеха.
По возвращении в Семипалатинск, 11 октября, я решил обратиться к Зайкову с письмом. Просил Льва Николаевича не осуждать за назойливость и высказал наши соображения еще раз: срок прекращения испытаний на полигоне с 1993 года совершенно неприемлем, полигон должен быть закрыт немедленно.
В дальнейшем события развивались напряженно. Представители военно-промышленного комплекса оказали сильное сопротивление. Однако Зайков проявил завидную твердость и настоял на своем.
Это была серьезная победа, которая буквально нас окрылила. Да и было чему радоваться: предыдущий проект постановления о полигоне был отложен в сторону, началась подготовка нового, причем мы настояли, чтобы она шла с нашим участием. Нами была сформирована группа. В нее вошли тогдашний заведующий промышленно-транспортным отделом обкома партии В. В. Малинин, заместитель председателя облисполкома А. И. Березин, первый секретарь Курчатовского горкома парпш Н. М. Сафронов, заведующий облздравотделом Т. Т. Гоктаров, начальник областного управления торговли В. И. Караваев. Более двух месяцев они работали над разработкой тех пунктов проекта постановления, которые касались возмещения ущерба, причиненного за сорок лет деятельности полигона здоровью населения, всему народнохозяйственному комплексу. Были включены поставки металлопроката, труб, медицинского оборудования, медикаментов, строительной техники и механизмов, продовольствия.
Под нажимом Зайкова ВПК уступил в сроках закрытия полигона — не 1 января 1995 года, а на два года раньше — с 1 января 1993 года. Но дальше ВПК жестко стоял на своем, не желая уступать ни дня. Мы же настаивали на немедленном прекращении испытаний и тоже заняли твердую позицию. Более того, в проекте записали свое особое мнение. Стороны так и не пришли к обоюдному согласию, и постановлению в подготовленном виде не суждено было увидеть свет. Но усилия наши не прошли бесследно. На базе этого постановления было принято распоряжение Совета Министров СССР, о чем расскажу в главе «На пути социального обновления».
Противостояние вступило в новую фазу…
ПРОТИВОСТОЯНИЕ (Часть 5)
Объектом нападения со стороны ВПК, жителей Курчатова стали Олжас Сулейменов и я. Но Олжас Омарович — творческий работник, личность свободная, к тому же в силу того, что живет в Алма-Ате или в Москве, несколько отстранен от, ставших ежедневными, стрессовых ситуаций. Мне же было труднее - приходилось принимать на себя бурю нападок, которые надо было выдерживать или отражать.
Начатая по инициативе некоторых руководителей полигона и его специалистов, поддержанная сверху, из Москвы, кампания давления на меня обескураживала. Порой я чувствовал свое бессилие перед всемогущим ведомством, понимал, что в любой момент могу быть раздавленным и смятым. Были моменты, когда захлестывали отчаяние и одиночество, но не припомню, чтобы мог быть готов к отступлению. Жил тогда с твердым убеждением: либо выстою в этом суровом противостоянии, либо уйду с должности первого секретаря обкома - будущее не пугало. Как-никак, металлург, мог бы найти себе место на производстве.
А первый заместитель председателя облисполкома А.Р. Ломтев как-то назвал это давление «заговором генералов».
Председатель Курчатовского горисполкома Э. Л. Филимонова однажды спросила:
— Кешрим Бозтаевич, как там в Москве, у Вас поддержка есть?
Все это действовало на психику, невеселые мысли особенно терзали меня по ночам, когда наваливалась трудная бессонница. Но стоило утром переступить порог своего рабочего кабинета и окунуться в водоворот дел, как все мрачное отступало. Душевное понимание проявил председатель облисполкома Анатолий Семенович Еременко. У этого внешне сурового, немногословного человека добрая, все понимающая душа. В трудные дни, когда, казалось, не выдержу очередного давления могучего ведомства, Анатолий Семенович оказывал мне моральную поддержку. Мы засиживались подолгу, советуясь о наших дальнейших действиях.
К концу подходил 1989 год, первый год и наиболее напряженный период противостояния. Город атомщиков Курчатов буквально бурлил. И это тоже понятно: закрытие полигона означало для них неизвестность,' ломку судеб. Именно так воспринималось многими курчатовцами антиядерное движение. Этот эгоизм, подогреваемый определенными лицами, часто тенденциозными публикациями в центральной прессе, различными самостийными комиссиями из Центра с их необъективными выводами, достиг своей кульминации.
В первых числах ноября в Курчатове состоялся митинг протеста против действий руководства области. В итоге же в Москву на имя Президиума второй сессии Верховного Совета СССР была отправлена телеграмма.
Вот она.
«Москва. Кремль, в Президиум сессии Верховного Совета СССР.
Крайне возмущены демагогическими выступлениями и откровенной клеветой народного депутата СССР О. Сулейменова на съезде народных депутатов. Возмущены разнузданной лживой кампанией, проводимой Семипалатинским обкомом партии в отношении полигона и правительства. Все это приводит к агрессивным экстремистским действиям местного населения против жителей полигона. Кто ответит за это, требуем немедленного проведения гласного расследования всех фактов, приводимых О. Сулейменовым и областным руководством, назначения компетентной комиссии с полномочиями Верховного Совета по установлению истинного положения дел, с целью нормализации обстановки вокруг полигона. Сомневаясь в чистоплотности целей, преследуемых К. Бозтаевым и О. Сулейменовым, выражаем им наше недоверие, как народным депутатам и требуем, огласить на совместном заседании палат Верховного Совета текст данной телеграммы и письмо Рыжкову Н.И. от жителей гор. Курчатова и совета трудовых коллективов».