У одного могущественного бретонского начальника племени Гвиддно, говорит предание, был сын по имени Эльфин, которому ничего никогда не удавалось. Много горевал об этом отец и не знал, чему приписать постоянные неудачи сына. Наконец, посоветовавшись с друзьями своими, он решился отдать на его попечение тони на морском берегу и таким образом в последний раз испытать его счастье.
Посетив свою тоню в первый раз, Эльфин увидел, что в ней не было ни одной, даже мелкой, рыбы, хотя весной ловы в этом месте всегда были очень хороши. Опечаленный новым доказательством своего постоянного несчастья, он собирался уходить с тони, когда вдруг заметил что-то черное на плотине у самого шлюза. Ему показалось, что это был кожаный мех. Один из рыбаков сказал ему:
- Видно, нет тебе ни в чем удачи. Уж на что лучше этой тони! Бывало, в ней каждый год первого мая ловилось многое множество всякой рыбы, а нынче всего вон только и вытащил, что кожаный мех.
Подошли они оба к тому, что казалось им издали кожаным мехом, и увидели корзину, плетенную из ивовых прутьев и покрытую кожей. Подняли крышку, и каково же было изумление их: в корзине спал прекрасный младенец. Минуту спустя он открыл глазки, улыбнулся и потянул к ним свои маленькие ручонки.
- О талиесин! - воскликнул рыбак, указывая на ребенка и в изумлении расставляя руки.
- Талиесин! - повторил Эльфин, вынимая ребенка из корзины и прижимая его к своей груди. - Так пусть же и называется он Талиесин!..
Держа младенца на руках, Эльфин сел осторожно на коня и тихонько поехал домой. Он не мог удержаться от слез, глядя на ребенка и раздумывая о своей постоянной неудаче. Вдруг ребенок запел, и песня его скоро утешила Эльфина.
- Полно плакать, Эльфин, - говорил он в ней, - твое отчаяние не поможет. Полно лить слезы! Не всегда ты будешь несчастлив. Бог посылает человеку богатства и со дна морской пучины, и с высоких горных вершин, и из волн речных. Хотя я слаб и мал, а придет время, когда я буду тебе полезнее множества рыбы. Не сокрушайся. Во мне, по-видимому, нет вовсе силы, но зато уста мои чудесно одарены свыше. Пока я буду с тобой, тебе нечего опасаться.
Эльфин приехал домой веселый.
- Ну, что же ты поймал? - спросил его отец.
- То, что гораздо лучше рыбы, - отвечал сын.
- Да что же такое?
- Я поймал барда, - сказал Эльфин.
- Барда? Да на что он может тебе пригодиться? - печально возразил отец.
Тут Талиесин сам вступился за себя:
- Бард будет ему полезнее, - сказал он, - чем тебе твоя тоня.
- Как! Ты уже умеешь говорить, малютка! - воскликнул изумленный Гвиддно.
- Да, я могу отвечать прежде, чем ты меня спросишь, - сказал Талиесин и запел. - Мне известно все: и прошедшее, и будущее.
Эльфин отдал Талиесина своей жене, и с этого дня в течение целых двенадцати лет счастье не оставляло его дома.
В год, когда Талиесину минуло тринадцать лет, Мэлгон, король гвиедский, пригласил к себе Эльфина на праздник. Случилось это на самую Пасху, и потому торжество у короля было великое: столы ломились под тяжестью яств. Когда все гости порядочно подгуляли, отовсюду послышались самые преувеличенные похвалы хозяину.
- Есть ли на свете король славнее Мэлгона - король, у которого и барды были бы искуснее его бардов, - говорили гости, - и воины храбрее, и лошади быстрее, и борзые лучше? Нет, такого короля не найдешь в целом свете.
Такая лесть раздосадовала Эльфина.
- Конечно, - сказал он, - трудно тягаться с королем в чем бы то ни было, но что касается до бардов, то я смело могу сказать, что у меня дома есть бард, который всех королевских за пояс заткнет.
Все барды Мэлгона и между ними Хайнин восстали против Эльфина, и двор, и гости ужаснулись неслыханной дерзости и донесли о том королю. Повелел король бросить бедного Эльфина в тюрьму и держать его в цепях до тех пор, пока тот не докажет, что его бард мудрее бардов королевских.
Когда слух о пленении Эльфина дошел до Талиесина, он незамедлительно явился к королю. У того как раз шел пир со знатными людьми королевства. Талиесин вошел в залу пиршества и спрятался в угол, мимо которого должны были проходить придворные барды, направляясь на поклон королю. В то время, как барды проходили мимо него, он стал корчить им гримасы, на которые те не обращали внимания; но когда они остановились перед королем, желая приветствовать его, ни один из них не мог выговорить ни слова. Когда же король велел им петь, то все они против своей воли скорчили королю рожи и стали что-то бормотать себе под нос. Король решил, что они пьяны, и в гневе обратился к главному из них, Хайнину, требуя, чтобы он объяснил странное поведение бардов, угрожая ему страшным наказанием.
Хайнин пал к его ногам:
- Государь, не излишнее употребление вина заставляет нас являться к тебе в таком странном виде: мы не пьяны, но нас попутал бес, он сидит вон там в углу, приняв вид ребенка.
Услышав такую речь, Мэлгон велел призвать к себе Талиесина и спросил его, кто он и откуда пришел. Мальчик отвечал ему на это:
- Я главный из бардов Эльфина. Звездное небо - мне родина. Никому не известно происхождение мое, а мне известно все: и прошлое, и будущее. Пророк Иоанн звал меня Мерлин, и еще Гвион Бах я звался, а сегодня зовусь я Талиесином.
Король был очень изумлен, услышав это, и, вспомнив, как Эльфин нагло бахвалился, приказал Хайнину состязаться с Талиесином в пении.
Едва только Хайнин вздумал запеть свою песню, как вдруг смешался, стал опять гримасничать и бормотать невнятные слова. Напрасно Мэлгон грозил ему и, словно разъяренный лев, метался во все стороны, приказывая каждому из бардов своих петь, как, бывало, певали на пирах, напрасно умолял он их поочередно не срамиться перед бардом его подданного: все придворные барды делали то же, что и Хайнин, самый искусный из них.
Наконец Мэлгон обратился к Талиесину:
- Вижу могущество твое, - сказал он, - но чего же ты от меня требуешь? Зачем ты пришел сюда?
- Я пришел сюда, - отвечал мальчик, - чтобы освободить моего благодетеля. Знай, что много заключается тайной силы в моей песне, что мне стоит только запеть, и ни камни, ни железные цепи - ничто не устоит против моей песни. А тебе я скажу, что с тобой приключится за твое высокомерие.
И он запел грозным голосом песню, от которой кровь застыла в жилах Мэлгона:
- Вон поднимается на море страшное диво, вон несется оно сюда наказать гордого Мэлгона Гвинедда: и лицо, и глаза, и волосы его желтеют, как золото! Смерть ему, неправдивому!.. Сами боги несут эту страшную кару, поднимая ее своим могучим дыханием со дна пучины на Мэлгона, короля Гвинедского.
Чуть только успел он произнести последние слова песни, как с моря вместе с сокрушительным порывом ветра налетел на дворец громадный водяной столб и разбился о его стены. Пошел по всем покоям от этого удара треск и гул. И король, и весь двор выбежали из дворца, ожидая с каждой минутой, что он обрушится на их головы.
- Скорее освободите Эльфина и ведите его сюда! - закричал в ужасе Мэлгон.
Привели Эльфина и отдали его Талиесину, который тут же спел такую песню, что "цепи сами собой упали с его благодетеля".
Мифы, легенды и предания кельтов, - М.: Центрполиграф, 2004